ВСТРЕЧИ
Еще затемно началась артподготовка. До нас доносился приглушенный дождем, слитый воедино гул сотен орудий.
Ночь сырая, черная — в двух шагах ничего не видно. Только реактивные снаряды, описывая огненную дугу, падали где-то в расположении противника, вскидывая при разрыве сноп желто-белых искр. Тяжелый, непрерывный дождь старался прибить начавшиеся пожары, но пламя, извиваясь, припадая к земле, выдерживало борьбу с водой и, победив, снова выбрасывало свои огненные языки.
Пехота вела бой, стремясь прорвать вражескую оборону и дать нам возможность войти в образовавшуюся брешь для дальнейших действий в оперативной глубине обороны противника. Прорыв завершали на этот раз мы сами. Чуть только рассвело, танки быстро обогнали наступающую пехоту и довольно легко прорвались через вражеские траншеи. Пропустив тылы и кавалеристов, корпус, не дожидаясь подхода пехоты, стремительно двинулся вперед.
Длинное, одетое в броню, многозвенное тело танковой бригады вытянулось вдоль дороги. Выставив навстречу врагу множество пушечных, пулеметных, автоматных и винтовочных стволов, мы неуклонно продвигались вперед. Танки через одного развернули башни направо и налево, готовые каждую минуту открыть огонь в любом направлении.
По обе стороны шоссе расстилались бескрайние, уже пожелтевшие поля кукурузы. Только зеленые островки небольших рощиц несколько разнообразили и смягчали желто-бурую жесткую даль. Будто и не было позади тяжелых горных переходов, мы снова шли по равнине, совсем как в Молдавии. Только кукуруза еще выше: в ней почти целиком скрывался танк.
То, что на карте Венгрии обозначено названием какого-нибудь сельского населенного пункта, на деле представляло собой растянувшиеся на несколько километров хутора: группы из двух — четырех домиков перемежались участками земли в пятьсот — восемьсот метров. Вокруг хуторов — кукуруза и мелкие рощи.
Бои здесь были совсем не похожи на наше быстрое продвижение от Днестра до Прута. Там мы двигались колонной, в случае надобности молниеносно развертывая батальоны и в коротком бою очищая себе дальнейший путь. Здесь мы почти все время шли в боевых порядках, вынужденные атаковать каждый хутор, каждую рощицу. Объяснялось это просто: в Молдавии мы окружали большую группировку врага, и противник там направлял основные усилия на то, чтобы прорваться и уйти. Здесь, в Венгрии, немецкое командование имело возможность выставить против нас свежие силы и технику, использовать каждую высотку, каждую рощицу, чтобы задержать и уничтожить прорвавшуюся к ним в тыл крупную группу советских войск.
Бесспорно, нам было во много раз труднее сейчас, чем в прошлой операции, но каждый из нас помнил напутственные слова комбрига: «Действия нашей группы значительно облегчают продвижение частей фронта, заставляя противника делить свои резервы между фронтом и нами. Наша задача — и дальше корректировать распределение этих резервов самым губительным для врага способом: попросту уничтожить фашистские части».
На последнем совещании перед выходом комбриг повторил те же слова, что мы уже слышали, когда переходили Прут, и когда входили в Румынию, и перед переходом болгарской границы; теперь и в Венгрию мы идем с тем же: «Мы не завоевываем, а освобождаем…» Стоило пройти через тяжелые испытания войны, чтобы здесь, на чужой земле, встречать простых людей разных национальностей — румын, болгар, венгров — и знать, что мы несем им свободу!
Ломая на своем пути поспешно расставленные заграждения, отбрасывая в сторону и немцев и салашистов, занимая один за другим города, части нашего корпуса шли по только им ведомому маршруту, громя тылы гитлеровской армии, разбивая и уничтожая ее полки. Мы устремились в глубь Венгрии.
Действия крупного соединения после ввода его в прорыв вражеской обороны значительно отличаются от самых ожесточенных наступательных боев на линии фронта. От обычного для войск тыла нас отделяли десятки километров пространства, занятого противником. Как партизанам в тылу врага, нам надо было быть каждую минуту настороже. Да и действия наши были, как шутя говорили танкисты, полупартизанские. Впрочем, в какой-то мере у партизан более выгодные условия, чем у нас. У них все же есть какая-то своя база, определенный, хорошо знакомый район действий — своеобразная линия фронта. У нас ни фронта, ни тыла, только маршрут, проложенный по карте через крупные и мелкие населенные пункты, по чужим, незнакомым дорогам в глубь Венгрии. На каждом шагу подстерегают всевозможные неожиданности, и при этом у нас строго ограниченное количество боеприпасов, продовольствия, горючего.
От командиров всех степеней в таких сложных условиях требовалось все их умение, находчивость и смелость, порой граничащая с безрассудством. И, уж конечно, постоянная собранность.
Не всегда бывало ясно, с какой стороны следует ожидать противника. Какие-то свои части он выдвигал непосредственно против нас, на какие-то его резервы, подтягиваемые к линии фронта, мы наталкивались неожиданно и для себя и для немцев. Не обходилось и без курьезов.
