Сане Дырочкину,
выздоравливающему.
Прекрасный товарищ,
Саня дорогой,
возвращайся скорее
из больницы домой.
Верная Мотя
ждет тебя, Дырочкин,
даже скучает,
даже худеет,
чего тебе не желает.
А вот еще одно стихотворение.
Всем — всем — всем
Граждане, больные!
К вам я обращаюсь.
Хоть мы не знакомы, но общались.
Если мое мнение
вам не безразлично,
то без промедления
бегите из больницы.
Дома кормят вкусно,
бывает даже кости,
а там одна диета
с утра и до обеда.
Товарищу Профессору привет!
Врачам и медсестрам привет!
Живите сто тысяч лет!
Ну как? Не знаю понравятся ли стихи тебе, но мне они очень нравятся. Мне, если честно, вообще все нравится, что я сама делаю.
А в нашем, кстати, доме события еще более потрясающие, чем раньше. Может, тебе Ольга Алексеевна рассказывала.
БОРИС БОРИСЫЧ УЖЕ ДВА РАЗА ХОДИЛ НА РАБОТУ
И знаешь, кем он теперь работает?
Фельдшером! Помощником врача на неотложной помощи. Когда дома Борис Борисыч халат надел я даже от удивления пасть открыла. Но он мне все-все объяснил.
— Я, — сказал он, — Мотька, давным-давно именно на этой работе с Ольгой Алексеевной познакомился. Она тогда студенткой была, а я тоже был молодым и большую пользу приносил людям. И Ольга Алексеевна меня выбрала к полюбила. И вот, Мотька, теперь я опять иду на работу. Буду сидеть у телефона и принимать от больных вызовы. Дело это очень сложное. Тут прекрасный слух требуется, чтобы точно по голосу различить к кому посылать врача в первую очередь, а кому во вторую. Кому, Мотька, доверять полностью, а кому не доверять. Бывают, Мотька, и симулянты.
И я ему, Саня, ничего не ответила, а забралась под диван и долго-долго улыбалась. Теперь-то мы можем быть спокойны с тобой за Бориса Борисыча.
Обнимаю и жду тебя каждую секунду,
верная Мотя.
Эпилог
Товарищи! Граждане!! Люди!!!
Оглянитесь!
Весна!!!
Да нет, не так спокойно оглянитесь, а быстро! Покрутите головой! Наберите воздуха и вздохните!
И вы все поймете!!
Какие запахи вас окружают! Какие прелестные запахи!
Принюхайтесь к тротуару! К любому уголку, у которого вы остановились, и вам все станет ясно.
Но даже в том случае, если вам не станет ясно, то вас ударит, шибанет, шарахнет такое! Такое, что и сказать трудно! Это как пение ранней птицы, как лай молодого скайтерьера, красивого и умного, как я сама.
Вот уже сколько дней я выхожу на прогулку с Саней, моим ненаглядным Санечкой Дырочкиным. И нам хорошо, потому что мы опять вместе, и потому что — весна!
От счастья я ничего не могу понять.
Я бегаю по газонам, хватаю ртом воздух и слушаю, как все звенит.
Трынь…
Трынь!..
Трынь!!..
Это капли. Они падают со всех крыш и деревьев, и просто с неба.
Трынь!
Трынь!!
Это солнце. Огромный яркий огненный круг появляется на небе, и все люди начинают идти быстрее и улыбаться.
И трамваи идут быстрее.
И машины — быстрее.
Ах, если бы не поводок, то я бы вырвалась вперед, я бы приветствовала всех лаем, потому что — весна!
Саня тоже счастлив. Правда, у него мало свободного времени. Он болел и теперь к нам домой приходят его одноклассники и они вместе учат уроки и хвалят моего Дырочкина.
Я им не мешаю. И только, когда они начинают одеваться, я приветствую их лаем, потому что — весна!
Да, я не сомневаюсь в нем, моем Сане.
Я уверена, что он не только догонит класс, но может и перегнать всех. Позади были испытания и потяжелее.
И вот теперь мы бежим по нашей Охте, и люди останавливаются, чтобы дать нам дорогу.
Я люблю людей!
Люблю и детей и взрослых!
Мне хорошо с ними, но и им хорошо со мной.
Я их друг, а они мои друзья.
И поэтому, когда из нашего дома выходит на прогулку детский сад — я приветствую их лаем.
Я хорошо знаю их песню.
Они поют:
Пусть всегда будет солнце!
