Повесть о потерпевшем кораблекрушение — страница 70 из 144

лк конногвардейцев фельдмаршал Арагиари не без оснований рассчитывал на успех. И в самом деле, к полудню его солдаты, еще раз заполнив трупами лощину перед холмом (уже получившую прозвище «Лощина Смерти»), вышли на южные склоны. Легионеры дважды сбрасывали королевских солдат с холма, но фельдмаршал бросил в бой все припасенные резервы — пришло донесение, что эскадра высадила десант на побережье, беря защитников Сигнального холма в клещи.

В этот момент над Сайлором поднялись четыре аэростата и величественно взмыли вверх, паря над полем боя на небывалой высоте — около 200 метров. По странному стечению обстоятельств артиллерийский огонь Легиона Республики с этого момента стал усиливаться, накрывая не только линии атакующих ротных колонн королевских войск, но доставая и до расположенных за ними батарей. Арагиари смущало то обстоятельство, что защитники Сайлора опять оттянули свои орудия вглубь позиций, и это не дает возможности накрыть их своей артиллерией. Правда, и его пушки были до этого, можно сказать, в неприкосновенности. Но теперь положение изменилось. Огненные кусты разрывов стали ложиться все ближе и ближе к орудийным позициям королевской артиллерии. Старому фельдмаршалу стали поступать донесения о значительном числе поврежденных пушек, о потерях среди артиллеристов.

Однако это не помешало гренадерам и гвардейцам вслед за полком конной гвардии ворваться на Сигнальный холм. Огромное число конногвардейцев полегло под частыми залпами винтовок Скелькера на склонах и на вершине холма, но успех был достигнут.

«Осадные гаубицы — на холм!» — не сдерживая радостного возбуждения, скомандовал старый фельдмаршал.

Корабли Западной эскадры республиканцев заметили сигналы оптического семафора с маяка у входа в бухту. И вот орудия главных калибров стали задирать свои хоботы, увеличивая углы возвышения. Через несколько минут тугой грохот залпа в очередной раз ударил в уши остаткам десанта королевских войск, забившимся в щели у прибрежных камней. Но на этот раз снаряды пролетели высоко у них над головами и обрушились на вершину Сигнального холма. Там уже было сосредоточено более двадцати мощных осадных гаубиц экспедиционного корпуса, готовившихся открыть огонь по городу и порту. Но они успели сделать лишь по два-три выстрела. Высота задрожала, как при землетрясении. Огромные кусты разрывов, поднимая вверх кучи земли, камней и обломков скал, медленно оседали, оставляя надолго повисающие в воздухе столбы пыли.

По Сигнальному холму открыли огонь и 20,5-сантиметровые гаубицы артиллерийского резерва генерала Бадулу, составленного из орудий, задержанных отправкой на северный фронт. Их огонь корректировался с аэростатов воздушного наблюдения и попадания становились все чаще и чаще. Вскоре высота превратилась в кромешный ад. Так прошло не менее часа. Когда орудия республиканцев внезапно прекратили огонь, и на высоту двинулись три батальона легионеров, они почти не встретили сопротивления. В качестве трофеев республиканские солдаты захватили лишь два исправных осадных орудия — остальные были разбиты.

Как только Сигнальный холм снова оказался в руках защитников Сайлора, артиллерийский огонь был перенесен на позиции королевских войск на всем их протяжении. Главной мишенью республиканских артиллеристов по-прежнему оставались неприятельские батареи. Корректировка стрельбы с аэростатов давала свои плоды и с каждым часом убыль в орудиях и в орудийной прислуге у королевских войск росла и росла. Королевская артиллерия уже не могла с прежней силой поддерживать атаки своей пехоты и кавалерии. Понеся в этих, оставшихся бесплодными, атаках, чувствительный урон, королевские солдаты местами даже отошли, позволив защитникам Сайлора вернуть себе почти всю линию обороны, от которой, впрочем, мало что осталось.

Корабли Западной эскадры републиканцев входили обратно в порт, освещенные багровым закатным солнцем, окрасившим их паруса в красивый розовый цвет. Обер Грайс и Тиоро встречали их на набережной. Сын Обера с восхищением смотрел на стройные силуэты парусников с высокой дымовой трубой между мачтами. Но особый трепет у него вызвали приземистые броненосцы, покрытые толстыми листами брони, соединенными массивными заклепками, с круглыми башнями, из которых торчали мощные стволы орудий.

«Громовержец» подошел к причалу предпоследним. Обе его толстые дымовые трубы были продырявлены, а дымила лишь одна. Броневые листы были помяты, швы между ними местами разошлись. Бойницы некоторых орудийных казематов были разворочены, часть броневых дверей сорвана и в их проемах, обрамленных копотью, кое-где сочился сизый дымок. На палубе застыли орудия в броневых полубашнях. Многие из них были покорежены, или вовсе разбиты.

Мимо Обера Грайса и Тиоро пронесли на носилках тела убитых и раненых моряков. Радостный блеск в глазах Тиоро, вспыхнувший при виде победоносных боевых судов, потух. Тела в грязных бинтах, пропитанных кровью, с оторванными конечностями, издающие тяжелые стоны, или вовсе бездыханные, накрытые брезентом с головой, произвели на него оглушающее впечатление. Впервые такое возвышенное и героическое дело, как война, повернулось к нему своей кровавой стороной. Он судорожно вцепился в рукав отца и стоял, не произнося ни слова…

Поздно вечером фельдмаршал Арагиари понял, что понесенные потери лишили его всяких надежд на новый штурм Сайлора. Скорее, надо было думать о том, как выпутаться из этой истории без большого урона. Но времени на подобные раздумья у него не осталось.

