Ответил Король:
– Твое желание будет исполнено, ты получишь ту женщину, которой надлежит быть с тобой.
Превыше меры обрадовали Холблита эти слова, Король показался ему теперь дарующим успокоение и утешение каждому сердцу, как говорило о том его резное изображение в Чертоге Опустошителей, и молодец поблагодарил его и благословил.
Но Король велел ему быть с ним в этот вечер и пировать у него.
– Утром, – молвил он, – ты отправишься своим путем и узришь ту, которую должен любить.
Потом пришел вечер, и началась ночь, теплая, благоуханная, искрящаяся звездами; и они вошли в шатер Короля, и там был пир – прекрасный и изысканный, как и положено; и Холблит ел мясо с собственного блюда Короля и пил из его чаш; но и мясо не было вкусно, и вино не приносило восторга, ибо им владело желание.
А когда пир завершился, девы отвели Холблита ночевать в прекрасный шатер, расшитый над его головою золотыми звездами, и он лег, и телесная усталость заставила его уснуть.
Глава XIII. Холблит встречает женщину, которая любит его
Утром мужи проснулись, и Морской Орел явился к Холблиту вместе со своей девой, ибо ее подруги куда-то отправились, и сказал тогда помолодевший вождь:
– Вот и оказана мне честь, и счастлив я этим безмерно. Я принес тебе весть от Короля.
– Какую же? – спросил Холблит, полагая заранее, что уже знает ее, краснея от радости и подкрепленной уверенностью надежды.
Молвил Морской Орел:
– Возрадуйся, о корабельный товарищ! Я должен отвести тебя туда, где обитает твоя возлюбленная, и ты узришь ее, но не так, чтобы она могла увидеть тебя… После же отправишься к Королю, дабы узнал он, удовлетворено ли твое желание.
Тут возрадовался Холблит превыше меры, и сердце его заплясало, и счел он, что и все остальные будут радоваться и ликовать вместе с ним, ибо желание его удовлетворялись без промедления, и не хватило у него слов, чтобы выразить собственное счастье.
По пути мысли о предстоящей беседе с возлюбленной сладким клубком вились в его сердце; не ведал Холблит прежде подобной радости и уже начал задумываться о том, что они с Полоняночкой будут делать вдвоем, когда соединятся. Оставаться ли им на Равнине Блаженных или вернуться назад в Прибрежье Морское и жить в доме со всем родом?
Ибо полагал он, что должен хранить кров своих отцов, и ходить по лугу, выкошенному собственной косою, и по угодьям, где серпом жал пшеницу. Но себе Холблит рек:
– Подожду, пока не услышу, чего желает Полоняночка.
Вот вошли они в лес позади королевского шатра, миновали его, поднялись на холм, а там открылся край, где возвышенности и лощины, несказанно прекрасные, сменяли друг друга; по лощинам вилась речушка, ласково омывавшая подножие то одного холма, то другого, и в каждой долине – ибо они пересекли две – стоял добрый дом, окруженный возделанными угодьями, садами и виноградниками. Шли они целый день, до самого заката, однако же не устали, так как время от времени заходили во встречавшиеся им дома, хозяева которых приветствовали путников и угощали их мясом и питием. Так перед самым закатом они вошли в долину, что была прекраснее прочих, и сразу же наткнулись на чрезвычайно красивый дом. Тут сказала девица:
– Путешествие наше близится к концу, сядем же на траву возле реки, чтобы ты выслушал повесть, которую велел передать тебе Король.
Тогда опустились они на траву возле полноводного потока, менее чем в двух полетах стрелы от чудесного дома, и девица принялась читать, достав список, доселе спрятанный у нее на груди:
– О Копейщик, в этом доме обитает женщина, которой суждено любить тебя; если захочешь видеть ее, ступай вперед по тропке, которая поворачивает от берега реки под тем дубом, и придешь к густым зарослям лавра на краю усыпанного цветами яблоневого сада; останься в сени ветвей лавра и увидишь, что в сад придут девицы, и одна из них окажется краше прочих. Это и будет твоя суженая и любимая; а узнаешь ты ее по такому знаку: усевшись на траву возле лаврового дерева, скажет она своим подружкам: «Принесите-ка мне теперь книгу с изображением моего возлюбленного, дабы я могла утешить себя его чертами прежде, чем солнце зайдет, и настанет ночь».
Прочла она эти слова, и Холблит встревожился:
– Что это еще сказано было здесь о книге? Я не знаю никакой книги, которая бы разделяла меня с моей возлюбленной.
– О Копейщик, – рекла в ответ дева, – большего я сказать тебе не могу, потому что сама не знаю. Но ободрись сердцем! Ибо не лучше, чем тебе, ведомо мне то, что произошло с твоей возлюбленной после вашей разлуки… Что, если книга появилась у нее как раз в это время? Ступай же к ней с радостью и вернись, благословляя нас.
– Да, иди же, спутник, – сказал Морской Орел, – и возвращайся счастливым, чтобы все мы вместе возвеселились. Мы подождем тебя здесь.
