– Нет, подожди немного, мой милый друг, чтобы люди эти не заметили этого и не решили, что мы более похожи на влюбленных, чем хотелось бы мне. Повремени немного, а потом я целиком покорюсь твоей воле. Но сейчас скажу, что до полдня уже недалеко, и Медведи собираются в Долину, а у Кольца Судеб уже собрались их мужчины, и поленница для костра почти закончена, кого бы ни ждал он – нас с тобой или какое-нибудь другое создание. А теперь велю тебе вот что – и легко будет выполнить мою волю, – чтобы старался ты казаться происходящим от расы Богов и не бледнел и не пытался бледнеть, что бы ни случилось потом, и говорил «да» на каждое мое слово, и утвердительное, и отрицательное. Последнее же, что потребуется от тебя, самое трудное дело, хотя уже отчасти знакомое тебе: не смотри на меня хозяйским оком любви, и чтобы не было в просьбе твоей приказа… будь таким, как будто во всем принадлежишь мне и не являешься моим господином.
– О возлюбленная подруга, – ответил Вальтер, – хотя бы здесь ты моя хозяйка, и я выполню твою волю, надеясь на то, что мы либо станем жить вместе или погибнем.
Тут разговор их нарушил тот самый старец, явившийся вместе с девицей – вместе принесли они завтрак: творог, сливки, землянику, – и заставил Вальтера и Деву поесть.
Они принялись за еду – отнюдь не в скорби; а пока вкушали, старик разговаривал с ними печально, но не строго, и без знака враждебности. Он все твердил о засухе, сжигающей нижние пастбища, и о том, что трава в орошенных ручьями долинах не продержится долго, если только Божество не пошлет вскоре дождя. Тут Валь тер заметил, что и старик, и Дева внимательно приглядывались друг к другу во время всего разговора. Старик как бы ждал, что скажет она, и внемлет ли его речам. Со своей стороны девица отвечала ему любезно и милостиво, однако же ничего важного не касалась. Не позволяла она старику и поглядеть ей в глаза, взгляд которых скитался с одного предмета на другой, и губы ее не желали застывать в строгости: они все улыбались, следуя огонькам в глазах Девы, и казалось лицо ее ликом счастливого летнего дня.
Глава XXVIII. О новой Богине Медведей
Наконец старик молвил:
– Дети мои, идем же вместе со мной в Кольцо Судеб нашего народа, Медведей из Южных Долин, и там объявите вы всем свою весть. Я же молю вас пощадить собственные тела, так как и мне жаль их; и твое в особенности, о Дева, столь прекрасна ты и ясна. Ибо если случится, что обратитесь вы к нам с легкомысленным и лживым словом, на манер негодяев, тогда не достанется вам славный и достойный поклонения удел тех, кто уходит из мира в пламени костра, в дар богам и в надежду людям, а выпадет вам встреча с дубинками наших людей, доколе не ослабеете и не падете вы под ударами, после чего ввергнут вас в поток в конце долины, поставят вокруг плетень, а изнутри забросают камнями, дабы получили вы возможность полностью позабыть о вашем безрассудстве.
Тогда Дева поглядела ему в глаза, и показалось Вальтеру, что старец затрепетал перед нею, однако же она молвила:
– Ты мудр и стар и велик между Медведями, однако нечему тебе учить меня. А теперь веди нас положенным путем к месту, где объявляются вести.
Так старик подвел их к Кольцу Судеб, что находилось у восточного края Долины. Теперь его целиком занимали эти огромные люди. Вооруженные привычным оружием, они теснились друг к другу, так что над головами возвышались только маковки камней. Однако же посреди реченного Кольца располагался большой, похожий на кресло камень, и занимал его муж древний годами, долговолосый и длиннобородый, а по обе руки от него стояли могучие женщины в боевом снаряжении, с длинным копьем в руке и кремневым ножом у пояса каждая, и не было более женщины на всем Круге.
Тут старец ввел обоих гостей в самую середину Круга, и велел им подняться на широкий и плосковерхий камень, на шесть футов поднимавшийся над землей как раз напротив древнего вождя. Поднявшись по грубой лестнице, пришельцы стали перед народом: Вальтер в своем наряде, в котором явился из внешнего мира, в шелковой алой ткани; девице же нечем было прикрыть свое тело, кроме украшенного ею вчера цветами сарафана, в котором бежала она из Золотого Дома, что стоит в Лесу за Пределами Мира. Тем не менее рослый народ взирал на нее внимательно и как бы с почтением. Наконец поднялся дряхлый вождь и молвил:
– О люди, вот пришли к нам мужчина к женщина, а откуда неведомо. А еще сказали они тем, кто встретил их, что поведают принесенную весть лишь всему Кругу племени нашего. Есть у них такое право – у тех, кто согласен рискнуть. Ибо если окажутся они чужестранцами, у которых нет другого дела в нашей земле, кроме как, например, одурачить нас, то скоро умрут они злою смертью… еще могли они прийти к нам для того, чтобы острым кремневым лезвием и огнем отправили мы их к Божеству… или же принести от другого племени весть, дарующую жизнь или смерть. Теперь да внемлем слову, которое скажут они о себе и причине, приведшей их сюда. Но кажется мне, что вождь среди этих двоих женщина; ей и говорить слово, потому что – о все вы! – мужчина склоняется к ее ногам, как тот, кто служит и поклоняется ей. Говори же, о женщина, пусть наши воины услышат тебя.
