После того как вступили они в дом, молодой человек выждал немного и, войдя в зал, не обнаружил там никого; не было слышно и звука – только лилась вода из фонтана. Однако на столе ему была выставлена еда. Поев и попив, чтобы сохранить в себе жизненный пыл, он вновь вышел в лес – ждать и тосковать, и время тянулось медленно, ибо рядом не было прекрасной Девы.
Вальтер решил в ту ночь не заходить в дом, чтобы отдохнуть, но провести ее под ветвями леса. Однако после заката между резных изображений у входа появилась фигура в ярких одеждах. Сын Короля вышел из дома, подошел к Вальтеру и сказал:
– Тебе надлежит в дом отправиться, в отведенные тебе покои, и не оставлять их от заката до восхода. Моей Госпоже не нравится, что ты бродишь ночью у дома.
Тут он повернулся и снова вошел в дом; а Вальтер невозмутимо отправился следом за ним, вспомнив, что Дева велела ему терпеть. Посему, вернувшись в свою палату, он лег и уснул.
Однако, пробудившись в середине ночи, молодой человек как будто бы услышал недалекие голоса, а потому выбрался из постели и принялся осматриваться на случай, если это Дева ищет его, чтобы поговорить. Однако в комнате было темно и пусто; тогда Вальтер подошел к окну и выглянул, обнаружив, что яркая луна заливает белым светом лужайку. И… О! Госпожа шла по траве возле Сына Короля, одетого лишь в тонкую и легкую рубашку, тело ее не было прикрыто ничем, кроме длинных вьющихся светлых волос, дарованных ей Богом. Тут, видя с ней рядом мужчину, Вальтер устыдился и вернулся в постель, но, прежде чем снова уснуть, долго еще видел прекрасную женщину на освещенной луной росистой траве.
Следующий день прошел почти так же, и следующий за ним тоже… только печаль в сердце Вальтера окрепла и усилились страдания от неисполнившейся надежды. На четвертый день до полудня все было как прежде, но после, в самую жару, Вальтер зашел в заросли орешника и улегся на крохотной прогалине, заснув от горестей и утомления. А потом вдруг проснулся от слов, еще звучавших в ушах, и сразу же понял, что парочка вновь отправилась на прогулку.
Сын Короля только что окончил фразу, и теперь говорила Дама голосом сладким, как мед, негромким, но сильным, даже чуточку хрипловатым. И сказала она:
– Отто, имей немного терпения; надо выяснить, кто этот человек и откуда явился; отделаться от него всегда несложно: одно слово Королю Гномов, и через несколько минут его не станет.
– Терпения! – раздраженным тоном отвечал Сын Короля. – Нет у меня на него терпения; ибо вижу я, что он груб, жесток и упрям, коварен и низок по происхождению. Видишь, он все снес вчера вечером, когда я загнал его в дом, словно пса, каковым он и является; ему не хватило мужества сказать мне даже слово. Больше того, когда он последовал за мной, мне все хотелось повернуться и отвесить ему пинок, чтобы посмотреть, отважится ли он хотя бы на одно гневное слово.
Рассмеявшись, Дама ответила:
– Хорошо, Отто, не знаю, что и сказать. То, что тебе кажется низменным в нем, может свидетельствовать о мудрой сдержанности, ведь он здесь чужой; друзья его далеко, а враги – рядом. Но все-таки нужно понять, кто он. И молю, не приступай к нему с пинками, если только не увидишь, что он безоружен, а руки его связаны. Иначе придется тебе принять воздаяние за удар.
Расслышав ее слова и тон, которым они были произнесены, Вальтер ощутил, что взволнован ими, и, одинокому, они показались даже любезными.
Однако он не пошевелился, и Сын Короля ответил Госпоже следующим образом:
– Не знаю, какие намерения гнездятся в твоем сердце относительно этого разбойника. Только не дразни меня его доблестью, в которой не разбираешься. Если считаешь меня недостойным себя, то верни в страну отцов, чтобы оттуда я мог поклоняться тебе и любить похожих на тебя красавиц.
Тут он, должно быть, протянул к Даме руку с какою-то лаской, потому что она сказала:
– Нет, не прикасайся своей ладонью к моему плечу, ибо сегодня полна она не любви, а прихоти и гордыни и хотела бы оказаться властной. Нет, ты и не оставишь меня, пока не сделаешься мягче и добрее ко мне.
Тут на некоторое время между ними воцарилось молчание, а потом Сын Короля молвил жалобным голосом:
– Моя Богиня, молю тебя о прощении! Но разве удивляют тебя мои опасения надоесть тебе… оттого-то становлюсь я ревнив и капризен. Ты выше всех Королев этого мира, и я без тебя никто – жалкий юнец! – Госпожа молчала, и он продолжил: – Но разве не вышло так, о Богиня, что этот купеческий сын не обратил подобающего внимания на твою красу и величие?
Со смехом она ответила:
– Возможно, он еще не понял своей выгоды, увидев тебя, сидящего рядом со мной, услышав, что мы говорим с ним сурово, холодно и презрительно. Потом жалкий юнец был посрамлен и опозорен перед нами, что было видно по глазам его и лицу.
Теперь говорила она любезно и ласково, так что Вальтер вновь взволновался; и подумалось ему, что Дама эта, должно быть, знает о том, что он неподалеку. И говорит, обращаясь и к нему, и к Сыну Короля. Но тот ответил:
– Разве не замечала ты в его глазах, Госпожа, что совсем недавно они смотрели на другую красавицу, не на тебя? Кажется мне не столь невозможным, чтобы на своем пути к твоему чертогу не мог он повстречаться с твоею девкой.
