[4] – нет, мы не должны объявлять волком этого мужа, чтобы не уронить себя рядом с ним. Голова его на коньке нашего дома станет укором, знаком нашего позора. Посему, советую тебе, о Орлан, возвысь этого человека; добро будет нам, если он получит богатые дары, подобающие воителям, чтобы было что показать ему в Доме Ворона. И да послужат они началом мира между нами и его благородными родичами. Таково мое слово, и нечего более прибавить к нему.
Сказав сие, он сел, а в чертоге заговорили и зашевелились; и многие говорили, что Серый Гусь рассудил правильно и добро быть в мире со столь мужественными людьми, как этот гость.
Только Орлан добавил:
– К сему прибавлю одно слово: тот, кто посмеет преградить путь Холблиту из Дома Ворона, будет моим врагом.
И он велел наполнить чаши и выпить за здравие Холблита; так все и поступили со многого радостью и весельем.
Но когда ночь почти миновала, Орлан повернулся к Холблиту и молвил:
– Доброе слово сказал Серый Гусь о дареньи даров. Сын Ворона, примешь ли ты от меня дар и будешь ли моим другом?
– Буду другом тебе, – ответил Холблит, – но не приму дара ни от тебя, ни от кого другого, доколе не обрету дар даров – мою нареченную. Не будет мне счастья, пока не возрадуюсь я вместе с ней.
Тут рассмеялся Орлан, и Хилый Лис ухмыльнулся всем широким лицом, а Холблит, глядя то на того, то на другого, удивлялся причинам такого веселья, но они только заходились все радостней. Наконец Орлан молвил:
– Тем не менее ты увидишь дар, который я даю тебе, а потом можешь принять его или оставить – как захочешь. Эй вы! Принести сюда Престол Восточных Земель со всем, что принадлежит ему!
После этих слов несколько мужей оставили чертог и скоро вернулись с престолом, самым красивым образом покрытым слоновой костью, отчасти позолоченным и усыпанным самоцветами и украшенным самой тонкой работой; поставив его посреди чертога, все вернулись на свои места, а Орлан сел и благосклонно улыбнулся своему народу и Холблиту. Тут заиграли волынки, запели малые арфы, и двери в перегородке раскрылись, и внутрь вступили прекрасные девицы, числом не менее двадцатерицы; и у каждой на груди была роза; и, входя, они останавливались чередой позади Престола Восточных Земель и бросали розы на землю перед собой. Когда цепочка завершилась, девы запели.
Скудеет ныне весна,
Но птахам еще не до сна,
И южного ветра дыханье
Несет первой розе страданье;
Пусть и не суховей,
Он колышет ее у дверей.
Цветочные ароматы
Повсюду свежи и богаты.
Трава путь ручьям преградила,
Густая, как плотная сеть.
И дрозд порхает,
Не имея времени сесть.
Быстрые крылья уносят
Его из куста на пень,
Как если его просят
Трудиться весь день.
И… О! Наконец печали
Окончились, миновали.
Ныне ночлег мне готов
Под ветвями серых дубов.
И, восстав ото сна,
Я увижу, как проходит весна.
По саду и бурелому,
По родимому дому
О, ноги мои снова ступят
На знакомый порог,
За который увел их
Зов войны и тревог.
Вот-вот подошвы мои коснутся
Солнечного пятна,
Спелые травы еще не гнутся –
Не пришла их пора.
И… О! Ветер несет мороз
Нежным сердцам роз,
Корабль изготовлен в путь,
Гавани не забудь.
Истинно, небеса,
Ровен киль и дивны паруса.
И вот чужеземное марево
Тает в закатном зареве.
Ветер волне рад,
Гонит ее по морям,
А парусный град
Плывет вперед по волнам,
И корабельщики у кормила
Направляют его на путь,
И попутный ветер-ветрило
Дует во всю благосклонную грудь.
Соленой тропою
Идти нам с тобою.
Но что это там
Открылось вдруг нам?
Какой чертог
Ждет наших ног?
Что за символ живой
Ведет нас домой?
Это Роза, Роза сада, что не знает ветерка,
Там, где крыша, и ограда, и надежная рука.
Это Роза украшает дубом строенный чертог,
Эта Роза обещает волю и конец тревог.
Выслушав песню, Холблит уже почти подумал, что она кое-что обещает ему; но был он в таком смущении и смятении, что не знал, радоваться ему или нет.
Наконец Морской Орел молвил:
– Ну примешь ли ты это кресло вместе с чудесными певчими пташками, которые стоят возле него? Многое богатство посетит твой чертог, если ты доставишь их за море богатым людям, у которых нет родичей или дома, откуда принято брать жен, и которые тем не менее любят женщин, как и всякий муж.
Ответил Холблит:
– Если бы я вдруг оказался дома, мне бы хватило богатства. Что касается дев, то, судя по внешности, они не принадлежат к Дому Розы, как то следует из песни. Тем не менее я возьму с собой любую, которая своей волей отправится со мной, чтобы стать сестрою моих сестер и быть выданной за воителя из Дома Розы. Если же у них есть родичи и мечтают они сесть в родном доме, мы отошлем их за море домой, и воины Ворона проводят их, охраняя от всех бед. Благодарю тебя за сей дар. Ну а о Престоле скажу: сохрани его до того дня, пока за ним не придет судно из наших земель – с прекрасными дарами для тебя и твоих ближних. Ведь и мы не бедны.