Пусть всегда будет мама!
Пусть всегда буду я!
Мне очень нравятся эти стихи.
Но однажды на прогулке я сама слышала, как мой Саня, мой любимый героический Санечка Дырочкин, подхватил эту песню.
Он хорошо пел.
Ах, как он тогда хорошо пел эту песню! И даже сочинял к ней сразу новые слова.
Он перечислил все нашу семью.
И Ольгу Алексеевну!
И Бориса Борисыча, а в конце он слегка улыбнулся, скосил глаза в мою сторону, и очень громко, так что весь детский сад остановился во дворе и повернул к нам головы, спел:
— Пусть всегда будет Мотя!!
— Да, — мысленно согласилась я. — Пусть всегда будем МЫ.
1975
Саня Дырочкин (при участии школьника Саши Ласкина). Стихи
Я — муравьиная королева
И глава своего муравейника…
Я видела,
знайте это,
видела,
как вы давили моих приближенных!
Я — муравьиная королева,
глава банкиров, купцов муравьиных…
Знайте,
я видела,
как вы сажали в банку моих подчиненных!
И они подпрыгивали,
делали в воздухе сальто,
И умирали…
Я крошка по сравнению с вами —
муравьи другой породы.
Вы, кажется, себя назвали «человеки»
или что-то в этом роде.
Мне трудно говорить…
Я умираю.
…Должны когда-нибудь животные восстать!
Люди в заснеженных куртках
В очереди за счастьем стояли.
Стояли долго, но смирно,
стояли днями, часами.
Стояли, чтоб получить пакетик,
в котором стекло и пряник.
Посмотришь в стекло — увидишь радость.
Листья, как индейцы,
живут в лесу.
На головах носят перья —
острые зарубинки.
У них есть копья —
наточенные иголки.
Листья, как индейцы, живут в лесу.
Шел день…
второй…
четвертый…
пятый…
Понедельник, как маленький ребенок
прыгал на одной ноге.
Суббота — седой старик
играл на шарманке,
чтоб ночью, в воскресенье, умереть,
а утром вновь воскреснуть…
А дни — это семь искр,
которые поодиночке,
через двадцать четыре часа,
гаснут.
Луна на ниточке подвешена,
но ниточка луну не выдержала
и оборвалась,
и луна свалилась на асфальт,
асфальт вечернего Ленинграда.
И звезды достали губами
до кончика луны,
и стали дуть.
Теперь луна — пастуший рог.
Малая, малая панда,
с маленькими раскосыми глазами
и ушами белыми, как снег.
Я тебя увидел вместе,
вместе с шотландским пони,
на страницах журнала.
Не сердись на меня, Панда.
Не такой уж плохой я,
как кажется Варану с острова Комода,
как кажется Морскому Слону.
Скажи хоть слово, Панда!
А если скажешь что-нибудь,
то говори со мною «на ты».
Гранит у набережной Невы.
Никто бы не подумал, что в граните
(не помню я с какого года)
лежит стихотворение.
Оно кричит и молит,
и просит выпустить оттуда,
оттуда, из серого гранита.
Дождь идет.
Завернуты в черные плащи,
в шляпах с широкими полями,
с зонтиками, как со щитами,
как бандиты проходят люди.
И памятник Пушкину во мгле,
словно провалился под землю.
И горят фонари,
не давая света.
Хоть бы кончился дождь!
И прошли эти грустные люди!
Перед дворцом Елагина
львы высунули языки.
Вы скажете: львы сделаны из бронзы,
А я вам отвечу — нет.
Посмотрите, под слоем бронзы
сидит настоящий лев.
Язык у него высунут,
в глазах ненависть страшная,
мог бы — сейчас же бросился,
но бронза ему мешает.
… И в рот ему кидают спички,
и он к такой еде уже привык.
Ко мне в окно заглянула старушка,
изогнулась, как цифра четыре.
Она нема, как рыба в океане,
и она позабыта всеми,
и ее зовут так просто:
Водосточная Труба.
Я иду и убиваю время,
За секунду делаю одно убийство,
За секунду убиваю время…
Без судей,
без площадок,
черточками размалеванных,
без сигнальных пистолетов,
бегут,
не оборачиваясь,
две собаки
по собачьему государству.
Рекордсмены собачьего бега!
Чемпионы-легкоатлеты!
…А имени у них нет.
Не дают бездомным собакам имена.
Скипетр в руках,
Ноги в стременах:
За уздцы держась,