А мне долго не спалось. Думала о том, что значит подставлять другую щеку под удар, как сказано в Библии. Позволять вытирать об себя ноги? Нет, пожалуй. Умение защищать свое достоинство, не проявляя агрессии и не выделяя яда, — это почти забытое в нашем мире искусство. Оно называется в христианстве смирением, и именно о нем писал Экзюпери, утверждая, что смирение не унижает, а возвышает человека. Оно делает его Посланцем того Учителя, который «не возвысит голоса Своего». Люди и обстоятельства не могут манипулировать его эмоциями. И это не имеет ничего общего с волевым сжатием зубов. Это просто видение жизни в другом ракурсе, видение глазами веры.
Утром я была дома одна. Неожиданно в окошке снова мелькнула знакомая корявая фигура. Меня охватил страх, хотя дверь на этот раз я заперла на замок, а не на задвижку, как вчера. Но Касым прошел мимо. Прячась за занавеской, я наблюдала, как он влез на столб и стал возиться с проводами.
Вечером мы с мужем с удовольствием пили горячий чай, мирно сидя за видавшим виды письменно-обеденным столом и вдыхая плывущую в открытую форточку степную свежесть.
Нина — Инне Константиновне
Моя милая тетя Инна!
Простите за долгое молчание. Нет, я не настолько увлечена своей новой жизнью, как вы говорите, чтобы не найти времени для вас. Просто я ждала улучшения состояния Ростислава, чтобы написать о хорошем.
Месяца два назад он снова заболел. Просто слабость и температура, кашель. Врач констатировал обострение очагового туберкулеза. На помощь, как обычно, пришел доктор Нессис. Сейчас Ростислава консультирует один из сотрудников нашего института опытный фтизиатр доктор К.
Примерно в это же время мы оставили гостеприимный дом Новосадов. Хорошо нам там было, но сколько же можно обременять людей? Тем более, что Николай скоро женится.
Это совершенно особая история. Он переписывался с одной девушкой с Кубани, но никогда с ней не встречался. Конечно, они обменялись фотографиями и, по-видимому, остались друг другом довольны. Николай написал ей, чтобы приезжала с документами — пора и о свадьбе подумать.
Бедная Люся (так ее зовут) была ошеломлена таким поворотом дела. Она должна к нему ехать! Может, пусть приезжает сам, а там видно будет, стоит ли за него замуж выходить?
Но наш жених поездку на Кубань считал обыкновенной «канителью», ведь жить-то все равно придется в К.! Была, правда, еще одна мелкая деталь — полное отсутствие у него за душой не только грошей, но и любых денежных знаков. Люсе тогда позвонил наш общий знакомый Степан С. и сказал, что этот парень стоит того, чтобы к нему приехать. А если она будет так непреклонна, то среди девчат в нашей общине достаточно таких, которые очень хотели бы оказаться на ее месте.
Я тоже внесла свою лепту, написала ей письмо с размышлениями о путешествии Ревекки к Исааку. Короче говоря, наша взяла — мы ждем приезда Люси!
Ну, а теперь еще одна новость, которую более я не могу таить. У меня будет малыш. Милая тетя Инна, не пугайтесь, пожалуйста, и не рисуйте себе мрачных картин. Так получилось. От направления, которое мне сразу же написала врач, я отказалась. Пусть все идет естественным путем. Я только прошу вас, молитесь обо мне и этом ребенке.
Маме пока ничего не говорите, я так не хочу ее волновать и расстраивать!
Передавайте привет всем, кто меня знает. Маме я тоже написала коротко о нас.
Целую и обнимаю.
Поезд плавно остановился, и в дверях вагона я увидела невысокую миловидную девушку, светловолосую, с голубыми и как будто слегка удивленными глазами. Вид у нее был усталый и смущенный. Я представляла ее себе немножко не такой. Да и она была озадачена, увидев меня. Получая мои письма, она представляла себе волевую, могучую женщину не менее как лет сорока пяти, а тут вдруг… дитё какое-то.
Николай в это время был на работе, поэтому встречали Люсю я и Лида, жена Степана.
Договорились, что сначала она пойдет к Степановым, а вечером, когда Николай и Ростислав вернутся с работы, мы все втроем придем знакомиться.
Удивляюсь людям, которые умеют не выдавать своих чувств. У меня, сколько ни стараюсь, они всегда наружу. Я не могу поверить, что Николай чувствовал себя в тот вечер так невозмутимо и спокойно. Он, как всегда, вернулся с работы, умылся и сел читать, будто никакого свидания с девушкой, приехавшей за тысячи километров увидеть его, не намечалось. Я ждала, что он начнет наконец собираться, но напрасно. Читал и читал!
— Ты сегодня собираешься встретиться с Люсей? — не выдержала я, входя на его половину. — Скоро уже люди спать лягут!
Он пожал плечами.
— Что ты так разволновалась, — последовал ответ, — в любом случае мы с ней увидимся завтра на богослужении.
