Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую — страница 70 из 106

* * *

Как было условлено, брат нового Великого князя движется к Киеву — с частью дружины, с обозом, с половецкими конниками. Перестояв ночь в каком-нибудь придорожном селе, выезжают чуть свет, пока не развезло дорогу. Не зря говорят: «На Руси дорогу строит мороз!» Потому и дани собирают все больше по зиме, и воюют тоже чаще всего зимой.

В путь пустились сразу же после нового года, начинавшегося с первым весенним месяцем березнем, или, как называют его книжники, переняв не то у греков, не то латинян — мартом. Но как ни зови месяц, приметливым ли славянским словом или пришлым из иных земель и времен, еще от календаря древних римлян, весна своё берёт.

Великий князь не дождался своего брата и союзника. Талые воды захлестнули дороги. Потонули в половодье возки, кони бессильно месили копытами мокрое снежное крошево. Не совладав в ночном бою с княжичем, Великий князь бежал из Киева. Может, и пробился бы к шедшему на подмогу войску, и тогда неизвестно ещеё, чья бы взяла. Но тут сваты-половчане — не дорого взяли — ударили в спину. И вот уже княжеский брат в темнице, а сам он с остатками разбитой дружины едва уходит от погони. Скачут ещё быстрей, чем тогда, когда мчались захватить стольный. Великий князь… нет, уже не великий. Князь, рослый и тучный, молчаливо стынет в седле. Известно, после драки кулаками не машут. И горе — не сухарь, слезой не размочишь. Что толку теперь горевать. А всё же горевал. И сейчас, когда смотрел на колыхавшиеся впереди шлемы своих воинов — этих, что всего-то и уцелели от дружины, хотелось головой замотать, очнуться от лихого колдовского сна. Только как ни будил себя, не мог добудиться. Скрипел зубами в бессильном гневе. Будь они трижды прокляты — и коварная хлябь, потопившая войско, и предавшие его друзья-половчане. Подали ручку, да подставили ножку! Не зря говорят: «Половчанин листа хвост, волчий рот».


18



Обоз, выехавший ранним утром на большак, ведущий из южных русских княжеств на север в. Суздальскую землю, был не то чтобы очень велик, но громоздок. Один за другим тянулись крытые возки, в которые были впряжены разномастные кони, и, доверху нагруженные поклажей сани, тоже разные, будто наспех собранные перед дорогой. Обоз — сразу видно — не воинский. Но и не купеческий это обоз с красным товаром. Тот обычно идёт при малой охране, взятой на всякий случай — от разбойников и иных недобрых людей. А от войска ему разве оборониться? У него другая защита — древний обычай гостеприимства. Кто тронет купца, тот не оберется сраму, и корить его будут и чужие и свои. Потому что и так из-за усобиц приходят в упадок города, глохнут ремесла, нищает Русь. А ежели ещё и торговля прекратится, то и вовсе беда. Купец к воинским делам непричастен. А тут при обозе дружина. Всадники придерживают коней, приноравливаясь к медленному движению тяжёлых возков и саней.

Обоз идёт неходко — то растягивается в пути, то в беспорядке сбивается в кучу у мостов и переправ. С неуворотным этим обозом по приглашению своего всесильного родственника суздальского князя Юрия едет к нему в гости новгород-северский князь Святослав. Едет с своей княгиней, с чадами и домочадцами, с челядью и домашним скарбом, который может потребоваться в долгом пути. Да ещё, кроме всего прочего, везёт дары хозяину. При таком-то случае не отправишься в гости с пустыми руками.

Вместе с этим обозом и совершим мы третье путешествие. Этот маршрут не назовёшь туристским. Во всяком случае он не был таким во времена наших героев. По нему не устремлялись паломники, любители побродить по свету. Даже те, кого звала необходимость, отправлялись в этот путь с опаской. Смелый воин, умный правитель Владимир Мономах, оставивший по себе в народе добрую память, с гордостью писал в своем поучении сыновьям о том, что он совершил в жизни восемьдесят три больших похода, не раз подвергался смертельной опасности на охоте, случалось, падал с летящего на всем скаку коня и однажды проехал из Киева в Ростов, приравнивая эту поездку к самым трудным делам в своей жизни. Значит, нелегко было добираться с юга на север. Руси по глухим лесным краям.

* * *

Княгиня не велит быстро ехать. Чуть ускорят ход под гору, княгиня возницу в спину тычком:

— Хочешь опрокинуть, душегуб проклятый! Креста на тебе, окаянном, нету!

Князь, покачиваясь в седле, думает о своем. Много пришлось ему повидать в жизни с молодых лет. Отца его и доныне попрекают недобрым словом за то, что заводил усобицы. Величают Гориславичем. Кто прозвал — неведомо, а вот пристало. Он тоже всю жизнь старался сесть повыше. Было время, в Великом Новгороде княжил. Но Господин Великий Новгород своеволен. Сам себе выбирает князя по своему усмотрению. Не поладил князь с новгородцами. Пришлось уйти в Северскую землю. Стольный её город — тоже Новгород, — конечно, не чета своему тезке Новгороду Великому. Но зато Северская земля — своя. Тут сидел в свое время отец Святослава.

