На миг Холблит утратил дар речи, он смотрел на Хилого Лиса, но ничего не видел. Тут меч выпал из его руки на траву; и огромные слезы, скользнув по щекам, увлажнили одежду. Простерев руку к Хилому Лису, он молвил:
– О друг, неужели ты приведешь ее ко мне? Ибо дни истекают, и деревья старятся у Воронова Удела.
Приняв его руку, Хилый Лис весело рассмеялся:
– Велик ты сердцем, о Пожиратель Падали. Но теперь, когда ты стал мне другом, отвечу, что ведомо мне, где обретается твоя возлюбленная. И где искать тот сад, посреди которого в ночном сне твоем стояла она на странице той книги. Вышло так, о Сын Ворона, что не напрасно дед моего отца почиет в той дыре между скал, ибо успел он научить меня могучим наукам. Прими же мою благодарность, о родич!
И он повернулся к скале над могилой.
Но Холблит спросил:
– Что будем делать? Разве я не в краю врагов?
– Именно так, – отвечал Хилый Лис, – и даже зная, где отыскать любимую, ты не сумеешь оставить остров живым без моей помощи.
Вопросил Холблит:
– Разве нет у меня ладьи, разве не могу я без промедления оставить остров? Ибо похоже, что Полоняночки нет на Острове Искупления?
Хилый Лис громогласно расхохотался и молвил:
– Нет ее здесь. Но что касается лодки, столь велик напор прилива на этот край острова, что, пока ветер дует, как сейчас, ближе к северу, чем к востоку, ты не сумеешь отплыть отсюда раньше, чем часа через четыре. А я не сомневаюсь, что за это время один из наших кораблей войдет в гавань. Они захватят твою лодку и тебя, если ты окажешься в ней, а там и окончилась сказка, ибо им известно, что ты взбунтовался против власти Короля, не знающего Смерти. Внемли! Или ты не слышишь пение рога? Подымись, и увидим, что приближается к нам.
Так сказав, он первым поспешно поднялся по каменным ступеням, устроенным в стене утеса и выводившим на карниз, откуда сквозь дыру в камне видна была вся гавань. Прямо на их глазах из врат ее появился великий корабль, нос которого еще задирал последний вал прибоя, ибо ветер снаружи успел окрепнуть, заскользивший по гладким, охваченным скалами водам. Черен был парус его, и широко простирал на нем крылья знак Морского Орла, и знамя с Пылающим Мечом полоскалось за кормой. На палубе теснились вооруженные ратники, а высоко на юте менестрели на боевых рогах выводили радостную песнь о возвращении домой.
– Видишь же, – рек Хилый Лис, – счастье – твое ли, мое ли – помогло тебе на сей раз, ибо Пылающий Меч не перехватил тебя в море. По крайней мере мы уже здесь.
Спросил Холблит:
– Но не случится ли так, что кто-то из них вдруг захочет подняться сюда?
– Нет-нет, – успокоил его Хилый Лис, – они боятся старца, что лежит под этой скалою, ибо он не слишком любит гостей. Это мой собственный луг, и он принадлежит лишь мне одному; это мой дом, пусть и лишенный кровли… впрочем, есть у меня здесь и дом с крышей, который я покажу тебе позже. Теперь, когда «Пылающий Меч» уже в гавани, можно не торопиться; мы сумеем отплыть лишь после того, как все, кто приплыл на нем, удалятся в глубь суши. Поэтому сейчас я расскажу тебе о том, что мы будем делать сегодня вечером.
Опустившись на землю, они принялись смотреть, как мужи подвели корабль к берегу и крепко привязали его рядом с лодкой Холблита. Увидев ее, они закричали, а оказавшись на суше, собрались вокруг лодки, отмечая, как она сделана и какой вид имело копье, удерживавшее суденышко возле берега. После все они – почти в четыре двадцатерицы числом – отправились вверх по долине к большому дому, оставив возле своего корабля лишь с полдюжины караульщиков.
– Зришь ли, о друг Воронов, – молвил Лис, – какая судьба ждала бы тебя, окажись ты сейчас там? Разве плохо я поступил, забрав тебя в свой лишенный кровли дом?
– Понять нетрудно, – ответил Холблит, – но разве не могут корабельные сторожа или те, другие, вернуться и, поднявшись сюда, обнаружить нас? Похоже, я еще сложу свои кости на этом злом острове.
Рассмеявшись, Хилый Лис ответил:
– Это было бы не столь уже и плохо, как можно подумать, судя по твоему кислому взгляду; в любом случае я нашел бы здесь добрую могилу, ну, а, кроме того, почва этого острова несет сейчас на себе истинные драгоценности.
– Что ты имеешь в виду? – поторопился с вопросом Холблит.
– Нет-нет, – остановил его Лис. – Я хочу сказать только то, что тебе уже известно. Разве мы с тобой сейчас не на ней? И это даже, если не считать старого кметя, засевшего в своей дыре. Но я обещал тебе, что смерть не ждет тебя на сей раз на острове, разве что ты сам не устремишься ей навстречу. Ну, а об этих людях еще скажу, что они не осмелятся подняться сюда, потому что весьма боятся моего прапрадеда. И в этом они правы, ведь сейчас, хотя он и мертв, от него так и прет самое худшее, и с ним нелегко поладить всякому, кроме того, кому он вставил кроху собственной ярости. Ты и сам мог заметить по моему родичу, Морскому Орлу, сколько злой крови и пакостности появляется у наших стариков, когда одиночество и скука начинают одолевать их. Ибо должен сказать тебе, что часто слышал от собственного отца, что его родитель, Морской Орел, в цвете сил был большим любителем женщин и весьма приятным другом. Но, как я уже говорил, старея годами, мужи нашего рода становятся все хуже и хуже; представь же теперь, насколько скверным успел сделаться этот старикашка за все то время, которое он провел в могиле. А теперь пойдем в мой дом – на другую сторону этого луга, напротив моего родича.
