й остров в поисках пищи, един раз как-то видели там люди даже медведя, кормящегося сладкой малиной в густых непролазных зарослях чапыжника[172].
На острове некий инок вырыл в земле небольшую пещерку и там в одиночестве, вдали от мирской суеты предавался беседе с Богом. Поначалу ничто не нарушало покой монашка, но вскоре явились на остров на длинных ладьях-драккарах[173] нурманы. Приплыли из Свитьода[174], держали путь в дальние страны в поисках лёгкой и богатой добычи. Полочане нурманов у себя не приняли, велели им остановиться подальше от городских стен. Знали хорошо буйный норов иноземцев, молящихся страшному кровавому богу войны Одину.
Но нашёлся, по всему видать, человек, не убоявшийся нурманской свирепости. Держа под уздцы смирного солового иноходца, спустился он к берегу Двины, оставил коня на берегу на попечение некоего подростка, сел в утлый чёлн и быстро и умело загрёб вёслами.
Мало кто узнал бы в смуглом загорелом молодце с непокорно вьющейся копной иссиня-чёрных волос, в шапке с опушкой куньего меха, в лёгком синем зипуне, наброшенном на плечи поверх рубахи с вышитым воротом, одного из сынов покойного князя Владимира – Позвизда. Год минул, как бежал он из Луцка в Полоцк к своему племяннику Брячиславу. С той поры терпеливо ждал Позвизд, когда же удастся ему воротиться обратно на княжение.
Чёлн упёрся в прибрежный песок. Позвизд оставил вёсла, подтащил его к берегу, после чего обратил взор на нескольких обступивших его нурманов. Все как один были рослы, светловолосы, один из них, с большим кольцом в ухе, был наголо брит. У всех за поясами торчали ножи, двое держали в руках огромные двуручные секиры.
«Воины добрые», – оценил их Позвизд, выбравшись на песок.
Спросил по-русски, хотя разумел и по-свейски, правда, не особенно хорошо:
– Хочу видеть вашего старшего. Кто он, не знаю: ярл, конунг.
Один из нурманов, знавший, видно, славянскую молвь, ответил нехотя:
– А кто ты такой? Кем послан? Что тебе до нашего предводителя?
– Хочу предложить одно дело. А сам я – Позвизд, сын князя Владимира.
– О, кназ Вальдемар! – уважительно протянул нурман.
– Говоришь, его сын? – недоверчиво взглянул на Позвизда другой воин.
– Приведём его к нашей королеве. Она разберётся, – сказал третий.
Позвизд удивился. Из разговора нурманов до него дошло, что заправляет здесь некая королева.
Его провели в большой шатёр, расставленный под раскидистым толстоствольным дубом. Светлокосая служанка шмыгнула за войлочную стенку.
Посреди шатра на кошмах сидела довольно молодая ещё красивая женщина, белокурая, со светлыми синими глазами и породистым носом с едва приметной горбинкой. Подбородок её был твёрд и упрям, на щеке виднелся небольшой рубец. Волосы королевы ниспадали сзади на плечи неровными прядями, видно, она недавно обрезала их ножом. На голове у неё красовался золотой обруч, украшенный на лбу и на висках большими кольцами, в ушах блестели серебряные серьги с красными самоцветами. В шатре было прохладно, и нурманка поверх рубахи набросила на плечи дорогую горностаевую мантию. Рядом с королевой на кошме лежал меч в обшитых сафьяном ножнах.
– Садись, – указала она Позвизду на место против себя. – Говори, зачем приплыл. Я, Астрида, внучка викинга Скоглара, славного морским разбоем, дочь Эрика Свейского, властительница Готланда, спрашиваю тебя, юноша.
У Позвизда по спине пробежали мурашки.
«Астрида! Легендарная Астрида Сторрада! Та самая, о коей песни слагают заезжие гусляры! Жестокая беспощадная язычница! Она Всеволода, брата моего, сожгла во дворце вместе с прочими женихами!» – Молодой князь было смешался, уже и пожалел о том, что явился сюда, в нурманский стан, но взял себя в руки.
Подумал, немного даже насмехаясь над самим собой: «Я ж не в женихи ей набиваться пришёл».
Заговорил твёрдо, как подобает сыну Владимира Крестителя, правда, порой мешая свейские и славянские слова:
– Моё имя – Позвизд. Я – младший сын конунга Вальдемара. Моё владение – город Луцк. Это на Волыни, к югу отсюда. Мой старший брат Святополк выгнал меня из моего удела. Второй год я живу здесь, в Полоцке. Хочу вернуть свою волость. Приехал к тебе, гордая королева. Если поможешь мне снова сесть в Луцке, не пожалею богатства.
– И сколько дашь?
– Унцию серебра в месяц. На каждого ратника. Половину дам тотчас, как подпишем договор.
– Полторы, – потребовала Астрида. – А мне – три унции.
– У меня нет столько, – признался Позвизд. – Для тебя найду и четыре, но для воинов – не более одной.
Астрида, приставив палец к подбородку, задумалась.
– Не забывай про военные трофеи, про добычу, пленников, – напомнил ей Позвизд.
– Но путь до Луцка нелёгок, – после недолгого молчания заметила королева. – Речные дороги тяжелы для больших судов. И потом – нам предстоит часть пути преодолеть посуху. Ладьи надо тащить волоком.
– Волоком нам предстоит малая часть пути, от Двины до Усвяти. Дальше поплывём по большим рекам: сначала по Днепру, потом по Припяти. И оттуда на Стырь.
