л?“ — продолжал Лейвек.
„Так, так“, — снова закивал следователь.
„Благодарю вас, больше к вам вопросов пока не имеется“. — Адвокат коротко глянул в записи и произнес:
„А теперь попрошу на свидетельское место господина Аларина Финаппа, акцизного чиновника“.
Место свидетельства занял небольшой человечек в дорогом костюме, имевший длинные прямые волосы с небольшой проплешиной на макушке.
„Вы участвовали в манифестации у дома моего подзащитного и в проникновении в его дом?“
„Да“.
„Скажите, до того, как раздались первые выстрелы, никто не пытался проникнуть в дом?“
„Ручаться не могу, я за этим не следил. Не заметил, во всяком случае“, — развел руками свидетель.
„Вы вошли в дом одним из первых?“
„Пожалуй, так. Передо мной бежало всего двое человек“.
„Кто же открыл вам дверь?“
„Никто… Дверь была распахнута…“
„А когда вы стали подниматься по лестнице в дом, что вы увидели?“
„Вот этого“, — свидетель повернулся и ткнул пальцем в Обера, сидевшего на скамье подсудимых. — „Голый, весь в крови, в руках револьверы, глаза бешенные…“
„И что произошло дальше?“
„Он стрелять начал“.
„Только он?“
„Ну, с нашей стороны тоже кто-то стрелял…“
„А дальше?“
„А дальше все назад побежали. Кому же охота под пули-то лезть!“
„И никто не пытался пройти с лестницы дальше в апартаменты?“ — Лейвек строго посмотрел на свидетеля.
„Какое там!“
„То есть те, кто успел пройти дальше всего, остановились у самой лестницы?“
„Точно так“, — плешь наклонилась, — „не далее двух-трех шагов“.
„А что стало с ранеными и убитыми, упавшими на лестнице?“ — поинтересовался адвокат.
„Хвала Ул-Касе, их не бросили там, а вынесли из дома“ — сочувственно произнес свидетель.
„Всех?“
„Всех“.
„Благодарю вас, вы свободны“.
Следующим Лейвек Элбор вызвал эксперта-оружейника.
„Не обратили ли вы внимание“, — начал он допрос, — „на особенность номера у одного из револьверов?“
„Обратил. У револьвера за номером 080 24 явно видны следы исправления номера“.
„И какие же цифры исправлены?“
„Следы исправления заметны на второй и третьей цифрах“.
„А какие там были цифры первоначально, вы не можете сказать?“
„Трудно ответить точно. Такие, которые можно переделать в 8 и в 0. Ну, восьмерку можно изобразить из нуля или из шестерки, или из девятки. Ноль можно переделать из девятки, шестерки, восьмерки, тройки…“
„Защита допрос свидетелей обвинения закончила“, — возвестил адвокат.
В своем выступлении Лейвек Элбор не оставил без внимания ни одной оплошности обвинения и следствия.
„…Итак, как же попали во внутренние покои, расположенные на втором этаже дома моего подзащитного, двое убитых и один раненый? Как там оказались три револьвера, не принадлежащих моему подзащитному?“ — адвокат сделал паузу и поглядел в сторону судей.
''Версия обвинения объясняет это таким образом, что мой подзащитный намеренно перетащил тела и оружие внутрь своих покоев. В тоже время мы имеем показания свидетелей обвинения, которые утверждают, что никто из толпы манифестантов, проникших в дом моего подзащитного, не проследовал от лестницы далее, чем на два-три шага. Мы имеем свидетельство, что всех, — подчеркиваю: всех, — раненых и убитых манифестанты, удирая, вынесли с собой из дома. Мы имеем показания, что толпа проникла в дом через уже открытую дверь. Мы имеем протокол осмотра места преступления, где зафиксированы явные следы взлома входной двери. Толпа дверь не взламывала. Никто не взламывал дверь и у нее на глазах. Это было сделано загодя. Кем?»
«Не стоит ли признать, что показания моего подзащитного соответствуют действительности и эти люди проникли туда значительно раньше манифестантов?»
«Кстати, кто они?» — Лейвек сделал указующий жест в сторону полицейского следователя. — «Ни один из убитых не установлен следствием, а подобранный во внутренних покоях раненый таинственным образом исчез из поля зрения полиции. Тайна!» — Адвокат картинно всплеснул руками. В зале послышались смешки.
«Следствие почему-то так и не озаботилось выяснить, кому принадлежат изъятые револьверы. Я не следователь, не хитроумный сыщик. Я просто зашел в торговый отдел фирмы Зеккерта и получил справку, копию которой я передаю высокому суду. Позвольте зачитать краткую выдержку из нее:
„Револьверы с серийными номерами от 068 21 до 069 00 были поставлены по заказу Управления полиции Порт-Квелато“.»
Последние слова адвоката были покрыты невообразимым шумом. Судья отчаянно зазвонил в колокольчик:
«Я требую тишины! Иначе я прикажу очистить зал!»