На следующий день, 13-го митаэля, артиллерия республиканцев обрушила на королевский экспедиционный корпус град снарядов, словно хотела немедленно опустошить все свои склады боезапаса. Затем республиканцы повторили свой маневр с прорывом бронепоездов вглубь обороны противника. На этот раз бронепоезда и следующие за ними эшелоны с войсками прорвались вглубь позиций противника на пять километров, на ходу, под огнем исправляя поврежденный рельсовый путь. Лагерь экспедиционного корпуса оказался отсечен от дороги и от войск правого крыла.

Фельдмаршал Арагиари настойчиво посылал свои войска в атаку, пытаясь прорваться к дороге. Против бронепоездов он сосредоточил огонь всех своих уцелевших тяжелых орудий. Вскоре их сосредоточенный огонь превратил эти поезда в груду железных обломков. У фельдмаршала еще оставались под рукой уланский и гусарский полки и он бросил их на прорыв. Генерал Бадулу бросил им навстречу один кавалерийский полк, который он берег до последнего часа.

Королевские кавалеристы смяли пехоту республиканцев в поле на подступах к дороге, несмотря на частую винтовочную пальбу, и сшиблись лоб в лоб с конным полком Легиона Республики. Со стороны казалось, что этот полк сейчас будет сметен вдвое превосходящими его силами. Арагиари был уверен в этом.

Раздалась ружейная и пистолетная трескотня. Гусары и уланы лихо разряжали свои пистолеты и карабины, кавалеристы Легиона прекратили винтовочный огонь и схватились за револьверы. С саблей в одной руке и с револьвером в другой они прокладывали себе дорогу в гуще королевских всадников. Хотя королевские уланы и гусары по праву пользовались репутацией лучшей кавалерии мира, каждый из конников Легиона благодаря револьверу успевал выбить из седла двух, а то и трех своих противников, прежде чем его настигал ловкий сабельный удар.

Когда револьверы были разряжены, конники бились лишь холодным оружием. Здесь преимущество было за королевской кавалерией, но большие потери от револьверов республиканских кавалеристов привели к тому, что стремительная лавина королевских всадников, бросившихся на прорыв, превратилась в беспорядочную карусель встречного боя. Кавалеристы обеих противоборствующих сторон крутились возле дороги, вытаптывая траву и превращая сырую землю в грязное месиво. Остатки республиканской пехоты, сметенной кавалерийской атакой, оправились, и встретили подошедших королевских солдат отчаянной винтовочной пальбой. К ним присоединились остатки команд разбитых бронепоездов. Туда же срочно подтягивались две роты с соседних участков…

Фельдмаршал Арагиари надеялся, что его левое крыло ударит по прорвавшимся республиканцам со своей стороны, беря их в клещи. Но командующий левым крылом предпочел собственное спасение спасению всего экспедиционного корпуса. Полки левого крыла бросились назад, огибая вклинившиеся в их позиции войска республиканцев лесными тропами и выходя на дорогу, открывающую возможность к отступлению. Тем временем наступательный порыв королевских кавалеристов, уже одолевших было своих противников, но оказавшихся под плотным винтовочным огнем пехотинцев, иссяк окончательно.

Кольцо вокруг лагеря фельдмаршала Арагиари сжималось. Артиллерия республиканцев молотила без устали по небольшому пятачку, на котором сгрудились остатки экспедиционного корпуса. К вечеру Арагиари сдался. Лишь немногим удалось уйти через прорезанную оврагами холмистую возвышенность, заросшую сплошным колючим кустарником.

Обера Грайса уже не особенно волновал исход боев под Сайлором и результаты преследования разбитого противника. Задержанная отправкой тяжелая артиллерия спешно грузилась на поезда, идущие на северо-восток. Туда же шли составы с амуницией, боеприпасами, и батальонами легионеров, высвободившимися после победы под Сайлором. В доки Сайлорской судоверфи был поставлен на ремонт «Громовержец» и еще несколько судов. Работы хватало и на других заводах фирмы Далуса.

В эти дни из Порт-Квелато на его имя была доставлена телеграмма из банка:

«Управляющий отделением банка в Лариоле сообщает смерти мадам Эльнерайи Кантанитои зпт вдовы зпт урожденной Маррот зпт последовавшей после продолжительной легочной болезни прошлой неделе тчк Просим Ваших инструкций относительно выплаты ежемесячного пенсиона тчк Счета отделения банка Лариоле заморожены ввиду военных действий».

Эльнерайя Маррот, по мужу — Кантанитои, была младшей сестрой покойной жены Обера Грайса, Инесейль. Ее замужество было крайне неудачным — муж быстро промотал все полученное приданое и унаследованный от профессора Маррота дом, а затем и сам, будучи пьяным, погиб на улице, сбитый фаэтоном. Эльнерайя осталась одна, с годовалой дочкой на руках, безо всяких средств к существованию. Обер назначил ей ежемесячный пенсион, но в последнее время с выплатой его произошли задержки — в земле Королевы Айлин были заморожены все банковские счета, принадлежавшие граждана