Через пятнадцать минут после своего появления над полем сражения дирижабли достигли расположения противника. Его батареи, склады снарядов, штабные палатки четко просматривались сверху. По дирижаблям стали стрелять из винтовок. Сначала раздавались одиночные выстрелы, потом они зазвучали все чаще и чаще. Пилот дирижабля N1 потянул рулевые тяги, подправляя курс, и закричал, стараясь заглушить трескотню моторчика в хвосте гондолы, который вращал толкающий винт:
«Приготовиться к бомбометанию!»
Бомбометатель открыл люк в сколоченном из реек в виде решетки полу гондолы, и глянул вниз. Впереди по курсу виднелась шестиорудийная батарея противника. Правда, одного из орудий не было на предназначенном для него месте, а второе лежало на боку, лишившись одного колеса. Бомбометатель взял из ящика снаряд от 9-сантиметровой пушки с наскоро приделанным к нему стабилизатором из лакированного картона и снял защитный колпачок с ударного взрывателя. Кажется, пора!
Он поднял снаряд над люком, взрывателем книзу, и, помедлив мгновение, разжал руки. Снаряд камнем полетел вниз и почти тут же на поверхности земли блеснуло пламя, поднялось облако дыма, полетели в разные стороны осколки и комья земли, прогрохотал взрыв. Далековато! До пушек еще метров пятьдесят, а то и больше.
Тем временем дирижабль подлетел поближе и вниз полетел следующий снаряд. Этот рванул уже метрах в пятнадцати от орудия, зацепив осколками кое-кого из прислуги, но сама пушка осталась невредимой.
«Мимо проскакиваем!» — заорал бомбометатель.
«Ничего, впереди еще одна батарея, на ней и отыграемся!» — оправдывался пилот.
Первый заход дирижаблей был малоэффективен. Было повреждено всего два орудия, да выведено из строя несколько солдат. Психологический эффект был гораздо больше. Как же, ползут по небу этакие чудища и безнаказанно швыряют в тебя снарядами, а ты перед ними как на ладони и убежать или укрыться некуда!
Дирижабли медленно развернулись и пошли на второй заход. На этот раз результаты бомбометания были чуть получше. Еще три орудия были в разной степени повреждены близкими разрывами. Но прямого попадания так и не было ни одного. Израсходовав снаряды, дирижабли легли на обратный курс. Внизу вздохнули с облегчением. Но не прошло и 2-х часов, как серые туши снова выплыли из-за холмов…
Tрижды вылетали дирижабли на бомбежку, но результаты ее были недостаточно внушительны. Правда, больше десятка орудии противника было повреждено, было убито и ранено не менее сотни солдат. Однако этот успех не мог еще переломить ход сражения в пользу федератов. Поэтому отправляясь в четвертый, последний вылет уже на самом закате; командир отряда дирижаблей решил снизить высоту бомбометания до ста метров.
Крутясь над позициями противника, дирижабли на этот раз доставали его гораздо чувствительнее. Две батареи противника, завидев дирижабли, решили сняться с позиций, чтобы выйти из-под бомбежки, и несмотря на это еще несколько орудий было выведено из строя, взлетел на воздух склад боеприпасов, несколькими удачно брошенными снарядами был рассеян кавалерийский полк, совершавший марш в своем тылу. Но винтовочным огнем с земли был пробит бак с бензином на дирижабле N2. Его гондолу и оболочку охватило пламя, и горящий дирижабль рухнул на поле вблизи позиций экспедиционного корпуса, превратившись в гигантский погребальный костер для своего экипажа. Через несколько минут в этом костре начали взрываться неизрасходованные снаряды, разбросав в разные стороны горящие отметки.
В тот день генерал Маитор так и не решился начать новое наступление на позиции федератов, затребовав из Латраиды для подкрепления все, что возможно, оставив в столице лишь несколько батальонов для охраны. А рано утром в небе снова показались аэростаты наблюдения, возобновился артиллерийский обстрел, и над позициями экспедиционного корпуса повисли три оставшиеся дирижабля, засыпая их сверху снарядами.
Одиннадцать оставшихся исправными новейших пушек были сведены командованием федератов в одну батарею, которая обрушила свой огонь на позиции артиллерии экспедиционного корпуса, заставляя его батареи то и дело прекращать огонь, меняя позиции. Тем не менее потери экспедиционного корпуса в орудиях все росли.
Остальные пушки федератов открыли огонь на максимальную дальность, стараясь нанести урон войскам противника, только строящимся для атаки. Аэростаты бомбили их сверху. Однако сорвать атаку не удалось.
Потери федератов за предшествующие два дня и в людях, и в вооружении были слишком велики. Обескровлены были и войска противника. Генерал Маитор, понимая слабость своего корпуса, решил нанести удар не по всей линии обороны, а только в центре и по левому флангу федератов.
Как и в предыдущие дни, была прорвана оборона на левом фланге. В центре же экспедиционному корпусу удалось лишь вклиниться в позиции федератов. Пока на холмах продолжалась схватка, солдаты метрополии опрокинули левый фланг и зашли в тыл основной позиции. На этот раз они не стали захватывать Минрилиб, а направили удар на батареи, артиллерийские склады, площадку базирования дирижаблей.