Тут он повел Холблита вниз со скалы, и тот спросил Лиса:
– Что? Значит, и ты мертв, раз у тебя есть дом в этом месте?
– Нет-нет, – улыбнулся Лис. – Неужели я кажусь тебе настолько злым? Я не старше тебя.
– Но скажи мне, – спросил снова Холблит, – озлобит ли и тебя старость?
– Может, и нет, – посмотрел на него строгим взором Лис, – ибо я задумал перейти в другой Дом, найти другую родню, которая и исцелит меня от недоброго наследия предков.
Так разговаривая, перешли они небольшой лужок и приблизились к устроенной в скале пещере, вход в которую закрывала дверца с окошечком. Лис ввел Холблита внутрь, где оказалось совсем не худо. В пещере было сухо и чисто; там нашлись и стол, и стулья, и полки, а в стене был устроен и поставец. Когда они сели, Лис проговорил:
– Здесь ты можешь обитать в безопасности и покое, сколько захочешь, если не побоишься соседства со старым кметем. Но я прекрасно вижу, что ты торопишься оставить остров и вернуться домой к собственным родичам, и посему в сумерки должен привести тебя поближе к пиршественному чертогу, чтобы оказался ты рядом, когда потребуется свершить то, что надлежит совершить этим вечером, чтобы мы смогли завтра уплыть отсюда, еще ты должен снять свой Вороний доспех, чтобы никто не узнал тебя в сумерках, когда мы окажемся вблизи от дома. Здесь придется тебе получить от меня домотканую одежду, какую носят наши взятые с боя трэлы, и она тебе хорошо послужит. Только не надевай ее, пока не приблизилось время нашего отплытия; тогда я уведу тебя и оставлю в хижине возле чертога, а когда ты окажешься в ней, позабочусь, дабы никто не вошел в эту хижину; если же такое и случится, они тебя не узнают, и увидят в тебе кметя, знакомого им по имени. Мой старый родич научил меня делать и более сложные штуки. А сейчас пришла пора есть и пить.
Тут он извлек из поставца съестное, и они взялись за еду. Но когда трапеза завершилась, Лис научил Холблита всему, что тому предстояло им исполнить в эту ночь. После же, пространно поговорив о многом, они коротали день в той самой каменной котловине и перед наступлением сумерек направились к чертогу, прихватив с собой в узле весь Холблитов доспех, словно взятую на море добычу. Так подошли они к дому прежде, чем расставили столы; и Хилый Лис оставил Холблита в хижине, примыкавшей к кладовой, так чтобы ему легко было попасть в самую середину зала. Тут Холблит переоделся и облачился в свой Воронов наряд, но Лис велел ему прикрыть личиной лицо, чтобы никто не узнал юношу, когда он войдет внутрь.
Глава XXI. О поединке витязей в Чертоге Опустошителей
Теперь следует сказать, что в тот вечер вожди вошли в чертог и уселись за столом на возвышении, как было и в тот раз, когда Холблит сидел между ними. После наибольший между ними, Орлан, по обычаю встал и молвил:
– Внемлите, люди! Сегодня ночь витязей, и да не вкусим мы пищи, доколе не скрестятся бледные клинки, пока не падет витязь, пока не увидим мы победителя. Пусть они выступят и назначат виру, которую побежденный выплатит победителю. И пусть все знают, что кто бы ни победил в поединке – родич, чужак или заклятый враг, – пусть даже прежде он оставил у двери в чертог голову моего брата, в этот вечер он уйдет от нас, не страшась меча, топора и руки. Он будет есть с нами, пить с нами, спать с нами и отправится восвояси, не претерпев от руки или оружия, и уплывет с острова на своем киле или на нашем, как тому быть. Пусть рога созовут витязей!
И рога испустили бодрый клич, а когда он и отзвучали, в чертог вступил рослый муж в черной одежде, черной броне и с черным оружием, только клинок его оставался белым. Лицо его прикрывала маска, но волосы хвостом рыжего коня свисали из-под шлема.
Так встав посреди чертога, он крикнул:
– Я витязь Опустошителей. Но клянусь Сокровищем Моря, что скрещу оружие только с чужаком, врагом нашего рода. Слышишь ли это ты, о вождь, о Орлан над Морскими Орлами!
– Воистину слышу, – ответил вождь, – и думаю, хотел ты сказать, что нам суждено отправиться спать голодными, ибо мы узнаем тебя, несмотря на личину. Похоже, ты надеешься, что никто не ответит тебе в этот вечер и на острове не наждется свободного чужеземца, способного выйти против тебя с мечом. Будь осторожен! Ибо, высаживаясь этим утром на сушу, мы увидели чужеземный ял, привязанный к вонзенному в берег гавани огромному копью, а это значит, что сейчас по острову бродит хотя бы один враг. И мы решили, что если найдем его, то насадим голову на конек крыши чертога, обратив ее к северу, – в знак позора жителей заморской земли. А теперь назначай цену победе, и клянусь Сокровищем Моря, что мы выполним твое слово.