– Тебя не обманешь, князь. Умеешь убеждать. – Астрида внезапно засмеялась. – Хорошо, я согласна на твои условия. Завтра я прибуду к тебе в Полоцк с двумя начальниками ладей. Тогда мы и договоримся окончательно. А сегодня… Ты пьёшь ол, князь?
– Нет, только чистую ключевую воду и квас.
– Впервые вижу такого человека, тем более – князя, – удивилась нурманка. – Ведь хмель горячит кровь перед боем.
– Зато мешает в час схватки думать, куда бы больнее ударить врага, – спокойно возразил ей молодой Позвизд.
Астрида снова рассмеялась.
– Ты славный юноша, – сказала она. – Или, быть может, ты боишься отравы?
– В гостях у такой мудрой правительницы мне нечего бояться, – тотчас нашёлся Позвизд.
– Надеюсь, мечом ты владеешь не хуже, чем языком, – с наигранным неудовольствием проворчала королева.
Слова её прервал ворвавшийся в шатёр бритоголовый нурман, который приволок за шиворот и бросил перед королевой на колени убогого монаха в чёрной рясе, маленького, тщедушного, дрожащего от страха.
– Сидел в яме, молился своему Иисусу! Прикажи казнить его, благородная госпожа!
Астрида разгневалась.
– Развелось этой заразы! Везде, повсюду эти монахи! Вот по милости таких святош я и лишилась власти в королевстве свеев! Повесить его на дереве!
– Остановись, светлая королева! – вмешался Позвизд. – Отпусти, не трогай этого человека! Он – всего лишь безобидный монах. Убьёшь его – не будет удачи в нашем деле.
– Ты, наверное, тоже веришь в Христа?! – подозрительно глянула на Позвизда Астрида. – Мне же ваш Христос доставил много неприятностей. Из-за него король Олаф, мой брат, пошёл против меня. Он – мальчишка, наподобие тебя, и он стал рушить капища наших богов, стал смеяться и позорить веру своих предков! А знаешь, кто ходит у него в советниках? Епископы и монахи!
– Может, твой брат и поступил худо. Но этот монах здесь ни при чём. Отпусти его, – продолжал стоять на своём Позвизд. – Убьёшь его, поднимется простой люд. Плохо тогда придётся всем нам.
– Хорошо, пусть будет по-твоему. – Астрида махнула рукой чубатому. – Свен! Прогони его! Пусть убирается!
Монах, поняв, что спасён, поспешил унести из шатра ноги.
Следом за ним поднялся и Позвизд.
– Мне пора, светлая королева. Жду тебя завтра в городе.
Астрида проводила его до ладьи.
…Утром они стояли на забороле дубовой крепостной стены, смотрели вдаль. Договор был подписан, все спорные вопросы улажены, но Астрида почему-то не спешила возвращаться в свой лагерь.
– Поплывём туда, – показывал ладонью Позвизд. – Придётся грести против течения, но Двина – река не быстрая. Как и Припять. А на Стыри берега низкие, болотистые. Зато город – как в сказке. Залит солнцем, светел.
– Ты не ответил на мой вопрос: ты крещён? – допытывалась Астрида.
– Да. Как и все в нашем роду. Моё крестильное имя – Василий. Это имя носил и мой отец.
– Ненавижу христиан!
– Ты просто ничего не знаешь, не понимаешь. Не читала книг, не разумела премудрости отцов церкви.
– Вы – русы – не похожи на нас. Совсем не похожи. Могла бы прогнать тебя вчера, а монаха повесить. Не знаю, что меня остановило. Наверное, это из-за тебя. Почему-то ты запал мне в душу, молодец. Не пойму, что со мной творится. Такого же, как ты, Всеволода, сожгла во дворце. Сама факел поднесла к двери.
Королева положила руку на плечо Позвизда, вдруг уронила ему на грудь голову, смотрела светлыми своими глазами на него снизу вверх, словно просила его о чём-то.
«Да ведь она несчастна, она только хочет казаться сильной. А сама – слаба. Потеряла Готланд, ищет место своё на земле, злится, обрести не может», – подумал неожиданно Позвизд.
Он прижал нурманку к груди. Так стояли они, обнявшись, на стене Полоцкой крепости, не замечая, как бросает в них порывистый ветер свои холодные струи. Начиналась любовь – большая, сильная, светлая, побеждающая былые страсти и возвышающая, та самая, что вынуждает прощать и верить.
Впереди ждал их обоих длинный и долгий путь по речным дорогам.
Глава 30
На крутом скалистом холме над излучиной Вислы некий князь Крак или Грах за четыре столетия до Христова Рождества, как рассказывают легенды, поставил крепость. Выбрал на вершине холма ровную плоскую площадку, которую обнёс стеной с восемью зубчатыми башнями. Холм сей, обрывающийся склонами своими прямо в Вислу, называли Вавелем, и сам замок Крака тоже потому прозвали Вавельским. На другом берегу реки заложил Крак поселение, выросшее с годами в большой окольный город. От Крака пошло и имя городу – Краков. В окольном городе, испещрённом сеткой узких улиц, образующих прямоугольные кварталы, проживал ремесленный люд. Славился Краков своими суконщиками, горшечниками, тороватыми[175] купцами, привозившими из далёких земель диковинные товары. Но не только мирная жизнь текла в этих краях, на земле племени вислян. Не один раз осаждали Краков вражеские полчища. В такое время превращался Вавель с его крутыми валами и каменными стенами в неприступную твердыню.