Лейвек Элбор выждал несколько минут, пока не установилась тишина, и продолжил:
«По моему требованию прокурор города сделал запрос в столичное Управление полиции с целью выяснить, не были ли эти револьверы утеряны господами из полицейского управления. Я получил копию ответа, которую также прошу приобщить к делу, согласно которой был утерян всего один револьвер, а именно револьвер за номером 068 24. Не кажется ли вам странным, что у этого револьвера три цифры в номере совпадают с цифрами номера того револьвера, из числа найденных на месте преступления, на котором заводской номер был подправлен?» — и адвокат поднял глаза на прокурора.
«Не выдерживает никакой критики версия обвинения, что госпожа Инесейль Грайс была случайно убита в перестрелке, а лишь затем перенесена мужем в спальню, где и была обнаружена полицейским дознавателем. Рядом с госпожой Грайс найден труп неустановленного мужчины, убитого выстрелом в упор именно из того револьвера, который госпожа Грайс сжимала в руке. Это — не случайный выстрел в перестрелке! Равно, как и те выстрелы, которыми была убита госпожа Грайс. Это были не шальные пули с лестницы. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, выстрелы, которыми была убита госпожа Грайс, были произведены с расстояния не более двух метров!»
В зале снова послышался глухой шум. Адвокат перевел дыхание и снова достал какие-то бумаги из материалов дела:
«И как обвинение объяснит следующие факты? Вот передо мной протокол медицинского освидетельствования тела госпожи Инесейль Грайс, урожденной Маррот:
„На правом плече многочисленные ссадины и кровоподтеки. На левой скуле — обширный кровоподтек. На губах — заметные следы крови, однако на самих губах и во рту нет таких повреждений, которые могли бы вызвать подобное кровотечение. На левом плече — синяки, предположительно — следы пальцев рук. На внешней поверхности верхней трети левого бедра и на левой ягодице — многочисленные ссадины…“ — Думаю, картина ясная?»
«А вот выдержки из протокола обследования неопознанного тела, обнаруженного рядом с Инесейль Грайс:
„… На правой щеке — глубокие следы, оставленные человеческими зубами…“
Обвинению и теперь угодно называть все это „случайной смертью госпожи Грайс в перестрелке“?» — язвительно спросил адвокат.
«Наконец, главное обвинение — что мой подзащитный стрелял в толпу и тем вызвал ее на ответные действия, которые обвинение расценивает как оправданные. Я задал себе вопрос: из чего мой подзащитный мог стрелять в толпу? Из своих револьверов? Нет. Из двух револьверов, принадлежащих моему подзащитному, было выпущено тринадцать пуль калибра 8 миллиметров. Все они найдены. Три извлечены из тел убитых на лестнице, семь — из тел раненых в той же перестрелке на лестнице, три — из стены на лестничной площадке».
«Может быть, мой подзащитный стрелял из револьвера своей жены? Но из этого револьвера был произведен только один выстрел, которым госпожа Грайс сразила насильника, покушавшегося на ее честь». — Лейвек сделал паузу и отпил глоток воды из стакана.
«Может быть, мой подзащитный успел перезарядить револьверы? Может быть, но это все равно ничего не доказывает, ибо оба раненных выстрелами из окна ранены пулями калибра 10,5 миллиметра».
«Остается последняя возможность — предположить, что Обер Грайс стрелял из чужого револьвера, из револьвера одного из тех, кто с оружием в руках ворвался в его дом. Но тогда обвинение должно признать, что эти люди проникли в дом моего подзащитного еще до того, как прозвучали выстрелы по толпе». — По залу вновь прокатился шум. Государственный обвинитель о чем-то быстро переговаривался с полицейским следователем.
Адвокат набрал в грудь воздуха, вздохнул, и продолжил свою речь:
«Но из какого же из не принадлежавших ему револьверов мог стрелять мой подзащитный? Револьверы, обнаруженные на лестнице, отпадают — они попали в дом вместе с толпой манифестантов. Из револьвера в ванне вообще не стреляли. Из револьвера, найденного в кармане убитого, что напал на госпожу Грайс, также не стреляли. Один выстрел был сделан из револьвера, найденного посреди спальни. Но мой подзащитный и не отрицает, что он произвел этот выстрел в порядке самозащиты, в ответ на выстрел неизвестного — того самого, что обнаружен убитым под окном спальни. И действительно, он убит одной пулей калибра 10,5 миллиметра, попавшей в живот».
«А вот из револьвера, который сжимала рука убитого, — причем именно у этого револьвера перебиты некоторые цифры заводского номера, — стреляли семь раз. Давайте считать. Одна пуля — в косяке входной двери спальни. Это был неудачный выстрел в Обера Грайса. Две пули — в груди у госпожи Грайс. Остаются четыре. Это и есть те самые четыре пули, выпущенные по толпе манифестантов!»
«Итак, как же видится в свете этих фактов картина произошедшего?»
«Во время манифестации четыре человека, вооруженных револьверами из числа закупленных столичным управлением полиции, врываются в дом моего подзащитного. Двое из них направляются в спальню. Один из этих двоих набрасывается на госпожу Грайс, а другой из револьвера, у которого заранее был подправлен номер, чтобы затем невозможно было установить его принадлежность, делает четыре выстрела по толпе из окна спальни. Факт исправления номера позволяет подозревать, что этот револьвер собирались оставить на месте преступления, вложив его, вполне возможно, в рук