Впереди, где ехал со своими отроками старший сын Святослава, молодой княжич Олег, послышались громкие крики. Несколько всадников, сорвавшись, припустили коней. Князь вскинул голову, настороженно вглядываясь вдаль. Хоть и далеко ушли они от тех мест, где властвуют нынче враги Святослава, и совсем уже близко владения всесильного Юрия суздальского, а все же, не будешь сторожиться, очень даже просто можно голову потерять. Милые родственники устроят засаду да и захватят в полон совсем домом и добром. Жизнь, она по-всякому поворачивается. Совсем недавно князь Святослав было взобрался на Киевский стол. А теперь приходится ехать да оглядываться. В межкняжеской сваре он не то что Киева — отчего княжества своего лишился. Разбив Святослава, гнались за ним по горячим следам враги до самого Новгорода-Северского. Пришлось бросить город, оставить его вместе с жителями во власть врагу, а самому с семьёй и остатками дружины бежать в глухие Вятские леса. Он теперь как пуганая ворона, что боится куста.

Но тревога была напрасной. Оказалось, выскочил на дорогу заяц. И княжич, томившийся в этом долгом медленном пути, не удержался, кинулся в погоню за серым. Загнал-таки и теперь довольный ворочался назад. А на поясе княжича болтался, свисая ушами вниз, невезучий заяц. И опять все заняли свои места. Впереди княжич с молодыми дружинниками. За ними — возки. За возками — князь с воинами. А позади длинным хвостом — сани с поклажей, за которыми пеши топают холопы и холопки — конюхи, повара, чашники и прочая челядь.

Князь вернулся к невеселым думам. Новгород-Северский, где княжил он в последние годы, его противники разорили и сожгли. А добра сколько пропало! Князь оглянулся, окликнул всадника с густой бородой, ехавшего среди старшей дружины без оружия и доспехов. Придержал коня, поджидая, когда тот с ним поравняется. Спросил:

— Пишешь, отче, что разграблено было да увезено? Может, ещё доведётся предъявить дорогим братцам счёт к оплате. Воинское счастье переменчиво.

— Пишу, князь, — с готовностью отвечал бородатый. — Всё учёл до самой малости! Долго пришлось считать. Убытков тьма. — И вздохнув, начал по памяти, словно по писаному:

— В Путивле двор со всем добром… бочек мёду 500, да корчаг с вином 80, да челяди 700 душ, да церковь раздели, ободрали донага, увезли сосуды серебряные, да кадильницы, да шитые золотом покровы… Храм божий не пожалели, не иначе по дьявольскому наущению…

— Дальше говори, — недовольно перебил князь.

— …А в кладовых утварь добрая медяная, кузпь железная. А на гумне хлеб — 900 стогов… А на лугу табун — 1000 коней да 3000 кобылиц… А село сожгли…

— Чтоб ничего не забыл, отче! Все пиши! — бросил князь и отъехал вперед. И опять думал — вся надежда на Юрия. О Киеве мечтать больше не приходится. Сесть на Великокняжеский стол хочет сам Юрий. Владеет Юрий обширным и богатым северным Суздальским княжеством, но всю жизнь видит себя на месте Великого князя. А Святославу остается только ходить у него в подручниках да надеяться, что поможет ему всесильный союзник вернуть Новгород-Северский. Вот теперь приглашает его Юрий в гости. Прислал с гонцом запечатанное княжеской печатью письмо. Пишет по-родственному: «Приди ко мне, брате, в Москов», но кто его знает, о чем он думает. Юрий хитёр и себе на уме. И всё-таки делать нечего. Только на Юрия вся надежда, на эту встречу с ним. Далеко ли им ещё ехать? Надо спросить у гонца, где этот самый Москов, или Москва, как его там называют, это село. Городов на Руси — и больших и малых — многое множество. Не зря еще в старые времена называли иноземцы Русь «Гардярик» — «страна городов». Известны всему свету и Киев, и Чернигов, и Переяславль, и Владимир на Волыни, и другие южные города, а на севере — Смоленск, Полоцк, сам Господин Великий Новгород… На востоке Ростов, Суздаль, Рязань, Муром… Знает князь и многие другие города поменьше, такие, как Курск, Минск, Брянск, Путивль, Рыльск, Карачев, в котором ему не так давно пришлось спасаться от преследовавших его врагов. А вот о Москве слышит впервые. Провожатый, тот самый гонец, что привез письмо, рассказывал — это село, стоящее близ дороги, как раз на пути в Суздаль. Юрий приметил его, когда ходил со своим войском на Киев. «И в самом деле, доброе село, — похвалил гонец, — и стоит удобно: над большой рекой. И места привольные».

А ещё рассказывал гонец — правда; уже не князю Святославу, а одному из княжеских дружинников, старому своему знакомцу, что село это, Москва, недавно принадлежало богатому боярину Кучке, потому и звалось Кучково. Юрий отнял понравившееся ему село у прежнего владельца. А самого боярина убил.

«Умеет Юрий прибрать к рукам то, что ему приглянется, — думал Святослав, — не зря прозвали его Долгоруким». Сложилось так, что они с Юрием оказались союзниками в общей борьбе с враждебными Святославу князьями. Потому и зовет Юрий к себе в гости. И встречу назначил в этой самой Москве, которая находится как раз посреди пути из Новгород-Северского княжества в Суздальское. И сам туда приедет из своего Суздаля. Ну что ж, хорошо. Встретятся они, всё обсудят, решат, что дальше делать. А чтобы отблагодарить хозяина за гостеприимство, везёт Святослав ему неплохие подарки. Хоть и разграбили враги его терема и усадьбы, но кое-что он успел увезти, сберечь.