Одного! Хотя и Принц тоже хотел остаться… Она сказала про меня одного!
Если б это было не в холодном лесу, а в какой-нибудь другой обстановке, я бы, наверно, умер от счастья. А так я остался жить.
Хотя в следующую минуту могло показаться, что все мы умерли. Все пятеро! Потому что мы затаили дыхание, прислушиваясь к тому, как чьи-то пятки шлепали по лужам и грязи. Они шлепали очень звонко… И вот появился Глеб. Вернее сказать, возник!
— Что у тебя в руках? — спросил я.
— Ботинки… Чтобы не падать… Скорее! Скорее… Погоня!
— Где?
Мы помчались!.. Но, даже задыхаясь от бега, я все-таки умудрился спросить Глеба:
— Он?
— Да… Очень был благодарен…
— Благодарен?
— Ну да… Очень хотел… Меня до станции… А их, говорит, убью! Ну, и я… Пока он за плащом…
Глеб, как всегда, не дотягивал фразы. Но тут уж трудно было его не понять, сколько он пережил!
«А все-таки, если б не он, вообще бы ничего не случилось! — опять пришла мне на бегу упрямая мысль. — Значит, все равно будет дорасследование. Надо довести до конца!..»
Глеб теперь был с нами, я уже за него не волновался, и желание забыть все и простить куда-то сразу исчезло.
Так иногда бывало дома со мной… Если мама начинала меня ругать, я убегал и долго слонялся по улицам. Или сидел где- нибудь у товарища. А когда возвращался, мама вновь за меня принималась. И тогда Костя по секрету мне сообщал: «Пока тебя не было, она волновалась, и называла тебя ласковыми словами, и готова была простить… А вот появился, успокоилась — и опять за свое. О женщины! Кто их поймет?» Я не был женщиной. Но с Глебом у меня получалось так же, как у мамы со мной. Сэ ля ви!
На этом мои рассуждения прекратились. Прервались… Потому что сзади мы услышали топот ног. Тяжелый, увесистый…
— Это Григорий… — с ужасом, задыхаясь то ли от бега, то ли от страха, прошептал Глеб. — Он вас… И тебя первого! Он обещал…
Я тоже не сомневался, что Племянник выполнит свое обещание. И убьет меня! Или в крайнем случае оторвет голову…
— Надо уйти от погони! Успеть! — скомандовал я шепотом, чтобы Племянник не услышал моего голоса.
Покойник бежал впереди: он боялся больше нас всех! Но и меня покидало мужество.
— Быстрее! Быстрее! — крикнул я во весь голос. Шептать было уже не нужно: Племянник наверняка видел нас. Его горячее дыхание было у нас за спиной.
Я обернулся. Ну да, это он! Племянник!.. Огромная темная фигура с каждой секундой приближалась, нагоняла нас…
«Все погибло! Мы не справимся с ним, — промелькнуло в моем сознании. — Но если даже возникнет борьба и мы неожиданно возьмем верх, победим его, электричка все равно за это время уйдет… Да мы и не победим! Женщины и Покойник не в счет. Остаемся мы трое — Принц, Глеб и я. Но как еще поведет себя Глеб? Неизвестно. Ведь это он все придумал! Он!.. Все случилось из-за него. Значит, может быть, в борьбу вступим мы с Принцем вдвоем… Наташа, конечно, бросится мне на помощь. Но я этого не допущу. „Спасайся! Беги!“ — крикну я. И прегражу Племяннику путь своим телом!»
Все эти мысли пронеслись в моей голове за какое-нибудь мгновение. Топот погони был уже рядом… Совсем рядом! И жаркое, обжигающее мне спину дыхание Племянника… Вот сейчас! Сейчас все погибнет! Все мои усилия и находки окажутся ни к чему. Еще один его шаг… Только один! Ужасный, тяжелый… И он поравняется с нами! Уже поравнялся. Уже!..
— Опаздываем, ребята? — раздался рядом взволнованный мужской голос.
Я повернул голову — и увидел (уже не сзади, а сбоку!) высокого мужчину в плаще и с портфелем.
— Опаздываем на электричку? — переспросил он.
— Разве? — ответил я, готовый обнять и расцеловать его.
— Увидел, что вы бежите, и тоже помчался. Хотя и нельзя: сердце выскакивает…
«Наверно, больное! Как у Наташиной мамы…» — подумал я. Я любил этого незнакомого человека в плаще. Я обожал его!
Глава XII,самая короткая и самая последняя (в этой повести!)
С одной стороны к платформе неумолимо приближалась электричка, а с другой приближались мы.
«Если бы мы успели, тогда бы все наши родители остались живы в прямом и переносном смысле этого слова! Тогда все мои догадки, находки, сомнения и мучения оказались бы ненапрасными!» С этой мыслью я взбежал на платформу.
Судьбе было угодно, чтобы как раз в этот момент и электричка тоже поравнялась с нею.
— Садитесь! — крикнул Глеб. — А я билеты…
— Не надо! — ответил я.
