миссис Джексон? Я имею в виду, пока не закончится интервью.
— В этом нет необходимости, офицер. Мы сами справимся с этим, я уверена.
Она встала и протянула руку. Минти пожала ее. Хватка женщины была крепкой и сухой. Значит стальные нервы — это семейная история.
— Я хочу поблагодарить вас за ваши усилия по защите интересов моей дочери, — отчасти официально сказала она. — И за то, что вы так быстро приехали.
— Спасибо, мэм. Но на самом деле мы все должны благодарить вашу внучку. Сьюзи? Позаботься о ней как следует, хорошо?
— Хорошо.
Минти ей поверила.
Кэрол Беллавер редко брала интервью, которое проходило так гладко. Маленькая девочка нисколько не робела перед камерой — она не ерзала, не заикалась, не моталась туда-сюда и не выходила из кадра — все это типичное поведение взрослых перед камерой. Она четко и без колебаний отвечала на вопросы Кэрол. К тому же она была чертовски красива. Камера ее обожала.
Был только один момент непригодной пленки из-за того, что девочка что-то сделала, в отличие от их обычных ложных остановок и стартов, и это было, когда она уронила маленькую белокурую куклу, которую держала в руках, и наклонилась, чтобы поднять ее, а платье на ней было таким коротким, что можно было увидеть ее белые трусики, которые Кэрол мельком увидела и тут же отвела взгляд, а затем задалась вопросом, почему. Может быть, дело в том, что девочка вела себя и говорила так похоже на миниатюрного взрослого, что Кэрол было неловко за нее, как было бы неловко за взрослого?
Это было возможно. В своей жизни она делала и думала более глупые вещи.
Материал, конечно, был пустой, но это был хороший пустой материал. Не какое-то там развлекательное шоу или репортаж с окружной ярмарка, а настоящая человеческая история, для разнообразия. Необычная и трогательная. С очаровательным ребенком в качестве героини. Этим она могла гордиться. Эта история не заставит ее содрогнуться, когда она выйдет в эфир.
Ей пришло в голову, что все они могут гордиться этим случаем, все, кто в нем участвовал, начиная с диспетчеров, бог знает кого, полиции и бригады скорой помощи, бабушки, которая, несомненно, помогла вырастить это маленькое чудо, и, наконец, заканчивая ею и ее командой. Все сделали свою работу, выполнили свои обязанности эффективно и хорошо. А тот, благодаря кому все это произошло, был четырехлетним ребенком.
Отличный день. Отличный выпуск новостей. Отличная история.
Они сделали все реакционные снимки. Все, что им теперь было нужно, это ее теги. Осветитель, звукорежиссер, оператор, камера, мотор.
— Это Кэрол Беллавер — она сообщает вам о храброй, необыкновенной девочке из Ноттсвилла, штат Мэн.
— Готово, — сказал Берни.
— Ты хочешь закончить запись?
— Почему ты спрашиваешь? Я же сказал, что все записано, можно монтировать.
— Хорошо. Боже, хорошо.
Что это, черт возьми, было? Берни просто набросился на нее. Берни был самым милым, самым общительным оператором, с которым она когда-либо работала. Она не могла в это поверить. Это было совершенно не в его духе. Они с Гарольдом, ее звукорежиссером, собирали свое оборудование в фургон, как будто очень торопились уехать оттуда. И теперь она поняла, что они оба были необычайно молчаливы с момента интервью. Обычно, когда камера останавливалась, их невозможно было заткнуть.
Но интервью прошло хорошо. Не так ли?
Это было что-то, что она сказала или сделала? Вроде бабушка улыбалась, девочка молчала, но смотрела в кадр. Что не так?!
К этому времени прибыли представители печатных СМИ, некоторые из них приехали из Бангора и Портленда, и они разговаривали с Сьюзи и ее бабушкой на ступенях перед домом, где она снимала их раньше. Вспыхивали лампочки фотоаппаратов. Сьюзи улыбнулась.
Берни и Гарольд выглядели мрачно.
— Эй, ребята. Вы не хотите ничего мне рассказать? Я думала, здесь все прошло гладко.
— Так и было, — сказал тихо Берни.
— Ну и что? В чем проблема?
— Ты сама не понимаешь?
— Нет. Честно, нет.
— Ты стояла прямо там. Я подумал, что ты, должно быть, видела — и все равно пошла дальше. Извини.
— Видела что?
— Когда она уронила куклу.
— Точно, я видела, как она уронила куклу. Но что в этом такого?