В первую ночь нашего движения в тылу врага батальон Котловца в коротком бою разгромил колонну артиллерийского полка противника. Не ожидавшие встречи в своем тылу с советскими танками немецкие артиллеристы не успели оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления и рассыпались кто куда. Котловец не стал их преследовать, и батальон, вытянувшись по шоссе в длинную колонну, продолжал свой путь.
Танки и автомашины шли, как всегда, в полной темноте, с потушенными фарами. Добросовестно выдерживая положенную на марше дистанцию, танкисты не подозревали, что среди танков батальона идет и немецкий бронетранспортер с пушкой.
Трудно сказать, почему немцы оказались в колонне батальона. Может быть, заблудились в темноте и вначале приняли ее за свою, а когда разобрались — было уже поздно. Или нарочно пристроились в надежде вовремя улизнуть? Кто их знает! Так или иначе, бронетранспортер с орудием добрых полночи шел среди наших танков. Уйти было некуда: от шоссе не ответвлялось в сторону ни одной сколько-нибудь удобной дороги.
Наконец батальон подошел к перекрестку, одна из дорог которого вела к недалекой роще. До утра оставалось не более двух часов, и, понимая, что встречать рассвет в таком сложном положении очень рискованно, немцы решились бежать. Достигнув перекрестка, бронетранспортер резко свернул вправо.
— Стой! Стой! — закричали автоматчики десанта одновременно с передних и задних танков. — Стой! Куда?! Заснули, что ли?
Но странная машина молчаливо уходила в сторону. Блеснул яркий луч танковой фары — это Котловец решил взглянуть на тех, кто без его приказа отделился от общей колонны.
Луч выхватил из ночи кузов автомашины в темных и светлых пятнах камуфляжа. Над незнакомым номером — буквы, похожие на перевернутое вверх ногами печатное «М».
— Немцы! — ахнули танкисты.
— Стой! — скомандовал возмущенный Котловец своему механику-водителю. — Сейчас я с ними иначе поговорю. Даром, что ли, мы их всю ночь охраняли.
Котловец вылез из башни.
— Наводи пушку под кузов! — крикнул он в люк артиллеристу. — Что? Ни черта не видишь? А ты не смотри, ты меня слушай.
Пригнувшись, капитан нацелился прищуренным глазом на ствол своего орудия.
— Левее… Правее… Чуть ниже, — командует комбат.
Артиллерист послушно крутит штурвальчики подъемного и поворотного механизмов.
Преследуемый неумолимым лучом, бронетранспортер прибавил ходу. Еще немного, и он достигнет рощи.
— Уйдут, товарищ гвардии капитан, уйдут же! — не выдержал кто-то из автоматчиков.
— Не уйдут! — отмахнулся Котловец. — Чуть повыше, друже! — крикнул он артиллеристу. — Вот так. Хорош… Огонь!
Одинокий выстрел прокатился далекими раскатами. Щепками взлетела в воздух вражеская машина, опрокинулась вверх колесами пушка. Длинная пулеметная очередь прострочила красными и зелеными стежками пространство от танка до пытавшихся бежать немцев…
— Проверить каждую машину в колонне, — приказал комбат. — Может, еще кто пристроился и желает удалиться, не попрощавшись. Нахалов надо учить вежливости. Раз уж попались, надо сдаваться честно и благородно. Никто бы их не тронул. Хорошо еще, что эти думали только о том, чтобы драпануть. Будь они посмелее, сколько бы дров могли наломать… С вечера накормили какого-то дурня, ночью сопровождаем с почетным эскортом орудие. Черт знает что такое! Приказываю смотреть в оба! — закончил он короткое совещание с командирами рот.
Вчера вечером действительно произошел такой случай.
Повар Павлик раздавал горячий суп. Моросил дождь. Солдаты, накрывшись плащ-палатками, в большинстве трофейными, поочередно протягивали свои котелки. Повар ловко орудовал поварешкой, стараясь, чтобы каждому попал в суп кусок мяса. Ему не нужно было даже смотреть на лица солдат: он давно уже знал наперечет все котелки и по ним узнавал их хозяина. Но вот, взмахнув в который раз черпаком, солдат невольно задержал руку. В этот котелок он уже наливал суп всего несколько минут тому назад. Он его отлично запомнил: уж очень грязной была посуда. Повар даже хотел прикрикнуть на грязнулю, тем более что и котелок был незнакомый, но сдержался: «Наверное, кто-нибудь из автоматчиков, замотался, бедняга, некогда и себя в порядок привести. На броне сидеть — не то что мне с кухней сзади ехать».
Мысленно посочувствовав незнакомому солдату, повар даже кусок мяса выбрал для него побольше. Но нахалов честный Павлик не любил: «Еще не все пообедали, а он за второй порцией тянется».
— За добавкой придешь потом, — заявил Павлик, отстраняя котелок. — Э, да там еще и суп есть. Ну и жадный же ты, брат!
Следующий по очереди солдат нетерпеливо оттолкнул просителя добавки. Распахнулась плащ-палатка. Павлик так и застыл с поварешкой в руке и с открытым ртом: перед ним стоял солдат в чужой форме.
— Братцы, да что же это? Немца кормим? — растерянно воскликнул наконец Павлик.
В один миг солдаты сгребли «гостя» в охапку и оттащили в сторону.