Глава XVIII. Холблит в одиночестве поселяется в лесу
Утром они поднялись, утолили голод лесною пищей, а потом поспешили вниз по склону; Холблит уже отчетливо видел в ясном утреннем свете, что за зеленой равниной воистину ждет их Последний Дом. Он поведал это ищущим, но, притихнув, они ни на что не обращали внимания, страшась одной только смерти у пределов доброй земли. У подножия горы они наткнулись на реку, глубокую, но неширокую, с отлогими травянистыми берегами, и Холблит, отменный пловец, без особых усилий помог старикам переправиться через нее. И вот они уже стали на траве доброй пустоши. Холблит поглядел на всех троих, желая заметить какие-нибудь перемены, и решил, что мужи эти уже окрепли и приободрились. Но, умолчав об этом, он направился к Последнему Дому, словно бы недавно не уходил от него. И такую прыть в пути проявили ищущие, что едва перевалило за полдень, все трое уже стали перед дверью. Тут Холблит взял рог и дунул в него, а стоявшие рядом спутники его бормотали:
– Это и есть та самая страна! Это и есть она!
К двери подошел Страж в красно-алых одеждах, и старший из ищущих подошел к нему и вопросил:
– Та ли это земля?
– Что значит – та? – осведомился Страж.
– Это ли Равнина Блаженных? – спросил второй из скитальцев.
– Истинно она, – молвил Страж.
И скорбный молвил:
– Отведешь ли ты нас к Королю?
– Вы увидите Короля, – ответил Страж.
– Когда же, когда? – возопили разом все трое.
– На завтрашний день завтрашнего дня, – ответил Страж.
– Ох! Если только это завтра настанет для нас! – усомнились все трое.
– Настанет, – уверил их человек в красных одеждах, – входите же в дом, ешьте, пейте и отдыхайте.
Они вошли, и Страж не обратил на Холблита никакого внимания. Потом они ели и пили, и Холблит лег в крытую постель у чертога, но ищущих Страж куда-то увел; так и не увидев своих спутников, он заснул.
Утром Холблит проснулся, ощущая себя очень сильным и благодушным; еще он заметил, что кожа на членах его сделалась чистой, гладкой и ровной, а еще услыхал, что совсем рядом кто-то веселится и радостно поет. Соскочив с постели, еще не расставшись со сном, он отодвинул занавески крытого ложа и выглянул в чертог, и… О! На высоком сиденье восседал муж с вида зим тридцати, высокий, пригожий, золотоволосый и с блестящими, словно стекло, серыми глазами, во всем гордый и благородный. Возле него сидел другой муж подобного возраста, крепкий и коренастый, с короткой и курчавой каштановой шевелюрой и рыжей бородкой, краснолицый и с виду похожий на воителя. Еще по чертогу расхаживал муж помоложе, чем эти двое, высокий, стройный, темноглазый и с вида влюбленный; он-то и пел такую вот песню, легко ступая по мощеному полу:
Прекрасен сей мир, когда кончается осень
И ленивое солнце не спешит оставить постель.
Ласковы дни, и чиста неба просинь,
А ветры все лгут, что неведома им метель.
Притихли сады, где желтеют спелые яблоки,
Яркие, словно цветы в весенний день,
Не щебечут малиновки, и замолчали зяблики;
В сонном саду созревания сонного лень.
Красою блистала весна, но на юный цвет
Серость ложилась в пасмурный день.
Красою играло лето, но погас и его свет.
Дни его кончились, и землю покрыла тень.
Приди же любовь, ибо мир почиет на нас.
Далеко неудача, далече страх.
Отдых в конце пути – блаженный час,
И хвала уже на наших устах.
Приди из своего дряхлого домика у воды,
Где, укрывшись от губ прилива, зелена трава,
Что укрыла побоища и знаки прежней беды,
Где лишь о тебе и обо мне все слова.
Тут Холблит облачился и вышел в чертог; увидев молодца, все трое засияли улыбками и ласково приветствовали его. Благородный муж, сидевший во главе стола, молвил:
– Прими благодарность, о воитель из Дома Ворона, за свою помощь в нашей нужде: воздаяние наше тебе не будет меньшим.
А муж с каштановыми кудрями подошел к нему, обнял и поцеловал, а потом сказал:
– О друг и приятель, кто знает, возможно, однажды я помогу тебе не меньше, чем ты помог мне! Впрочем, судя по обличью, ты не из тех, кто нуждается в чьей-либо помощи. А теперь да придет к тебе в этот день веселье не меньшее, чем ко мне.
Тут все трое радостно возопили:
– Это и есть та земля! Это она!
Так Холблит понял, что перед ним вчерашние двое старцев и скорбный муж и что молодость вернулась к ним.
С радостью утоляли утренний голод все трое, не был угрюм и Холблит, думая про себя:
– Неужели у меня не хватит силы расстаться с тем, что эти дряхлые пустословы сумели все-таки обрести?
Покончив с завтраком, ищущие более не медлили, ибо стремились узреть Короля и получить от него свою долю сладкого счастья. Посему изготовились они к пути, и прежде бывший вождем молвил:
– Способен ли ты, о Сын Ворона, отвести нас к Королю, или же мы должны отыскать другого мужа, который сделает это для нас?