«Лучше пусть нас всех оштрафуют, но зато родители будут живы-здоровы!» Я успел так подумать, но не успел объяснить это Глебу, потому что он уже ринулся к кассе. Он хотел совершить еще один подвиг: ему нужны были смягчающие вину обстоятельства!
Машинист высунулся из окна и глядел вдоль состава. Никто не вышел, и никто, кроме нас, не собирался садиться. Мужчина в плаще, оказывается, ждал электричку из города и вообще зря торопился.
Проводница последнего вагона помахала зеленой лампочкой: можно было трогаться. С ее точки зрения…
Что было делать? Вскочить в вагон и уехать без Глеба? Покойник вскочил. А все остальные не знали, как поступить. Покойник высовывался и печально глядел на нас всех:
— Разве не ясно? Она сейчас тронется…
А Глеб все еще стоял, пригнувшись, возле окошка кассы.
Двери вздохнули, словно сочувствуя нам, и медленно стали закрываться. Голова Покойника все еще торчала, и казалось, двери вот-вот зажмут ее с двух сторон.
В какую-то миллионную долю секунды идея озарила меня.
— Осторожно, ребенок! — заорал я. Я знал, что эти слова — «Осторожно, ребенок!» — всегда очень сильно действуют.
Двери, не успев прихлопнуть Покойника, медленно поехали обратно.
— Где ребенок?! — крикнул злой, испуганный машинист.
— Во-он! — неопределенно ответил я, зная, что время неумолимо работает на нас.
— Да где же?
— Во-он! — Я указал на печальную морду Покойника, который все еще высовывался из тамбура.
— Я думал, он под колесами…
— Большое спасибо! — ответил я машинисту, потому что необходимая нам минута была окончательно выиграна: Глеб бежал от кассы с билетами.
Мы ворвались в вагон! Двери облегченно вздохнули, словно были рады за нас, поехали навстречу друг другу, захлопнулись… И мы наконец-то отправились в город, домой!
Мы успели на последнюю электричку! Наши родители были спасены. Чувство законной гордости переполняло меня.
— Вот… билеты! Купил… — сказал Глеб, садясь рядом со мной.
— Не думаешь ли ты так дешево откупиться? — шепнул я ему.
И сразу же пожалел о своей необдуманной фразе: ведь расследование еще не было закончено. Значит, никакой грубости! Я все должен раскрыть до конца. Только вежливо, без насилия!
Вагон был пустой… Я пошел в самый конец, сел на лавку и позвал:
— Глеб, если хочешь, подойди, пожалуйста. Если хочешь…
Он подошел и снова сел рядом.
— Нет, сядь напротив: я должен видеть твое лицо. Займемся мотивами…
— Какими? — спросил он, вздрогнув. И пересел.
— Мотивами преступления.
— Ты потом все Наташе…
— Ни за что! Никому! Можешь быть абсолютно спокоен. И откровенен, как с родным человеком!
— Нет, пусть она обязательно… Я не хотел, чтоб ее мама… Я по другой причине. — Глеб неожиданно громко, прямо на весь вагон крикнул: — Наташа!..
Она подошла и села возле него.
— Я думал все выяснить тайно, но Глеб хочет, чтоб и ты слышала, знала…
— Что слышала?
Я уже не злился на Глеба: он дал мне возможность рассказать Наташе обо всем, что я выяснил там, в подвале, обо всех своих догадках, находках, открытиях. И я рассказал… Ведь он сам попросил об этом!
— Пойдем дальше, — сказал я. — Итак, мы установили, что Нинель не звонила. И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись. Хорошенько подумай!
Моя двоюродная сестра, — еле слышно признался Глеб.
— Так, так, так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинель именно ангину: болит горло, голос хриплый и не похож. Понятно, понятно… Зачем же тебе нужно было, чтоб мы поехали без нее? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..
— Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… Ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она еще…
— Стоп! — крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб все до конца не раскрыл, не рассказал сам.
А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда еще раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище свое ношу недаром, не просто так.
— Следите за мной! — торжественно сказал я. — Следствию все абсолютно ясно. Конечно, я должен во всем сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так… Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель еще раз предоставит нам самостоятельность (да еще какую: разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашего класса. Тем более, что она молода и прелестна, нету опыта и так далее. Пойдем дальше! Все мы слышали, что она звонила. Хоть звонила твоя сестра… А если бы Нинель и доказала, что не звонила, ей все равно сказали бы: «Вы приучали их к самостоятельности — и вот результат!» Знаем мы наших родителей! В общем, твоей целью было всех их разволновать! Так, так, так… Состав преступления налицо! Ты хотел, чтоб мы не успели на электричку, и попросил Племянника запереть нас в подвале. А следующая электричка вот эта. Мы возвращаемся чуть ли не ночью… Родители в панике! Нинель уходит. А к тебе, наоборот, все снова приходит: кружок имени дедушки, уголок имени дедушки… Ты снова выступаешь с воспоминаниями о своем дедушке, опять становишься почетным членом кружка! И вообще самым почетным в классе… И даже во всей нашей школе!
Глеб молчал. Расследование было закончено. И тут уж я позволил себе сказать:
— Это подлость.
Наташа покачала головой.