Первые шрапнели стали рваться с большим недолетом. Пока телеграфисты отстукивали на батареи новые целеуказания, а туда, где была порвана связь, мчались вестовые, пока меняли установку дистанционных трубок, пехота продвинулась вперед и теперь шрапнель рвалась с перелетом.
Генерал Моитор, наблюдавший за ходом сражения в свою любимую старенькую подзорную трубу, блестевшую начищенной бронзой, заметил своему адъютанту:
«Их артиллеристы ни к черту не годятся. Эти мятежники так и не научились воинскому делу. Впрочем, чего ожидать от этого сброда. Разве это армия!»
«Так точно, Ваше превосходительство!» — подобострастно поддакнул адъютант.
Наконец, первые шрапнели стали разрываться над стройными линиями войск метрополии. Однако до траншей осталось уже менее трех сотен шагов. Артиллерия вынуждена была замолчать, и лишь шесть батарей, установленных на прямую наводку, били картечью. Пехота противника приготовилась к последнему броску, но тут ее встретило неожиданное препятствие — плетни, заборы и частоколы, кое-где поваленные артиллерийским огнем, но по большей части уцелевшие. Подчас хватало нескольких ударов сапогами и прикладами, чтобы повалить такое препятствие, но тем временем солдаты Федерации открыли неожиданно частый винтовочный огонь, используя заминку в движении атакующих.
Численное превосходство экспедиционного корпуса было достаточно велико, чтобы справиться и с этой неприятностью.
Даже ручные бомбы, полетевшие из траншей навстречу солдатам метрополии, не смогли остановить их. На первой линии окопов вспыхнул ожесточенный штыковой бой…
«Смотрите, они бегут!.. Мерзавцы!» — генерал Валенруш на наблюдательном пункте в ярости сжимал кулаки. Выскочив из блиндажа, он, в окружении свиты, побежал вниз по склону, выхватывая на ходу саблю из ножен. Миновав третью линию траншей, он спустился ко второй и закричал:
«Слушай мою команду! Передай по цепи! Встречаем противника залпом с колена — и в штыки!»
Ручные бомбы пошли в ход и на второй линии траншей. Вслед за ними грянул винтовочный залп и противники сошлись в штыки грудь в грудь.
Первая атака была отбита. Войска метрополии не вышли даже к позициям батарей.
Генерал Паттамолью Моитор вовсе не был раздосадован этой неудачей. Сделать огневой налет на полчаса — и в новую атаку! Полсотни пушек выдвинуть вперед для стрельбы прямой наводкой, чтобы наверняка сбить батареи мятежников и поточнее пропахать их траншеи.
Вторая атака была отбита так же, как и первая. Но потери, особенно в артиллерии, заметно возросли. Впрочем, и федераты нанесли артиллерии противника немалый урон, пользуясь большей дальностью стрельбы новыми снарядами. А шестнадцать новейших пушек без устали молотили по батареям экспедиционного корпуса, но действенность их стрельбы была невелика. Аэростаты воздушного наблюдения пока так и не поднялись в воздух и корректировка стрельбы велась едва ли не наугад.
Обер Грайс работал рядом с механиками, сбросив с себя форменную тужурку с погонами и засучив рукава. Однако если аэростаты уже были близки к готовности, сборка дирижаблей задерживалась. Множество трубочек, сочленений, крепление двигателей к гондоле, сборка защитного каркаса, окружавшего места установки шести горелок — все это требовало тщательной неторопливой работы. А время не ждало.
Генерал Моитор решил сделать ставку на третью атаку, поддержав ее кавалерией.
На холмах завязалась отчаянная схватка. Противник вышел к третьей траншее и ворвался на позиции передовых батарей. В долине его попытки продвинуться были по-прежнему безуспешны — огонь с кораблей и с бронепоезда расстраивал все атаки. Но на левом фланге Моитор бросил в атаку сразу всю свою кавалерию.
На левом фланге раздались частые залпы артиллерии, а немного погодя послышались и винтовочные залпы, перешедшие вскоре в беспорядочную пальбу.
«Как там Тиоро?» — с тревогой подумал Обер. Не успев додумать эту мысль до конца, он бросил инструменты, наспех вытер руки ветошью, засунул руки в рукава мундира и бросился к своему коню. Не раздумывая больше, он вскочил в седло и поскакал на левый фланг. Еще не достигнув линии траншей, он уже заслышал посвист пуль у себя над головой. Привстав в стременах, Обер увидел массу конницы противника, выдвигавшуюся для решительной атаки левого фланга, спешился, бросил поводья какому-то ездовому с расположенной неподалеку артиллерийской батареи, и бегом кинулся вперед. Он едва успел разыскать отделение Тиоро и запрыгнуть в траншею, как прямо перед ней показалась конная лава.
Отделение Тиоро, занимавшее третью траншею, встретило кавалерию дружным винтовочным огнем. Заграждения, заметно прореженные артиллерийским огнем, все же несколько замедлили темп атаки, давали возможность овладеть собой, выбрать верный прицел. Но все равно лавина всадников накатывалась неумолимо. Обер, несмотря на опасность, чувствовал себя увереннее, стоя бок о бок с сыном. А Тиоро, напротив, заволновался, то и дело косясь на генеральский мундир отца.
Всадники достигли первой линии траншей. Многие были выбиты из седел последним дружным винтовочным залпом, но остальные с ходу проскочили вперед и помчались дальше. Кое-кто из солдат-федератов, поддавшись панике, выскочил из траншеи и пытался спастись бегством. Но им было не уйти от преследовавшего их верхами врага. Другие, сохранившие самообладание, продолжали бить из винтовок по летящим мимо них кавалеристам.