Тут Дева возвысила голос, сделавшийся чистым и пронзительным, словно флейта лучшего из менестрелей:
– Внемлите, люди племени Медведя, я задам вам вопрос, и пусть сидящий передо мной вождь даст ответ на него.
Старец качнул головой, и Дева продолжила:
– Скажите мне, Дети Медведя, много ли времени прошло с тех пор, как видели вы собственное божество воплотившимся в тело женщины?
Ответил старик:
– Много зим миновало с тех пор, когда отец моего отца был ребенком; он-то и видел это самое божество в телесных очертаниях женщины.
Тут прорекла Дева вновь:
– Рады ли вы были приходу Богини, обрадуетесь, если она вновь объявится среди вас?
– Да, – отвечал старый вождь, – ибо она дарила дары, учила и явилась не страшной, а юной женщиной, такой же пригожей как ты.
Тогда возгласила Дева:
– Настал день вашего счастья, ибо старое тело скончалось, и я, сделавшись новой плотью вашего Божества, пришла к вам ради вашего блага.
Тут великое молчание воцарилось в Кругу, доколе старик не заговорил снова:
– Что сказать мне, чтобы остаться в живых? Ибо если ты и вправду Богиня, и я посмею тебе угрожать, разве не погубишь ты меня? Однако сладкие уста твои произнесли великое слово, и бремя крови легло на твои лилейные руки… Ибо как еще могу смыть с себя позор Дети Медведя, если их одурачат легкомысленные лжецы? Посему скажу: дай нам знак… Если ты – Богиня, для тебя это будет несложно; если же нет, ложь сделается очевидной, и тебе придется принять воздаяние. Ибо мы предадим тебя в руки этих вот женщин, которые ввергнут тебя в близкотекущий поток, но лишь после того, как утомят себя поркой. Но мужчину, стоящего перед тобой на коленях, мы отдадим истинной Богине, и он отправится дорогой кремня и огня. Слышала ты меня? Тогда дай знак и яви признак.
Выслушав подобное слово, Дева нисколько не переменилась обличьем; лишь очи ее прояснились и посвежели щечки, а ноги чуть шевельнулись, словно радуясь предстоящей пляске.
Оглядев Круг, она молвила голосом по-прежнему чистым:
– Старик, тебе нет нужды опасаться за подобные речи. Истинно, не мне угрожаешь ты побоями и злою смертию, а какой-то легкомысленной дуре и лгунье, которой здесь нет. Теперь внемли! Знаю я, что нужен вам от меня знак, что хотите вы, дабы послала я дождь, который прекратит затянувшуюся засуху. Однако за дождем этим мне придется сходить в Южные горы, посему пусть несколько воинов проводят меня, а со мной – моего слугу до великого ущелья в вышереченных горах, куда мы выйдем без промедления, в сей же день.
Тут она умолкла ненадолго, однако никто не отверзал уст и не шевелился, и все Медведи как бы превратились в каменные изваяния среди глыб.
Тут она заговорила снова и молвила так:
– Некоторые сказали бы, о Дети Медведя, что достаточно вам и такого знака и признака, однако я знаю вас… ведомы мне ваше упрямство и капризное сердце: дар, что еще не в вашей руке, несть дар для вас, и чудо еще невиданное не трогает ваши сердца. Посему же, воззрите на меня, стоящую перед вами, на меня, пришедшую из куда более прекрасного края, из зеленого леса… видите, разве не принесла я с собою лето, сердце, что прибавляет, и руку, которая дарует?
И тут, на этих словах, увядшие цветы на платье ее налились жизнью и заново посвежели; ветки жимолости, что лежали на тонких плечах ее вокруг шеи, сами собой сплелись, обвивая ее и окружив Деву своим благоуханием. Лилии, лежавшие вокруг чресл ее, подняли головки, рассыпая золотую пыльцу, чистые васильки засинели на платье, шиповник на голове покрылся цветами, потянулся листьями к ее ступням. Приплетавшиеся к шиповнику полевые цветы лишь подчеркивали, насколько стройны ноги Девы, а костенец разом усыпал платье ее самоцветами. Так стояла она посреди сего цветенья, словно огромная восточная жемчужина, обрамленная золотым узорочьем; ветерок же, летавший долиной, разносил благоухание по всему Кругу.
Тут уж и впрямь Медведи вскочили, завопили и закричали, грохнули в щиты и подбросили копья. После же старейшина поднялся со своего седалища и смиренно приблизился к Деве, моля открыть, чего хочет она; прочие же группами собирались вокруг, однако же к Деве подступать не дерзали. Отвечая же древнему вождю, Дева сказала, что немедленно выступит к горам, дабы послать оттуда дождь, которого здесь заждались, а после уйдет подальше в сторону юга, однако они услышат о ней или увидят прежде, чем зрелые люди отправятся к праотцам.
Тут старик рассудил, что они могут изготовить для нее носилки из благоуханных зеленых ветвей и так отнести к горам, окруженную прославлениями всего племени. Но Дева легко соскочила с камня и обошла кругом лужайку, и казалось при этом, что ступни ее едва прикасаются к траве. А потом заговорила со старым вождем, все еще не поднимавшимся с колен: