Расхохотавшись, Хилый Лис ответил:
– Значит, миру конец, если счастливые мужи держатся своенравно и властно.
Обнажив меч, он ударил в дверь рукоятью, и створки распахнулись перед ним, и он вступил внутрь, увидев, что прекрасный чертог полон людей и ярко освещен пламенем свечей. Лис остановился посреди зала, и все мужи принялись смотреть на него, и многие сразу же поняли, что перед ними воин из племени Опустошителей, и молчание охватило чертог, но никто не поднял руки на нежданного гостя. Тогда он сказал:
– Выслушают ли здесь мужа злого, похитителя людей?
Рек вождь с высокого престола:
– Словам не под силу ранить нас, морской воитель, и ты сейчас один посреди многих, а потому сила твоя сегодня вечером подобна силе новорожденного младенца. Говори, а потом ешь и пей, и уйдешь от нас целым и невредимым.
Ответствовал Хилый Лис:
– Что произошло с Холблитом, прекрасным юношей вашего рода, и с Полоняночкой из Дома Розы, его нареченной?
Тут в чертоге настала еще бóльшая тишина, так что урони кто иголку, и то было бы слышно, и вождь молвил:
– Это горе наше, ибо они исчезли, и никто не привез нам их мертвые тела, дабы можно было похоронить их в Уделе Предков.
Тут вскочил муж от конца длинного стола возле Лиса и возопил:
– Да, люди! Они исчезли, и, по нашему мнению, о пришелец, их захватили твои родичи, за что они однажды заплатят нам.
Тогда рассмеялся в ответ Хилый Лис:
– Кое-кто скажет, что похищать Холблита было, словно красть льва, и что он вполне мог позаботиться о себе, хотя и уступал мне в росте.
Проговорил возмутившийся:
– Так, значит, это твоя родня или ты сам похитил его, о злой человек?
– Да, я украл его, – провещал Лис, – но хитростью, а не силой.
Тут великий шум поднялся в чертоге, и вождь с высокого престола воскликнул:
– Тише, тише!
И шум улегся, тогда вождь продолжил:
– Ты хочешь сказать, что явился заплатить нам своей головой за похищение Холблита и Полоняночка?
– Скорей потому, что мне захотелось спросить, – ответствовал Лис, – какую цену назначите вы за тела этой пары?
Рек вождь:
– Не жаль и ладьи полной золота, если ты сумеешь прожить чуть подольше.
Молвил в ответ Хилый Лис:
– Что ж, тогда отправляюсь за упомянутыми телами, а награду пусть назначают мне Вороны своей доброй волей.
Тут он повернулся, чтобы выйти, и… о! в дверях уже стоял Холблит, держа Полоняночку за руку; многие в чертоге заметили их, ибо дверь была широка. Тогда вошли они внутрь и стали возле Хилого Лиса, и все мужи в зале вскочили и завопили от радости. Но когда волнение чуть улеглось, Хилый Лис возопил:
– О вождь и все вы, добрые люди! Если и полной золота ладьи было мало за мертвые тела ваших друзей, какую награду получит тот, кто доставил эти тела вместе с душами?
Ответил вождь:
– Пусть этот муж сам назначит себе награду.
И все кто был в чертоге, вскричали в знак согласия.
Тогда проговорил Хилый Лис:
– Что же, тогда я хочу, чтобы вы назвали меня своим родичем перед вашими предками.
Все закричали, что выбор сделан с мужеством и мудростью.
Холблит сказал всем:
– Прошу у вас не меньшего для него; знайте, что этот муж уже стал моим побратимом.
Тут вождь возгласил:
– Прибывшие из-за моря скитальцы, подойдите поближе, садитесь с нами и наконец возвеселимся.
И тогда все они подошли к возвышению – Холблит, Полоняночка и Хилый Лис, а с ними шесть дев. И вот, поскольку ночь была еще молода, вечерняя трапеза Сынов Ворона сделалась брачным пиром для Холблита и Полоняночки, и в ту самую ночь стала она женой из этого Дома, чтобы рождать Ворону доблестных сыновей и прекрасных дочерей.
А утром Хилого Лиса привели на курган, дабы мог он встать перед предками и сделаться сыном рода. И сделали так по слову Холблита, ибо все поверили тому, что рассказал он о Равнине Блаженных и Уделе Бессмертных. Четверо дев сделались сестрами Дома, а остальных двоих со всеми почестями отослали к родне.
О Хилом Лисе придется сказать, что вскоре он потерял и утратил все знания в ворожбе, которые унаследовал от прежних людей, живых и мертвых, перестал быть волхвом и сделался таким же, как прочие люди. И все же он сохранил чрезвычайную отвагу и доблесть и повсюду сопутствовал Холблиту. Много славных деяний совершили они вместе, хотя память рода людского не сохранила их. Но ни сами они, ни кто-либо из Воронов никогда более не являлся на Равнину Блаженных и ничего не слыхал о людях, там обитавших.
Лес за пределами мира
Глава I. О Золотом Вальтере
Некогда жил молодой человек в большом и добром городе возле моря, и звали тот город Лангтон-на-Водах. И было ему полных лет двадцать с пятью – молодцу белолицему и светловолосому; высокому и сильному, да, пожалуй, скорее умному, чем глупому, да не так, как часто бывает у молодых людей… молодцу доблестному и любезному, немногословному, но обходительному в речах, не задиристому и не надменному, спокойному парню, умеющему терпеть; опасному противнику в драке и верному боевому товарищу. Отец, с которым он вместе жил, когда началась эта повесть, был знаменитым купцом – побогаче многих баронов той земли, – капитаном над Портом; глава самого знатного дома Лангтона, принадлежал он к роду Голдингов, а посему звался Бартоломеем Голденом, а сын его – Голденом Вальтером, Золотым Вальтером.