Говорил он неуверенным голосом, как бы опасаясь возможной бури. И воистину голос Дамы переменился, хотя не было слышно в нем пыла… резким теперь казался он, холодным и острым:
– Да, такое могло случиться. Ведь нельзя все время думать о собственных трэлах. Если ты так считаешь, мы непременно выясним это при следующей встрече с нею. И если окажется она на сей раз застенчива, то тем тяжелее заплатит, ибо мы допросим ее у фонтана в чертоге о том, что случилось у фонтана возле скалы.
Молвил Сын Короля еще более неуверенным голосом:
– Госпожа, а не лучше ли допросить его самого? Девка крепка сердцем, и нескоро удастся выдавить из нее правду, в мужчине же я не уверен.
– Нет и нет, – резко возразила Дама, – этого не случится. – И, помолчав немного, спросила: – А если он вдруг окажется нашим господином?
– Нет, о Госпожа наша, – отозвался Сын Короля, – ты, конечно, шутишь со мной… неужели тебя, при всем твоей могуществе и мудрости, при всех познаниях, которыми ты способна повелевать, может одолеть какой-то кобелек-дворняжка?
– Но что будет, если я не захочу этого, Сын Короля? – спросила Госпожа, – Знай же: мне ведомо твое сердце, но мое от тебя сокрыто. Но успокойся! Раз ты молил за эту женщину… нет, не словами, дрожащими пальцами, встревоженными глазами, насупившимся челом… Итак, ты молил за нее столь искренне, и ныне она уцелеет. Только не знаю, послужит ли это к ее пользе в конечном счете. Позаботься об этом, Отто, так часто державший меня в своих объятиях. А теперь можешь уйти, если угодно.
И показалось Вальтеру, что слова эти ошеломили Сына Короля, ибо, ничего не ответив, он поднялся с земли и неторопливо отправился к дому. Госпожа, немного еще полежав на траве, также отправилась собственным путем, однако от дома повернула к лесу – в ту самую сторону, откуда Вальтер пришел.
Сам же он пребывал в смятении и ума и духа, поскольку угадывал кровавые и жестокие деяния за беседою этой пары и посему наполнялся гневом. Но наконец сказал себе, что ничего сделать не может, ибо как бы опутан по рукам и ногам, пока вновь не увидит Деву.
Глава XIII. Как начиналась охота
На следующее утро Вальтер встал в свое время, унылый и отяготившийся сердцем, не ожидая ничего другого, кроме того, что происходило с ним четыре последних дня. Но вышло иначе: спустившись в чертог, он обнаружил там Даму, в одиночестве восседавшую на престоле в платье из белого полотна. Услышав шаги его, она повернула голову, посмотрела на него и, поприветствовав, сказала:
– Подойди сюда, гость.
Молодой человек подошел и стал перед нею, а она сказала:
– Ты пришел сюда и не услышал приветствия, не видел почестей, но сердце не велело тебе бежать отсюда. И, сказать правду, это хорошо для тебя, ибо бежать из нашей страны невозможно, нельзя и оставить ее без нашего разрешения. Но я могу поблагодарить тебя за то, что ты остался здесь, подчинившись нашему приказу, глотая обиды в течение трех дней и не жалуясь. Не могу я назвать и трусом тебя, столь ладно сложенного, крепкого телом, отважного с виду и ясноглазого. И теперь я спрашиваю: готов ли ты сослужить мне службу, заплатив ею за свою гостьбу?
Вальтер отвечал поначалу с некоторой неуверенностью, ибо его удивила происшедшая в ней перемена. Теперь она разговаривала с ним дружелюбно, как и надлежит знатной леди обращаться к молодцу, готовому со всей честью служить ей. Рек он:
– Госпожа, со смирением и от всей души благодарю тебя за такое предложение, поелику последние несколько дней досаждала мне пустота дневных часов и не мог я придумать ничего лучшего, чем послужить с честью столь славной Госпоже.
Чуточку нахмурившись, она отвечала:
– Не зови меня впредь Госпожой, ибо так называет меня некая рабыня. Но ты не из трэлов. Называй меня Владычицей, и мне будет приятно, если ты послужишь мне оруженосцем, ибо в таком качестве ты будешь участвовать в охоте. Посему ступай, возьми лук и стрелы, препояшься мечом, потому что в крае сем встречаются звери более опасные, чем олень или косуля. Я тоже пойду собираться, и отправимся отсюда без долгого промедления, чтобы тем самым сделать краше летний день.
Вальтер поклонился ей, и, встав с трона, она направилась в собственные покои. Снарядившись, молодой человек вышел из дома и стал между колоннами, ожидая Владычицу. Менее чем через час она вышла из зала, и сердце Вальтера забилось, ибо по пятам за своей хозяйкой следовала Дева; едва удержал молодой человек свой очи от излишнего внимания к собственной милой подруге. Она осталась одетой, как прежде, и ни в чем не переменилась, только любовь встревожила ее черты, когда Дева увидела Вальтера, и ей пришлось потрудиться, чтобы овладеть собою. Впрочем, Владычица не обратила внимания на ее смущение – или же не обнаружила этого, пока лицо Девы не приняло обычного выражения.