Ответил Холблит:
– Я могу подвести вас к опушке леса – ибо там обретается этот Король – так близко, что вы не разминетесь с ним.
После они отправились к двери, и Страж отпер ее перед ними, но не сказал ни слова, когда, расставаясь, они любезно благодарили его за гостеприимство.
Оказавшись за пределами двора, младший из троих принялся с песней носиться по лугу, срывая горстями прекрасные цветы. Но тот, кто прежде был Королем, огляделся вокруг и во все стороны и наконец молвил:
– Но где же кони и люди?
А его рыжебородый приятель спросил:
– О Сын Ворона, скажи, в этой земле путники ходят пешком или ездят на конях?
Ответил Холблит:
– Прекрасные друзья, знайте, что в этой земле люди чаще ходят пешком, мужчины они или женщины, и при этом почти не утомляются и не спешат.
Тогда былой ратный вождь хлопнул прежде бывшего Королем по плечу и проговорил:
– Слушай же, владыка, и не медли более, но подбери свое одеяние, ибо сегодня ни один сын кобылы не поможет тебе. Ясен ждущий нас день, и много прекрасных дней последует за ним.
Так Холблит повел их внутрь края, размышляя о многом, но в основном не о своих друзьях. Впрочем, все они, в особенности тот, что был помоложе, оказались людьми многословными, ибо черноволосый сыпал вопросами, в основном о женщинах, какие они здесь с вида и какого нрава. Холблит отвечал ему, пока мог, но потом расхохотался и молвил:
– Друг, воздержись от лишних слов, ибо через несколько часов сделаешься более сведущим в здешних порядках, чем сам бог любви.
Не встречая никаких приключений, они со всем усердием поспешали по дороге и на второй день, оставив пустошь, явились к первому дому. Там их приветствовали и уложили спать. Но наутро, когда спутники встали, Холблит обратился к ищущим и сказал:
– Теперь обстоятельства весьма переменились со дня нашей первой встречи, ибо тогда, как мне казалось, я владел всем, чего желал, а ваше единственное желание было весьма далеким от осуществления. Ныне же ваша алчба перешла ко мне. Как тогда вы не могли провести даже одной ночи под кровом Дома Ворона, столь снедало вас ваше желание, так теперь обстоит и со мною. Настолько одолевает меня это стремление, что я не могу оставаться с вами. Да будет с нами, как у голодного с сытыми. Посему я благословляю вас и отправляюсь своим путем.
Те разразились потоком добрых слов, и прежде бывший Королем молвил:
– Останься с нами, и мы позаботимся, чтобы тебе было предоставлено все, чего только может восхотеть муж.
А былой военачальник добавил:
– Вот видишь, это моя рука, которая прежде была могучей; знай, что она всегда поможет совершению самого сокровенного твоего желания. Останься с нами.
Наконец молвил и младший:
– Останься с нами, Сын Ворона! Пусть сердце твое прилепится к красивой женщине, самой прекрасной из красавиц, и я приведу ее к тебе, даже если сам буду пламенеть желанием.
Но, улыбнувшись им всем, Холблит качнул головой и рек:
– Всячески приветствую вас! Но мое дело еще не окончено.
И с этими словами он отбыл.
Холблит обогнул опушку, он не стал даже приближаться к ней, а отправился прямо на берег моря, чуть к югу от того места, где высадился на сушу. К самому побережью подступала роскошная дубрава, и была она миль четырех – и в длину и поперек. Тут Холблит остановился, а через денек-другой добыл себе плотничий инструмент в доме, что стоял на краю дубравы в трех милях от берега. Он взялся за работу и соорудил себе крохотный домик – на прогалине между дубов у чистого ручья, ибо умел весьма ловко обрабатывать дерево. Потом он изготовил себе лук и стрелы, и вволю стрелял птиц и оленей себе в пищу. А люди из дома и ближних окрестностей приходили к нему, приносили хлеб, вино, пряности и все прочее, в чем он нуждался. Дни шли, и люди привыкли к нему и полюбили, словно редкий образ, который привезли в эту землю для поклонения. Теперь его звали уже не Копейщиком, но Древолюбом. Сам же он терпеливо дожидался того, что способно принести течение дней.
Глава XIX. Холблит делает себе челн
Прожив некоторое время под собственным кровом, на исходе двенадцатого месяца его появления на Равнине Блаженных, Холблит однажды отправился в лес и, о многом задумавшись, но не останавливаясь мыслью на том или другом, застыл перед весьма огромным дубом, разглядывая его прямой длинный ствол. Тут в голову ему пришли слова старой песни, написанные на резном свитке, что украшал стены над изголовьем его крытого ложа в Доме Ворона. Вот что говорили они:
Я – дуб старинный и от века
От рук страдаю человека.
Топор вонзит он в мою грудь,
А труп столкнет на водный путь.
Недолго поглядев на его листву, Холблит повернул к своему дому, но весь тот день – работал он или отдыхал – фраза эта звучала в его голове, и он все повторял ее – громко или едва слышно, – пока день не закончился, и не настало время для сна.