‹…› разговаривал около 1096 г.», поскольку «анекдот о парильне имел самостоятельное хождение в Новгороде (? — А.Н.) еще до того, как его включили в сказание об Андрее»[246].
Самым существенным моментом статьи А.Г. Кузьмина, опубликованной одновременно с работой Л. Мюллера, было осторожное предположение возможности иного, чем по Днепру, местонахождения «пути из варяг в греки», начинавшегося, по словам Адама Бременского, от города Волина в устье Одера на Балтийском море[247], тогда как содержанием следующей по времени публикации А.Н. Робинсона стало изложение с позиций крайнего норманизма взглядов автора на историю древней Руси, «стержнем» которой, по его словам, и был пресловутый путь «из варяг в греки» по Днепру[248].
Таким образом, за полтора века изучения исследователи смогли установить только, что «хождение» не находит себе аналогий в литературной традиции Востока и Запада, то есть безусловно оригинально, и не получает реального объяснения избранного апостолом маршрута, само будучи единственным свидетельством возможности такого пути. Что касается эпизода со «словенскими банями», то наличие фаблио о монахах монастыря Фалькенау вообще оставляет открытым вопрос о его происхождении и связи с «хождением» апостола.
Остался нерешенным и вопрос о реальном существовании пути «из варяг в греки» по Днепру, поскольку В.А. Брим, его единственный исследователь, уже в первых строках итоговой работы был вынужден сообщить, что «путь из варяг в греки нигде в литературе того времени не описан», хотя честнее было бы сказать, что кроме упомянутого места в ПВЛ, он нигде больше и не назван. Поэтому Бриму пришлось довольствоваться приведенными выше сведениями, присовокупляя к ним различные исторические, археологические и литературные факты, как правило, непосредственно с самим «путем» не связанные. Соответственно, и такие выводы, что на пути из варяг в греки «лежали наиболее важные торговые эмпории Северной и Восточной Европы», или что «указанными путями ‹…› пользовались паломники в Иерусалим и Палестину», равно как и утверждение о проникновении скандинавов на Русь «вверх по Западной Двине»[249], остались только домыслами автора, ни на каких реальных фактах не основанными. Еще меньше посчастливилось в этом плане М.Б. Свердлову, высказавшему вполне здравое сомнение в сколько-нибудь значительной роли днепровского пути для торговли средневековой Европы[250].
Особую позицию в решении этой проблемы занял Б.А. Рыбаков, который возвращался к ней неоднократно, утверждая, что во вводной части ПВЛ речь идет не о пути «из варяг в греки и из грек», а только о пути «из грек» — вверх по Днепру. Что же касается обратного маршрута, каким отправился Андрей в Рим, то, по его мнению, это был морской путь вокруг всей Европы — по Балтийскому морю, Северному морю, Бискайскому заливу, Атлантическому океану и через Гибралтар в Средиземное море — сначала в Рим, а затем и в Константинополь[251]. Столь фантастический, ничего общего не имеющий с исторической и географической реальностью вывод был сделан им в результате дословного прочтения текста ПВЛ, что путь апостола шел «по морю Варяжскому до Рима».
Между тем (и это действительно серьезный аргумент, с которым необходимо считаться современному исследователю), археологическая изученность Восточной Европы никоим образом не подтверждает реального использования маршрута, каким был отправлен из Херсонеса в Рим многострадальный апостол. На берегах Днепра, исключая районы Киева и Смоленска, не говоря уже о берегах Ловати, отсутствуют находки (монеты, украшения, оружие и пр.), которые свидетельствовали бы о наличии здесь постоянного движения с юга на север и обратно в IX–XI вв., как то можно видеть, скажем, по находкам на Верхней Волге, на Ладоге, на Оке, на Западной Двине и в ряде других мест. Не потому ли и требовалась апелляция к авторитету апостола Андрея, что в действительности маршрут этот в таком виде не функционировал?
Как можно видеть, расширение границ вопроса и включение в его разработку новых источников, например, Адама Бременского, указавшего, что путь с берегов Балтийского моря в Константинополь шел из Волина на Одере через Новгород и Киев, не только не прояснило, но окончательно запутало ситуацию. Поэтому приступать к ее анализу следует, начав с фактора географического — с того кратчайшего пути, который действительно связывал регион Балтийского моря с Адриатикой, Черным морем и Константинополем.
Тем более, что этот путь давно и хорошо известен археологам и историкам.
Речь идет об основном трансевропейском торговом пути, известным с глубочайшей древности.
