С наступлением вечера сражение затихло, и его милость Тигуса вернулся в павильон на вершине, в главную ставку. Потери среди его сторонников составили больше семи тысяч человек убитыми. Среди них погибло несколько сот человек под командованием семьи Ота и Канадзи, главной опоры войска. Видимо, поэтому считалось, что Тигуса должен стать старшим военачальником Он вызвал Кодзима Бинго Сабуро Таканори и сказал ему:
— Воины, потерпевшие поражение, устали и опять сражаться не смогут. Считаю, что их позиции вблизи столицы нехороши, поэтому надо позиции для них устроить на некотором расстоянии от границы, ещё раз собрать войско из ближних провинций и опять напасть на Киото. Как вы считаете?
Кодзима Сабуро, не дослушав его, промолвил:
— Победа или поражение в бою зависит от судьбы на данный момент, поэтому потерпеть поражение не обязательно бывает стыдно. Приказать войску отступить там, где отступать нельзя, и наступать там, где нельзя наступать, — только это называют недостатком полководца. Как бы там ни было, Вступивший на Путь Акамацу с войском всего в тысячу с лишним всадников до трёх раз вторгался в Киото, а когда не получалось, отступал, но в конце концов, до своих позиций в Яхата-Ямадзаки не доходил. Даже если большая часть его последователей перебита, оставшихся воинов наверняка всё ещё больше, чем у Рокухара. Позади этих позиций находятся глухие горы, впереди — большая река. Если противник нападал, они становились лучшим укреплением. Нужно быть осмотрительными и не помышлять об отступлении с этих позиций. Однако, не зная, не предпримет ли противник ночное нападение, когда свои устанут и ослабеют, Таканори устроил лагерь у основания моста возле улицы Ситидзё и, видимо, ожидает там. Воины, на которых полагается его высочество, около четырёхсот-пятисот всадников направьте к переправе Умэцу-Хорин, чтобы укрепить её!
Тогда Кодзима Сабуро Таканори во главе трёх с лишним сотен всадников укрепил позиции к западу от моста возле Седьмой линии. Слова Кодзима умерили чувство стыда у его милости Тигуса, и через некоторое время он уже находился в Пагоде на вершине, но здесь его поразила мысль: «а что, если противник предпримет ночное нападение?!» — и, может быть, охватила робость, но едва миновала полночь, он на коне принца, наискось, мимо Хамуро, пустился по направлению к Яхата. Бинго-но Сабуро и мысли не допускал об этом, и когда глубокой ночью он всматривался в Пагоду на вершине, то заметил, что сигнальные огни, которые прежде светились как звёзды, стали гаснуть один за другим: их переставали зажигать. Ого, — удивился он, — похоже, что старший военачальник удаляется из столицы. Чтобы посмотреть, в чём дело, он стал подниматься от тракта Хамуро к Пагоде на вершине. Здесь он перед храмом Дзедзю встретил Хагино Хикороку Томотада.
— Старший военачальник уже ночью, в час Крысы[644], благоволил удалиться из столицы. Мы обессилены и собираемся уехать отсюда. Поедем вместе с нами!
Бинго Сабуро эти слова Хагино очень рассердили:
— Когда такой трусливый человек пользуется властью великого военачальника, — это ошибка. А если такое случается, и сразу же в существо дела не вникают, потом обязательно следуют тяжёлые испытания. Скорее проезжайте. Таканори каким-то образом поднимается к Пагоде на вершине. Он может обнаружить там следы принца и последовать за ним.
Так он сказал. Подчинённых ему воинов оставил у подножья горы, сам же в одиночку, продвигаясь и продвигаясь сквозь войско, которое следовало из столицы, стал подниматься к Пагоде на вершине.
Когда он вошёл в главную пагоду, где пребывал старший военачальник, и посмотрел, то подумал, что тот бежал панически: было брошено всё, вплоть до парчового знамени его высочества и белья, которое надевают под доспехи. Бинго-но Сабуро рассердился и бросил:
— О, свалившись в какую канаву, с какого обрыва умрёт этот старший военачальник?! — и ещё некоторое время стоял, скрежеща зубами и думая: «Видимо, его сейчас с нетерпением ожидают подчинённые». Потом свернул один только парчёвый стяг его высочества, велел слугам ждать, поспешил к храму Дзедзюдзи и приказал подчинённым погонять коней, а возле постоялого двора на развилке дорог его догнал Огино Хикороку.
Огино собрал в селениях Синомура и Хиэда войска, которые направлялись в провинции Тамба, Танго, Идзумо и Хоки, объединил три с лишним тысячи всадников, изгнал сельских самураев, живших вдоль линии дороги, и закрылся в замке храма Косэндзи в провинции Тамба.