Сидевшие поблизости слышали его слова и воздали хвалу им, но Орлан молвил:
– Все это возможно для тебя, и ты вправе как хочешь поступить с полученными дарами. И все же ты возьмешь Престол; я придумал способ, как заставить тебя сделать это. А что скажешь ты, Хилый Лис?
Ответил Лис:
– Ты волен и вправе сделать это, но я не думал, что ты захочешь этого. Теперь все хорошо.
Тут Холблит принялся разглядывать обоих, не понимая, о чем идет речь.
Но Орлан воскликнул:
– Приведите теперь ту, что будет сидеть на троне.
Тут двери в перегородке снова раскрылись, и внутрь вступили два вооруженных мужа, а между ними шла женщина в золотых одеждах, украшенная гирляндой роз. Столь прекрасной была она и лицом, и всем телом, что явлением своим словно бы преобразила чертог, как если бы в нем вдруг вспыхнуло солнце. Уверенным шагом прошла она посреди чертога и уселась на слоновую кость. Но еще до того, как села она, понял Холблит, что это Полоняночка вступила под сей кров и идет к нему. Тут сердце в его груди возвысилось и затрепетало, и всем существом устремился он к деве из Дома Розы, своей избранной собеседнице. Тут до слуха Холблита донесся голос Орлана:
– Ну, Сын Ворона, примешь ли трон вместе с сидящей или же вновь будешь противоречить мне?
После же этих слов заговорил Холблит, и был странен для него звук собственного голоса и незнаком:
– Вождь, я не стану противоречить тебе, но приму твой подарок, а с ним твою дружбу, что бы ни случилось потом. И все же я бы хотел сказать слово-другое женщине, сидящей на кресле. Ибо я странствовал среди личин и козней… что, если и она превратится в сон ночной или дневное мечтанье?
Тут он встал от стола и неторопливо направился вдоль по чертогу, почти что рыдая, ибо не мог он себе позволить этого перед лицом чужестранцев, настолько полным было его сердце.
Потом он остановился перед Полоняночкой, и взгляды их соединились. Какое-то время оба не могли молвить и слова. Потом же Холблит проговорил, удивляясь своему голосу:
– Женщина ли ты и моя ли ты собеседница? Ибо многие образы искушали меня и многой ложью был я завлекаем, как и посулами, что вели меня прочь, оставаясь всякий раз неисполненными. И мир сделался незнаком мне, и я утратил друзей.
Тут и она спросила:
– Холблит ли ты? Ведь и меня осаждали обманы и образы бесполезные.
– Да, – отвечал он. – Я Холблит из Воронов, истомленный и алчущий своей нареченной.
Тут краса ее лика покрылась розовой краской, так восходящее солнце освещает цветник июньским утром, и она молвила:
– Если ты Холблит, то скажи, что случилось с тем золотым кольцом, которое моя матушка дала мне, когда оба мы были еще детьми.
Тут со счастливым лицом Холблит ответил ей улыбаясь:
– Как-то осенью по твоей просьбе я закатил его в змеиную нору в берегу над рекой среди корней старого терна, дабы змея хранила его и умножила золото. Но когда зима кончилась, мы пришли отыскать его, и… о! не было ни кольца, ни змеи, ни терновника, ибо половодье унесло их.
Тут дева улыбнулась ему самым ласковым образом, и если прежде обращенные к Холблиту глаза ее были напряженными и тревожными, теперь она посмотрела на него с простою приязнью:
– О Холблит, воистину я женщина и твоя собеседница. Вот плоть, которая алчет тебя, вот жизнь, которая принадлежит тебе, вот сердце, которое радо тебе. Но теперь скажи мне, кто эти огромные истуканы, что обступили нас, ибо каждую луну однажды мне приходилось сидеть среди них подобным образом, после нее меня уводили на женскую половину. Люди они или горные великаны? Убьют ли они нас или лишат света и воздуха? Или же ты заключил с ними мир? Будешь ли ты жить со мною здесь или же мы вернемся в родное Прибрежье? И когда же, о когда пустимся мы в дорогу?
Улыбнувшись, ответил он:
– Скоро сыплешь ты вопросами, моя возлюбленная. Перед тобой Опустошители, племя Морского Орла; они – люди свирепые и буйные. Были они наши враги и разъединяли нас; но теперь стали друзьями и свели вместе. Ну а завтра, подруга, мы отправимся по волнам в Прибрежье Морское.
Наклонившись вперед, Полоняночка уже хотела молвить Холблиту ласковое слово, но вдруг отдернулась и сказала:
– Вот за твоей спиной рослый муж, рыжий и высокий, подобно всем прочим. Друг ли он нам? И что ему до нас?
Обернувшись, Холблит узрел рядом с собой Хилого Лиса, тут же ответившего такими словами, улыбаясь в великом блаженстве:
– О Дева Розы, я – трэл Холблита и его ученик, желающий разучиться искусству лжи, которым запутал и его, и тебя, о чем всю повесть поведаю тебе в самое скорое время. Но сейчас скажу истинно, что завтра мы отплываем к Прибрежью Морскому, ты и он, а я буду вашим спутником. А теперь я прошу тебя, Холблит, приказать мне на сегодня поместить сей дар под надежную охрану, ибо пришел конец сиденью этой девы в чертоге наподобие истукана, а завтрашний путь будет долгим и утомительным. Что скажешь ты?