Вы можете предположить, что все должны были видеть в сем юноше счастливца, не ведающего нехватки ни в чем; однако же и в его участи нашелся изъян, ибо, тяжко влюбившись в женщину чрезвычайно прекрасную, он взял ее в жены, казалось бы, по ее собственной воле. Однако же, едва они провели в браке шесть месяцев, он обнаружил по многочисленным признакам, что вся красота и все доблести его немногого стоят в ее глазах и что склоняется она к некому мерзавцу, во всем уступавшему Вальтеру. Посему покой оставил его, и он возненавидел жену – за неверность и ненависть, с которой она обращалась с ним; тем не менее звук ее голоса, раздававшегося в доме то тут, то там, заставляли сердце его биться чаще; и один только взгляд на нее воспламенял в нем желание, и Вальтер хотел только, чтобы она была с ним добра и ласкова. Случись такое, он сразу бы забыл все совершенное зло. Однако выходило наоборот: увидев его, она менялась лицом, на котором немедленно проступала ненависть; и как бы ни мила она была с остальными, с ним обходилась лишь с едкой суровостью.
Так все и шло какое-то время, пока палаты отцовского дома… что там, самые улицы города не стали ему отвратительны. Тут он вспомнил про то, что молод, а мир просторен. Тогда, уединившись однажды с отцом, Вальтер заговорил с ним и молвил:
– Отец, я только что был у причалов и видел там корабли, почти готовые к плаванию, а самым готовым был высокий корабль с твоим знаменем. Скоро ли отплывет он?
– Да, – отвечал отец, – ибо судно это, зовомое «Катериной», выйдет из гавани через два дня. Но почему спрашиваешь ты об этом?
– Отец, чем короче разговор, тем лучше, – молвил Вальтер, – посему я отправлюсь на реченном корабле повидать другие земли.
– Так… и куда же направишься ты? – поинтересовался купец.
– Куда пойдет этот корабль, отец, – ответил Вальтер, – ибо мне плохо дома, как ты уже заметил.
Некоторое время купец молчал, только пристально смотрел на сына, потому что была между ними большая любовь, но наконец промолвил:
– Что же, сын, может случиться, что тебе станет лучше, но возможно и то, что впредь мы уже не свидимся с тобой.
– Но если мы встретимся, отец, ты увидишь во мне нового человека.
– Хорошо, – согласился Бартоломей, – по крайней мере я знаю, кто виноват в моей утрате, и когда ты оставишь дом – ибо отныне тебе следует идти собственным путем, – она не останется под моим кровом. И если бы только это не сулило раздора между нашими семьями, ее ждала бы худшая участь.
Сказал тогда Вальтер:
– Не срами ее более, чем это неизбежно, ведь, поступив так, ты опозоришь и меня, и себя.
Бартоломей вновь задумался, а потом спросил:
– Носит ли она ребенка, сын мой?
Покраснев, Вальтер ответил:
– Не ведаю, как не ведаю и того, чей этот ребенок.
Тут оба они умолкли, и наконец Бартоломей промолвил:
– Словом, решено; и сегодня, сын мой, понедельник, а отплыть тебе предстоит в среду, спозаранок. Тем временем я присмотрю, чтобы ты не уехал с пустыми руками. Шкипер «Катерины» – человек добрый и верный и прекрасно знает море; мой слуга Шлык Роберт, который следит за погрузкой, мудр, достоин доверия, и знает цены не хуже меня самого. «Катерина» же, корабль новый и прочный, должна оказаться удачливой, ибо носит имя святой, которой молятся в церкви, где ты был крещен, а перед тобою я и твоя мать, и мои мать и отец, как ты знаешь, покоящиеся под ее алтарем.
Тут старший Голден поднялся, чтобы вернуться к своим делам; и они более не разговаривали с сыном о предстоящей разлуке.
Глава II. Вальтер Голден поднимается на корабль
Когда на следующее утро Вальтер спустился к «Катерине», оказавшийся там шкипер выказал ему почтение, велел матросам приветствовать его и показал каюту на борту корабля и многочисленные товары, которые отец уже отослал к причалам со всей поспешностью. В сердце своем Вальтер поблагодарил отца за любовь, но во всем прочем о делах думал немного, просто слонялся по гавани, приглядываясь к кораблям, готовящимся выйти в море или же разгружавшимся, и к мореходам и чужестранцам, сновавшим взад и вперед… и все они казались ему забавными картинками, сошедшими с гобелена.
Наконец, уже почти возвратившись назад к «Катерине», он заприметил высокий корабль, на который прежде внимания не обращал; корабль погруженный, уже опустивший все боты, на веслах которых сидели люди, готовые отвести судно от причала, когда отдадут швартовы. Тем не менее на корабле этом кого-то ждали.
Словом, Вальтер в полной праздности следил за реченным кораблем, и вот – о! – мимо него к трапу прошли несколько человек. Их было трое: первым шел Гном, темно-коричневый кожей и уродливый, длиннорукий и немыслимо долгоухий, огромные собачьи зубы торчали из его рта, словно у дикого зверя. Облаченный в богатый кафтан желтого шелка, он нес в руке изогнутый лук, а с пояса его свисал короткий и широкий меч.