Обер Грайс возглавил немногочисленные тыловые подразделения, которые из последних сил пытались задержать натиск противника. К ним присоединилось около полутора сотен раненых из госпиталя. Обер кусал губы — опять Тиоро оказался где-то позади наступающих войск противника. Что с ним? Жив ли?..
Генерал Валенруш достаточно быстро понял, что у него остается не больше получаса (а то и меньше), чтобы найти средства избежать неминуемо надвигавшегося поражения. Он снял четыре батальона с правого фланга и из долины реки и этими силами нанес контрудар. Полки экспедиционного корпуса были оттеснены к захваченной ими линии траншей левого фланга. Но большего добиться не удалось.
Противники несколько раз поднимались в атаки и контратаки, но к вечеру ситуация практически не переменилась.
Пока на холмах и на равнине шли бои, дирижабли методически продолжали бомбардировать позиции экспедиционного корпуса. После обеда винтовочным огнем был поврежден еще один дирижабль. Был перебит бензопровод, двигатель заглох, горелки погасли. Дирижабль пытался развернуться, описывая плавную дугу. Теряя высоту, он начал постепенно приближаться к своим позициям, но не долетел. К нему тут же устремились солдаты противника. Пилот-командир дирижабля был тяжело ранен, механик убит. Оставшийся в живых бомбардир помнил приказ, категорически предписывающий в случае вынужденной посадки или аварии на территории противника уничтожить все механизмы дирижабля. Поджечь? Не успеть…
Когда десятки солдат окружили гондолу, едва видневшуюся из-под полуспущенной оболочки, мощный взрыв разметал обломки и обрывки в разные стороны. Остатки дирижабля вспыхнули…
На ночном заседании штаба федератов после доклада об обстановке воцарилось тягостное молчание.
«Так какие будут предложения?» — еще раз повторил свой вопрос генерал Ноити Валенруш.
«Надо отходить» — тихо, но твердо произнес один из командиров полков. — «Отходить немедленно. Всю артиллерию нынче же ночью отвести за Минрилиб. Навести переправы и под прикрытием огня с кораблей и бронепоезда отойти на другой берег Траиды, в горы. Так мы спасем остатки армии».
Остальные по-прежнему молчали, не решаясь ни присоединиться к этому решению, ни возражать против него. Обер Грайс находился в подавленном настроении. Судьба Тиоро была ему неизвестна — после последнего прорыва противника на левом фланге, многочисленных контратак и новых атак противника, позиции противостоящих сторон так перемешались, что многие группы бойцов были отсечены и изолированы, связь с ними отсутствовала.
Обер, не вставая с места, произнес громким, решительным голосом:
«Следует не отступать, а атаковать». — Вокруг зашумели.
«Другого выхода у нас просто нет» — начал объяснять Обер. — «Если мы отступим, то все преимущества окажутся у противника. Через три, а то и через две недели могут подойти транспорты с подкреплениями. Поражение врагу надо нанести сейчас, когда у него практически исчерпаны резервы».
«Чем нанести-то?» — с надрывом выкрикнул кто-то.
«Не дожидаясь рассвета, посадить не менее 4 тысяч бойцов на бронепоезд и железнодорожные составы, на лодки, на канонерку и мониторы — и двинуть вперед, нанести удар по левому флангу противника. Не дожидаясь рассвета — чтобы не дать противнику обнаружить отвод наших войск с позиций. Артиллерийский обстрел начать одновременно с высадкой десанта с реки». — Обер замолчал.
«Это верная смерть» — с трудом выговорил командир кавалерийской бригады, голова которого была перевязана окровавленными бинтами (в бригаде же оставалось к настоящему моменту меньше полусотни сабель). — «Но я — за! Помирать — так с музыкой! Все равно в этих траншеях нас не сегодня-завтра задавят. Так лучше выйти в открытое поле и дать им прикурить напоследок!» — в голосе его звучало лихорадочное возбуждение.
«Это очень рискованное дело» — вступил в разговор начальник артиллерии. — «Конечно, противник может, не разобравшись в обстановке, переоценить силу нашего удара и отвести войска с захваченных им наших позиций. Но он может и не обмануться, а ударить по нашей ослабленной обороне — и что тогда? А тогда, независимо даже от возможного успеха десанта, мы потеряем всю артиллерию и склады боеприпасов! И наши войска, ушедшие вперед, будут обречены».
«Да, такая опасность есть», — отозвался Обер Грайс. — «Поэтому все оставшиеся на позициях войска и артиллерию надо немедленно отвести на правый фланг и там организовать прочную оборону. Сил будет достаточно, чтобы на ограниченном участке создать действительно прочные позиции».
«Но тогда противник закрепится на оставленных нами холмах и захватит Минрилиб, перережет железную дорогу…» — отозвался начальник артиллерии.
«Надо упредить его. Атаковать, не дожидаясь paccвета. Ошеломить его нашей дерзостью, не дать разобраться в обстановке. А это значит, что перегруппировку надо начинать немедленно!»