Все оказалось значительно проще. На официальное представление и прием взвода просто не было времени: завтра в бой.
Я обошла свои танки, познакомилась с офицерами и с экипажами. Знакомых людей не было, но мне с первой же минуты показалось, что всех их я хорошо знаю.
Уже вечером, подойдя к танку, в котором обнаружилась какая-то неисправность, я увидела торчащие из отделения сапоги и услышала, как механик-водитель, который возился в танке, пояснял стоявшему около машины танкисту причину неисправности. При этом названия деталей пересыпались выражениями, имеющими весьма далекое отношение к технике. Я вышла из-за деревьев. Тот, что стоял у танка, крикнул:
— Командир взвода идет!
Торчащие из танка сапоги зашевелились с явным намерением исчезнуть внутри машины.
— Что случилось? — спросила я.
— Вторая передача не включается. Сколько уж времени с ней возимся!
— Может, вы посмотрите? — просто сказал командир танка.
Я даже не подумала отказаться от такого предложения я, признаюсь, в глубине души обрадовалась, что ко мне обращаются за помощью.
— А ну, вылазь, дай-ка я взгляну! — крикнула водителю.
— Не вылезу, — глухо раздалось из танка. — Совестно.
— А зачем ругался?
— Так разве ж я ругался? Это ж я для связки слов…
— Все равно вылазь. Что ж, я так и буду твои сапоги рассматривать, пока ты будешь слова связывать?
Склонившись над раскрытым люком, я вдруг подумала, что, может быть, мне и не стоило браться за ремонт: ведь хорошо, если сумею помочь танкистам, а если нет… Это значит надолго, а может быть, и навсегда, потерять авторитет командира. Но тут же отогнала от себя сомнения: я должна найти неисправность, и я найду ее!
Внимательно, буквально сантиметр за сантиметром, проверила внешнее состояние агрегатов, трансмиссии и особенно их приводов, затем приказала механику-водителю забраться в танк и поочередно включать передачи. И, наконец, поняла, в чем дело: разрегулировалась вилка второй передачи. Неисправность показалась мне такой пустяковой, что я с невольным удивлением оглянулась на стоявших около машины танкистов. Даже подумала: не нарочно ли до сих пор возились? Может быть, проверяют, знает ли их новый командир машину? Но вовремя удержала готовый сорваться вопрос. В конце концов, это их право, если даже и проверяют. Завтра в бой, должны же люди знать, кто их поведет.
Указав механику-водителю на непокорную вилку, потребовала контрольную шайбу и необходимый инструмент.
Основную, наиболее тонкую работу сделала в полчаса и, только выбравшись из танка и приказав механику-водителю закончить остальное, еще раз подумала: «Вряд ли командиру взвода надо было выполнять функции механика-водителя, да еще не на своем танке». Но я не жалела! Я приобрела уважение танкистов, а это было лучше всякого знакомства.
Ночью, получив приказ, собрала командиров, поставила задачу. Потом мы долго сидели на пожелтевшей траве, говоря о завтрашнем дне, о подготовке к предстоящему бою.
Офицеры разошлись, а я все не спала.
— Товарищ лейтенант, вам тоже отдохнуть бы надо, — подошел ко мне старшина — механик-водитель моего танка. — Мы вам там брезент постлали.
— Идите спать. Я еще посижу.
— Тогда хоть шинель наденьте, прохладно ночью-то, — сказал он, протягивая мне шинель и плитку трофейного шоколада. — Это вам, товарищ лейтенант, кушайте.
— Спасибо. Зачем так много? Мне я половинки хватит, оставьте себе.
— Каждому свое, товарищ лейтенант: вам шоколад, а себе мы спиртику расстарались. Разрешите по сто граммов!
Я рассмеялась:
— Разрешаю, только не больше.
Войскам Западного фронта предстояло послезавтра пойти в новое наступление, на Смоленск.
Близ города, с востока и северо-востока, тесным полукольцом заняли позиции стрелковые части: они будут освобождать Смоленск. Задача, стоявшая перед моим взводом, была более чем скромной: в обход большого болота выйти на шоссе к боевым порядкам пехоты и поддержать стрелковое подразделение. Оно должно наступать вдоль шоссе, в направлении монастыря, возвышавшегося на окраине города.
Обыкновенная задача для взвода, и сам он — небольшое подразделение, если рассматривать его с точки зрения дивизионных или корпусных масштабов. Но мне эта первая самостоятельная боевая задача казалась очень важной, чуть ли не решающей исход всей операции. Я никак не могла заснуть, стараясь продумать до мелочей все необходимое для подготовки и проведения боя. «А вдруг не успею все сделать? Не сумею?»
Достала блокнот и при свете карманного фонарика стала записывать:
«Проверить маршрут по заболоченному участку»; «выехать на маршрут лично, лучше с механиками-водителями»; «узнать, кто из водителей более опытен»; «не забыть сверить часы».
Короткие записи в блокноте выстроились в четкий план. Как будто все предусмотрено!..
С теплым чувством благодарности вспомнила я командорскую учебу в батальоне майора Любезнова. При решении тактических задач майор настойчиво заставлял нас, молодых офицеров, тщательно продумывать план своих действий, и нередко попадало нам от комбата за упущенные, как думалось тогда, «мелочи». Сейчас я поняла, насколько прав был майор.