Холблит уже заподозрил злое, но сохраняя мир, направил свой путь по тропе мимо дуба, провожатые же остались возле ручья и занялись веселой беседой, не думая о Холблите, начались уже поцелуи и ласки… посему слишком скоро для них вернувшийся Холблит появился под дубом. Шел он не торопясь, повесив голову, как человек, жестоко отягощенный горем. Так подошел он и стал над ними, лежащими на благоуханной траве, не говоря ни слова, и в такой тоске и печали, в таком унынии, что устрашились его гнева и горя, они охотно бежали бы прочь; не скоро осмелились они обратиться к нему с вопросом, когда солнце уже опустилось за окоем.
Наконец, трепеща, дева обратилась к Морскому Орлу:
– Поговори с Копейщиком, дорогой друг, иначе мне придется бежать, так боюсь я его молчания.
Рек Морской Орел:
– Корабельный товарищ и друг мой, что случилось? Что вышло с тобой? Говори, если услышим мы твое горе, то, наверно, сумеем помочь.
Тут Холблит бросился на траву и молвил:
– Я обманут и проклят. Я скитаюсь в чащобе, из которой нет выхода, И уже готов решить, что попал в землю снов, придуманную, чтобы обмануть меня. Или земля настолько наполнилась ложью, что честному мужу некуда направить свои стопы, чтобы не столкнуться с обманом.
Ответил Морской Орел:
– Так поведай же нам о случившемся, чтобы этим облегчить душу, если тебе угодно. Если же нет горького горя в твоем сердце, ничего не рассказывай. Делай что хочешь, разве не друг я тебе?
Молвил Холблит:
– Я открою вам случившееся, но только потом ни о чем не расспрашивайте меня. Внемлите. Я отправился, куда сказано, и там укрылся в чаще лавра; явились в цветущий сад девы и устроили из шелковых подушек место для отдыха возле моей ухоронки, так как если бы ожидали кого-то еще. Чуть погодя пришли еще две девы, а между ними третья, красавица, каких я не видел в этом краю, так что сердце мое упало; понял я по ее красоте, что она и есть та, кому, по твоим словам, суждено любить меня, и… О! Не была она ни в чем похожа на мою нареченную, разве только тем, что была чрезвычайно прекрасна. Так в сердечной тоске решил я дождаться знака, о котором ты поведала мне, И легла она посреди этих подушек, и заметил я, что лицо ее печально; так близко находилась она возле меня, что мог я заметить слезы, наполнявшие ее глаза и сбегавшие по щекам. Не будь я в таком горе из-за себя самого, то еще горше опечалился бы из-за нее. Но наконец села она и сказала: «О девица, принеси мне сюда книгу, где нарисован мой возлюбленный, дабы могла я рассмотреть его в час заката, как было, когда я впервые узрела его, дабы я наполнила свою душу его чертами, прежде чем придет темная ночь». Тут сердце мое обмерло, ибо понял я, что ее-то любовь и решил даровать мне Король, хотя не была прекрасная дева моей возлюбленной. Тем не менее я не мог уйти, но только смотрел, ибо была эта дева такова, что всякий муж полюбил бы ее всем сердцем. Тут посланница ее удалилась в дом и вернулась оттуда с книгой, отправленной в усыпанное самоцветами золото; красавица взяла эту книгу и открыла ее, а я стоял так близко, что видел каждую страницу, когда она переворачивала их. И были в той книге разные картинки: горящие горы, могучие замки и крепости и корабли на море; но больше всего в ней было красавиц и суровых воинов. Золотом и лазурью, киноварью и суриком были выписаны они. Так листала она страницы и наконец добралась до той, где изображен был не кто иной, как я сам, а напротив меня нарисована была моя собственная возлюбленная – Полоняночка из Дома Розы, как бы живая.
Так сердце мое переполнили рыдания, которые пришлось сдержать, ибо горе пронзило меня, словно удар меча. Стыд охватил меня, как услышал я, что прекрасная дева говорит моему нарисованному подобию, ведь я лежал там близко, что мог бы прикоснуться к ней рукой: «О мой возлюбленный, почему ты медлишь и не приходишь ко мне? А я надеялась, что сегодня увижу тебя, ибо прочны и многочисленны сети любви, которыми мы опутали твои ноги. Приди же завтра, но только не медли, ибо иначе что делать мне и где утолить горе моего сердца; зачем же мне тогда быть дочерью Короля, не знающего Смерти, владыки Сокровища Моря? Зачем для меня придумали новые чудеса, зачем служат мне опустошители берегов, зачем на крыльях ночи были посланы ложные сны? Да, зачем прекрасна и изобильна земля, зачем над ней распростерлось доброе небо, если ты не придешь ни сегодня, ни завтра, ни на следующий день? А ведь я – дочь Бессмертного, чьи дни умножаются как песчинки, принесенные ветром с морского берега. Жизнь вокруг меня, одинокой, становится чудовищной и огромной, словно червь, легший на золото и жиреющий на нем, пока драконом не охватит весь дом полоненной Королевы, недвижным кольцом, которого не изменить годам». Так говорила она, а потом слова утонули в слезах, и я был повергнут в стыд и побледнел от тоски. Потом я выскользнул из своего логова, только одна девица молвила, что это кролик шевельнулся в зеленой изгороди, а другая – что это, мол, черный дрозд перепорхнул в чаще. Поймите же, что поиски мои начинаются снова – посреди охватившего меня переплетения лжи.