8О ТОМ, КАК СГОРЕЛА ПАГОДА В ДОЛИНЕ
Когда разнёсся слух, что средний военачальник Тигуса-но То бежал из своего лагеря в Западных горах, назавтра же, в девятый день четвёртой луны, войска из столицы вторглись в подчинённые Пагоде в долине и Пагоде на вершине такие места, как храм Дзедзюдзи, Мацуноо, тракт Мангоку, Хамуро и Кинугаса, разрушили буддийские храмы и синтоистские святилища, захватили кельи и жилые дома, забрали всё имущество, после чего жилые дома предали огню. Подули жестокие сезонные ветры, храмы Дзедзюдзи, Сайфукудзи, Кинугаса и павильон Сансон-ин — в общей сложности больше трёхсот пагод и других построек, пять с лишним тысяч жилых домов в одночасье обратились в пепел, изваяния будд, символы богов[645], сутры и шастры[646], учения мудрецов[647] поднялись вверх дымом небытия.
То, что называют Пагодой в долине — это чудотворное место, сооружённое пресвятым Энро, внуком Ёситика, губернатора провинции Цусима, бывшего старшим сыном милостивого Хатимана[648]. Этот пресвятой исстари, ещё с младенчества, отделился от своего дома, который в течение многих поколений был воинским, а после того, как с упорством завершил занятие комнаты, в которой нет человека, охваченного грустью[649], он сочетал в себе три науки: заповеди, созерцание и мудрость, понимал смысл добродетели чистоты шести корней[650], поэтому перед окном, у которого он читал «Сутру лотоса», рядом с ним садился и внимательно слушал его пресветлый бог Мацуо, в дверях таинств сингон[651] находилось дитя, охраняющее Закон, складывающего свои руки ладонями вместе[652].
Из-за того, что этому положил начало такой мудрый и высокодобродетельный пресвятой, на протяжении пятисот с лишним лет с их сменой звёзд и инея[653] до теперешней последней эпохи[654], когда добродетель оскудела, вода из потока мудрости остаётся чистой, светильник Закона горит светло. В квадратном, со стороной в три кэн[655] хранилище для Трипитаки, что проявляет силу Закона, разрушающего чувственные страсти, помещается больше семи тысяч свитков сутр и шастр. В окрестностях пруда, украшенного редкостными деревьями и диковинными каменьями, переносишься во внутренние павильоны неба Тушита[656], где стоят в ряд сорок девять дворцов. Обращённые к небу двенадцать перил украшены драгоценными камнями и нефритом. Пагоды пяти видов инкрустированы золотом и серебром и сверкают при свете луны. Их сверкание таково, что кажется подобным Чистой земле Крайней радости[657], украшенной драгоценностями семи видов.
Кроме того, храм, который называется Дзедзюдзи, храмом Чистого жилища — это центр распространения заповедей, место действия секты рицу[658]. В тот час, когда Почитаемый в мире Сяка[659] умирал, когда ещё не был закрыт его золотой гроб, к основанию двух деревьев тайком приблизился злой демон, которого зовут Проворным демоном, выдернул зуб у Сяка и взял его. Четыре вида учеников Будды[660] смотрели с удивлением и хотели это остановить, но в течение половины стражи демон пролетел сорок тысяч ри и бежал, до половины горы Сюми до неба Четырёх королей[661]. Идатэн[662] догнал его и отнял зуб. А получив его, потом отдал китайскому Дао Сюань-люйши[663]. После этого он мало-помалу передавался в другие места и достиг нашей страны, а в правление императора Сага[664] впервые был помещён в этот храм. Через две тысячи триста с лишним лет после смерти высокомудрого, Почитаемого в мире, части плоти Будды широко распространялись в Поднебесной[665].
Беспричинно погубить такой высокопочитаемый храм — это серьёзный знак того, что судьба воинов[666] должна иссякнуть — так все люди критиковали их и, что удивительно, на самом деле прошло немного времени, и все Рокухара погибли в Бамба, а вся семья Ходзе погибла в Камакура. Не было человека, который не подумал бы, что правду говорят: «В дом, где одно на другое нагромождаются злые дела, обязательно приходит беда».
СВИТОК ДЕВЯТЫЙ
1О ТОМ, КАК ЕГО МИЛОСТЬ АСИКАГА ПРИБЫЛ В СТОЛИЦУ
Из Рокухара постоянно направляли гонцов в Камакура с докладами о том, что предыдущий государь[667], пребывая на горе Фунаноуэ, направляет в Киото нападающих и, когда в Канто услышали, что дело уже становится опасным, Вступивший на Путь из Сагами очень испугался и направил в столицу большие силы. Половину их он назначил защищать Киото, а главному войску приказал двигаться на Фунаноуэ. Нагоя, губернатора провинции Овари, назначил старшим военачальником и призвал двадцать восемь сторонних дайме