Конечно, майор Любезнов покритиковал бы мой план. Даже наверняка я что-нибудь упустила в нем, но все же план этот, продуманный до мелочей, был у меня на руках, и я чувствовала себя во всеоружии.
Темной, сырой, безлунной ночью танки медленно пошли в обход болота на соединение со всей пехотой. Головным шел мой взвод. Жадно чавкала топь. Я сидела на броне головной машины, прямо у люка механика-водителя, и старалась во тьме угадать глубину топи. Приглядывалась к жидким кустам ивняка, замеченным еще днем, и, наклонясь над люком, кричала водителю, куда вести машину. Когда разглядеть в темноте знакомые ориентиры не удавалось, слезала с машины и вместе с командирами танков проходила далеко вперед, промеряя шестом вязкую землю.
Вскоре пошли заросшие мхом кочки. Их мирный вид обманул нас, я мы чуть не утопили один танк. Пришлось сделать крюк.
На очередной остановке механик-водитель моей машины с сокрушением сказал:
— Нет ничего хуже для танка, чем болото, лучше б уж море!
Я удивилась:
— Почему море лучше?
— Э-э, товарищ лейтенант, через море нас перевезли бы, а тут сам хлюпай да объезды ищи.
— Ты что же, трудностей испугался? Я-то тебя считаю боевым, неутомимым танкистом, а ты, оказывается, хотел, чтоб тебя на руках перенесли!
— На руках? — обиделся механик. — Нет, не так это. Я больше всего боюсь застрять в этой жиже и не попасть в Смоленск первым. Смоленский ведь я, вы же знаете.
На востоке небо чунь посерело, когда наконец мы почувствовали под собой твердую почву.
Я забралась в башню.
— Теперь жми, будем сегодня в твоем Смоленске! — крикнула я механику-водителю и добавила: — Думаешь, мне меньше твоего хочется быть в Смоленске первой?
— Вот спасибо, товарищ лейтенант, — прозвучал ответ.
«Тебе спасибо, дорогой! — подумала я. — Если бы не твое и твоих товарищей мастерство, не успели бы мы к началу атаки». Действительно, танки прибыли к месту назначения как раз вовремя.
Танки шли вдоль шоссе Москва — Минск.
Ночью, среди болот и перелесков, занятые только одной мыслью — как бы скорее вывести танки на сухое место, мы мало прислушивались к тому, что происходило вокруг. Порой даже казалось, что в окружающем лесу, кроме нас, никого больше нет.
Сейчас, получив возможность оглядеться, мы увидели массу войск, приготовившихся к атаке.
В сводках Совинформбюро писали просто: «Войска Западного фронта перешли в наступление». А как торжественно звучали эти слова! Величие наступления потрясало. На всю глубину прифронтовой полосы победно гремели пушки наступающих войск.
Нескончаемым потоком изо всех сил догоняло наступающий фронт пополнение. И наполнились жизнью казавшиеся до сих пор тихими леса, сбросили с себя зеленые маскировочные одежды танки и орудия. По пустынным ранее дорогам сплошной лавиной ринулись автомашины, орудия, повозки, тракторы.
«В пыль дорог Смоленщины тяжелыми свинцовыми каплями падает кровь наших изболевшихся сердец. По этим вехам мы найдем дорогу обратно. Мы вернемся, и мы победим», — продиктовал мне два года назад Саша Буженко, когда я писала письмо в свою школу.
Если бы он мог увидеть всю мощь наступления, которого мы даже в самых смелых мечтах не могли себе тогда представить! Если бы он мог увидеть, с какой силой воплощается в победу вера и воля солдат сорок первого года! Вера в несокрушимость своего народа, своей Родины. Наклонилась и подняла серый комочек земли. Может быть, именно сюда упала та символическая капля крови честного и мужественного Сашиного сердца?.. Что ж, пусть тогда она будет со мной в бою за Смоленск.
Я аккуратно завернула в носовой платок рассыпающийся комочек и спрятала в карман.
Началась артподготовка.
Старший лейтенант, командовавший стрелковым подразделением, вместе с которым предстояло действовать моему взводу, указал мне два отдельных домика на окраине города.
— Туда наступаем, — сказал он. — Только вы огонька не пожалейте. А главное, во-он за овражком — проволочное заграждение. Мы его ночью немного покусали, но вы дорожку пошире сделайте. Мин там нет, — предупредил он вопрос.
В небо взвилась красная ракета: «Атака!»
В эти минуты плохо слышно даже в ТПУ[5]. Но каждой клеточкой ощущаешь грозное биение наступательного боя. Сердца четырех членов экипажа бьются как одно. Взвод вырвался вперед, по вспышкам выстрелов справа и слева видно: много танков идет в бой. Заряжающий только успевает забрасывать снаряды — пушка гулко ухает, во рту знакомый горьковатый привкус.
Вот и проволочные заграждения. Кажется, слышишь, как хрустят подмятые танком колья, как со скрежетом наматывается на гусеницы проволока.
В проделанные танками проходы в заграждении вливается пехота. У солдат открыты рты: кричат «ура!».