По воде этот путь в античное время начинался в дельте Дуная, где еще в VII в. до н.э. милетскими колонистами был основан большой город, получивший название Истрос/Истрия, и шел вверх по реке до знаменитых дунайских порогов, аналогичных днепровским, почему-то совершенно выпавших из поля зрения историков. При этом путь «по Дунаю» был не водным, а сухопутным, как и все торговые пути, пролегавшие по рекам. Он начинался у стен Константинополя на Босфоре, шел через Адрианополь, выходил на «Троянову дорогу», которая от Истрии вела к Филиппополю (ныне Пловдив), далее шел на Средец (совр. София) и постепенно сближался с Дунаем в районе Руси (совр. Русе). Следуя вверх по правому берегу Дуная, этот путь, проходя через Ниш, достигал Белграда и там раздваивался. Одна его ветвь уклонялась к западу на Триест и Адриатику, а другая поднималась вдоль Дуная и с его верхнего течения переходила на Рейн (это был путь во Фландрию, Фризию и на Британские острова) или на Эльбу/Лабу, Одер/Одру и даже на Вислу/Вистулу, что выводило путешественника кратчайшим путем на славянское Поморье, к Ютландии (Дании), и далее, в Швецию и Норвегию. Именно здесь, на славянском Поморье, в устье Одера у Волина, по словам Адама Бременского, начинался обратный путь на юг в точном соответствии со своим названием «из варяг в греки», поскольку «Поморие Варязское», согласно припискам начала XIV в. Ермолаевской летописи, находилось отнюдь не на северных берегах Балтийского моря, а «у Стараго града за Кгданскомъ»[252], т.е. к западу от современного Гданьска/Данцига.
Движение по этому пути еще в раннем неолите (IX–VIII тыс. до н.э.) и в последующее время хорошо изучено археологами, поскольку отмечено непрерывной полосой находок изделий из раковин Spondylus, а также самими раковинами, которые распространены только в Черном, Мраморном и Эгейском морях. Для эпохи бронзы этот путь отмечен находками орнаментированных сосудов так называемой «унетицкой культуры». Обратное же движение по нему с берегов Балтики маркировано множеством янтарных предметов и кусками необработанного янтаря, который добывали на западном берегу Ютландии и отчасти в Поморье. Движение этого драгоценного минерала, столь излюбленного в античное время, отмечено единым мощным потоком вниз по Дунаю до современного Дьера на Рабе, где он делился на две ветви, уже отмеченные нами на встречном пути с юга. Одна из них шла через Каринтию к Триесту и Венеции на Адриатическом море, чтобы закончиться в Риме, другая же указывала движение на Константинополь и в Малую Азию[253].
Это и был кратчайший, наиболее удобный путь из Северной Европы в Византию и в Святую Землю, которым пользовались все без исключения торговцы и путешественники европейского Севера, а также стремившиеся в Царьград европейские и скандинавские авантюристы. Никто из них, конечно, никогда не рискнул бы довериться тому круизу вокруг Европы, который предложил видеть в «хождении апостола» Б.А.Рыбаков. По той же причине выглядит весьма легкомысленным заявление М.Б. Свердлова, что скандинавские паломники в Иерусалим двигались по днепровскому пути. Никаких фактов, говорящих в пользу такого утверждения нет, а специальное исследование о скандинавских пилигримах П.П. Вяземского, по всей видимости оставшееся неизвестным историку, дает вполне отрицательный результат. С присущей ему скрупулезностью П.П. Вяземский, изучив все доступные ему свидетельства исландских саг и североевропейских хроник, пришел к заключению, что единственный случай, описанный в «Кнутлингасаге», на который ссылаются историки (там говорится о короле Эрике Эйегода, ходившим в 1098 г. на поклонение в Рим, Бари и Константинополь «через Россию»[254]), — всего только недоразумение, поскольку в публикации, на которую делаются ссылки, издателем выпущен текст, рассказывающий о пути Эрика через Германию, где его встречали духовенство и император, причем последний дал Эрику «проводников» (т.е. охрану) до самого Константинополя[255].
К этим бесспорным свидетельствам письменных и археологических источников стоит сделать несколько пояснений, важных для понимания общей ситуации той эпохи.
Обычное (для средневековых текстов) указание пути «по рекам» современный читатель и даже профессиональный историк, как правило, воспринимают адекватно, полагая, что речь идет о пути по воде. Между тем, это далеко не так. В древности, да и в более поздние времена, путями сообщения служили не столько водные потоки, сколько их долины с открытыми и ровными поймами и речными террасами, на которых располагались селения, города и замки, связанные удобными и, что особенно важно, относительно безопасными дорогами, проложенными на пространстве Европы еще в римское время. По мере возможности эти дороги обходили стороной горные массивы и леса, трудные для преодоления, опасные разбойниками, а главное — малонаселенные и потому не представлявшие интереса ни для торговцев, ни для путешественников.