«Из траншей не вылезать! Зарубят тут же!» — закричал Тиоро. — «А если кто вздумает бежать, того я сам заколю на месте!»
Большая часть федератов продолжала отстреливаться из окопов, видя незавидную участь тех, кто, потеряв голову, пытался спастись бегством. Все они почти сразу же потеряли головы в буквальном смысле слова — кавалеристы лихо орудовали саблями. На бойцов Тиоро, конечно, действовал и вид стоящего в одной траншее с ними бравого бригадного генерала с седеющей головой, взявшего в руки винтовку, как рядовой боец.
Вот первые всадники миновали уже и шестую траншею, но оставшиеся в живых бойцы продолжали стрелять по несущимся мимо них кавалеристам, то и дело высаживая кого-нибудь из седла. Обер Грайс, стоя рядом с сыном, методически расстрелял все четыре доставшиеся ему обоймы, отбросил винтовку, и теперь навскидку, попеременно с обеих рук, бил из револьверов, отсчитывая патроны, остававшиеся в барабанах…
Прорыв кавалерии противника на левом фланге и угроза выхода ее в тыл позиций федератов не остались незамеченными для генерала Валенруша. Но у него практически не осталось резервов — резервный полк уже дрался на гребне холмов, пытаясь отбить у неприятеля захваченные артиллерийские позиции и вернуть пушки. Единственное, что Ноити Валенруш мог противопоставить атаке кавалерии — снять с позиций на холмах и выкатить на прямую наводку восемь пушек артиллерийского резерва, чтобы ударить картечью в упор, пока две кавалерийские бригады федератов разворачивались для контратаки.
На левом фланге все смешалось. В траншеях уже шел бой с подошедшей вражеской пехотой. Сотни полторы федератов, оставивших траншеи, сгрудились вокруг артиллерийских батарей, отстреливаясь от наседавшей кавалерии. Всадники экспедиционного корпуса уже окружили эти восемь пушек, но те продолжали бить картечью по кавалерии врага, а пехотинцы-федераты из последних сил пыталась не допустить конников противника расправиться с артиллерийской прислугой. К месту боя уже летела на рысях, переходя в галоп, первая бригада кавалерии федератов.
Винтовки в траншеях тем временем замолкали одна за другой — в подсумках солдат кончались патроны. Обер Грайс, стараясь сохранять самообладание, шепнул сыну:
«Прикажи собрать патроны из подсумков убитых!»
Вокруг Тиоро собралось около трех десятков человек, среди которых не было ни одного офицера — ротный командир и все взводные были убиты или тяжело ранены.
«Рота! Слушай мою команду!» — раздался над полем боя звонкий мальчишеский фальцет со слегка сиплыми от усталости нотками. — «Всем проверить подсумки убитых и собрать оставшиеся патроны. Кому не хватит патронов — драться штыками!»
Обер Грайс вставил в барабан своего револьвера последние четыре патрона.
«По пехоте противника! Прицел постоянный! В пояс! Огонь!» Трескуче раскатился нестройный залп. Пехота экспедиционного корпуса отвечала огнем с колена и из занятых траншей. Вдруг сзади явственно заслышался близкий конский топот.
«Опять кавалерия…» — со страхом выдохнул один из бойцов. И это действительно была кавалерия врага. Изрядно потрепанная при прорыве, она не выдержала удара первой и второй кавалерийских бригад федератов, и откатывалась назад…
Над полем боя легли длинные косые тени, отбрасываемые лучами солнца. В лощинах между холмами заметно потемнело. Войска экспедиционного корпуса были отброшены и на этот раз. Артиллерия продолжала перестрелку, но генерал Моитор уже решил на сегодня прекратить атаки. Завтра — да, завтра! — он ударит не так, как сегодня. Все силы надо будет направить на левый фланг — туда, где у противника слабее позиция. Если бы он бросил резервы не на фронтальную атаку холмов, а подкрепил ими кавалерию, да еще добавил бы им конных артиллеристов, то сражение уже было бы выиграно. Ну что ж, никто не помешает ему сделать это завтра. Но на всякий случай он отправил вестового в Латраиду с приказом выделить еще не менее 3 тысяч штыков и 20 орудий, с тем, чтобы к утру они прибыли на позиции. Резерв не помешает.
Почти всю ночь на позициях федератов кипела работа. Исправлялись траншеи, заваленные артиллерийским огнем, оттаскивались в тыл разбитые орудия, на позиции доставлялись боеприпасы, протягивались провода телеграфной связи. Работа кипела и в тылу — при свете керосиновых ламп оперировали раненых. Сам доктор Фараскаш, начальник медицинской службы, не отходил от операционного стола. Еще дальше от передовой заканчивалась сборка дирижаблей. Не спали и в штабе.
Потери первого дня были очень велики. Убыль — и в орудиях, и в людях, — было нечем восполнить. К счастью, к исходу ночи подошли четыре роты добровольцев, да с Ахале-Тааэа прибыл давно ожидавшийся полк с 12-ю орудиями. Добровольцы были определены в резерв, а полк был поставлен за левым флангом и ему был дан приказ спешно оборудовать позиции для круговой обороны. Для круговой обороны приспосабливались и старые позиции на левом фланге. Генерал Валенруш опасался, что завтра главный удар противника придется именно сюда.