Вот это здорово! Он собирается ждать до завтра, когда она рядом! К счастью, в эту минуту пришел Степан и отчитал Николая за такие странности. Николай усмехнулся, снял с гвоздя свой суконный пиджачок, встряхнул его, надел и, словно делая нам одолжение, вышел на улицу.
И все-таки я уловила его волнение, когда в прихожей у Степановых он необычно долго вытирал туфли, причесывался, покашливал, а потом вдруг решительным движением отворил дверь и вошел в комнату, где была Люся.
Из кухни, куда сразу же зазвала меня Лида, я не видела, как происходило знакомство, а увидеть это мне очень хотелось.
В зале накрыли стол. Точно помню — были гороховые котлеты с томатной подливкой. Все уселись друг напротив друга. Беседу поддерживали в основном Степан и я. Николай был задумчив, слушал речи Степана, чуть приподняв, как обычно, бровь, и отвечал только «да» или «нет», а Люся и вовсе помалкивала, хотя довольно мило улыбалась, когда мы с ней встречались глазами.
Утром, отправляясь на работу, Николай снова зашел к Степановым и попросил у Люси паспорт.
— В ЗАГС схожу, — пояснил он.
И так вот в своем разукрашенном всеми цветами радуги костюме штукатура он явился в ЗАГС и подал заявление на регистрацию брака.
Свадьба состоялась через три недели. Невеста была в простеньком белом платье, которое наскоро сшила ей Лида, жених — в своем единственном суконном костюме, без галстука. Пастор Вилли совершил над ними молитву благословения, и друзья по очереди поздравили молодых. Потом был небольшой обед, опять же у Степановых, а вечером мы все гуляли в степи. Поверх свадебного платья у Люси был накинут все тот же пиджачок Николая, а в руках она держала букетик из мелких голубеньких цветков чабреца. Я нашла, что это выглядит прелестно. Когда садилось солнце, мы пели, и наше пение многоголосно, как в хоре, звучало под бездонным куполом вечереющего неба.
— Ой, какая ты смешна-а-я! — протянула художница Лиана, глядя на мой живот. — Арбузик проглотила, что ли?
Мы обнялись и расцеловались. После того как я нашла наконец ее телефон и позвонила, она сразу же пригласила нас с Ростиславом в гости. У нее, как нас предупредили, собирался также быть преподаватель научного атеизма из университета, некто Горохов, профессор.
— Поэтому, простите, будем пить не только воду, — подмигнула она мне.
Где-то за месяц до этой встречи Ростиславу передали книгу, написанную этим Гороховым. Посвящалась она критике религиозного мировоззрения. Автор приводил высказывания каких-то ему одному знакомых верующих и затем эти высказывания опровергал. Выглядело это примерно так: «Верующий из Сарани Иван Иванов утверждает, что гром и молния на небе во время грозы — не что иное, как шествование на огненной колеснице Ильи пророка». Далее следовала критика такого неправильного объяснения физических явлений. Глава, посвященная разоблачению библейских мифов, содержала описания различных, на гороховский взгляд, противоречий в Священном Писании. «Библейское повествование сообщает, что Христос побывал на допросе у Ирода. Возникает вопрос, каким образом Ирод, умерший за четыре года до рождения Иисуса, мог его допрашивать?»
Или: «Библейский миф о том, что Иону проглотил кит, несостоятелен. Ученые утверждают, что диаметр пищевода китов составляет… и т. п.»
Ростислав без особой охоты отправился со мной в гости к Лиане. «Как я буду с этим Гороховым разговаривать, — ворчал он, — неловко же говорить образованному человеку, что его книга просто несерьезная!»
— А ты не говори про книгу, — посоветовала я, — будем просто так общаться.
Но встретивший нас в гостиной Лианы профессор, человек довольно молодой, но уже с лысиной, удачно декорированной зачесанными на нее сбоку волосами, сам пошел в бой.
«Давно хотел познакомиться, — пошутил он вскользь, — но боялся, что чашку кофе у вас выпить не удастся. У меня без кофе ни одна беседа не идет. Поэтому, вот, решил встретиться с вами у Лианы». Это был намек на наше представление о здоровом образе жизни. Затем, используя тему искусства, о котором все напоминало в доме Лианы, наш собеседник заговорил о картине Гойи «Сон разума рождает чудовищ». Якобы он еще более убедился в справедливости этого тезиса, собирая материалы для своей книги.
— Я не думаю, что картина Гойи критикует религиозную веру, — возразил Ростислав, — скорее невежество.
— Вы читали мою книгу? — поинтересовался Горохов.
— Читал, — ответил Ростислав.
— Тогда вы могли бы заметить, что именно невежество и побуждает людей верить.
— В своей книге вы сделали из религиозных людей чучело и только это чучело разбили, не более. Где вы только разыскали таких простаков, которые у вас говорят от имени всех верующих?
Я заволновалась, видя, что разговор становится напряженным, но, взглянув на Лиану, поняла, что именно этого она и хотела. Ее лениво прикрытые черные глаза светились каким-то мрачным удовольствием.
— Вы что же, хотите сказать, что если бы я вас взял за модель, то мне нечего было бы сказать? — полюбопытствовал Горохов, небрежно развалясь в кресле.