— И она наклонилась, чтобы поднять ее.
— И?
Он вздохнул.
— У меня все записано на пленку. Мы можем посмотреть в студии. Я хочу знать, что это было не просто мое воображение.
— Это не так, — сказал Гарольд. — Я тоже это видел.
— Да что черт возьми происходит! Я не понимаю. О чем вы оба говорите?
Она взглянула на Сьюзи стоящую на ступеньках. Девочка смотрела прямо на нее, не обращая внимания на репортеров, нахмурилась — и на мгновение задержала взгляд. Ей все это надоело, — подумала Кэрол. — Вот причина хмурого взгляда. Она улыбнулась. Сьюзи не улыбнулась в ответ.
И она понятия не имела, в чем заключалась вся эта загадка, пока они не прокрутили пленку в студии, и она увидела, как девочка уронила куклу и опустилась чтобы поднять игрушку, и Берни закричал "там" и остановил пленку, чтобы она увидела то, что не заметила в тот момент, потому что она так резко отвернулась. Она испытала странное смущение за эту маленькую девочку, такую взрослую и зрелую для своего возраста, что просто не отдавала себе отчет, о том что увидела — длинные, широкие, бардовые рубцы вдоль задней части обоих бедер чуть ниже линии трусиков, которые сказали ей, что это была не только умная, храбрая маленькая девочка, но, возможно, и грустная и глупая, которая осушила ванну и набрала 911, чтобы спасти жизнь своей матери.
Жизнь, которую, возможно, не стоит спасать…
Никто этого не заметил. Ни полицейские, ни скорая помощь. Никто.
Она снова прокрутила пленку и поставила на паузу, зафиксировав стоп-кадр. Господи Иисусе. Ей было интересно узнать об этом у бабушки. Что сможет рассказать эта женщина о своей внучке… она должна была знать. Как она могла не знать?
— Что ты хочешь делать? — спросил Берни.
Она чувствовала некую твердость, решимость спасти этого маленького ангела, пока его не замучили. Она готова бороться за эту душу.
Возможно, не так, как сама маленькая девочка. Она вспомнила тот последний взгляд со ступенек. Видимо ребенок за четыре года своей жизни уже устал и разочаровался в людях.
— Я хочу позвонить репортерам, которые были там с нами, и открыть им всем глаза. Поделиться записью. Позвонить в полицию и органы опеки и передать им копии интервью. Я хочу, чтобы мы сделали то, что ее дочь, очевидно, не могла заставить себя сделать. Я хочу, чтобы мы сделали все возможное, чтобы утопить эту сучку.
Берни и Гарольд, были не против.
Перевод: Константин Хотимченко
Лучший
Jack Ketchum. "The Best", 2000
Когда слезы иссякли, осталась черная колонна, пронзившая ее сердце.
Она решила оставить ее там.
Они были в спальне. Их ссоры всегда происходили в спальне. Эта — была последней, и это было так, словно они были парой боксеров, расходящихся по своим углам. Он сел на кровать. Она села в кресло у туалетного столика. Оба курили "Уинстон". Оба молчали. Она была той, кто нарушил молчание.
— Томми, ты знаешь, что ты лучший из всех, кто у меня когда-либо был.
Ее голос все еще немного дрожал. Она решила, что это только к лучшему.
— Знаю. Ты сама мне сказала.
— Я буду скучать по этому. Я буду скучать по многому.
— Ага.
Она посмотрела на него, затем встала и начала расстегивать блузку.
Он застыл.
— Что ты делаешь?
— В последний раз, Томми. Ты сказал, что всегда будешь хотеть меня. Несмотря ни на что.
— Эй, послушай, я не…
— Ты сказал.
Она стянула блузку с плеч. Лифчика на ней не было. В свои тридцать пять лет ее грудь все еще была красивой, и она это знала. Он тоже. Она расстегнула молнию на юбке и позволила ей упасть. Она стянула черные шелковые трусики. Переступила через них и подошла к кровати.
— Слушай, Шила…
— Ты мой должник. Я хочу тебя, понимаешь?
Она наклонилась, расстегнула его ремень и ширинку, и теперь Джанин или не Джанин, но она видела, что он тоже хочет ее. По крайней мере, его тело хотело ее.
Этого было достаточно.
— Снимай.
— Хорошо, но послушай. Это ничего не значит, Шила. Я все равно завтра уйду отсюда.
Он выскользнул из своей футболки.
— Я знаю. Снимай.
Он оторвал свою задницу от кровати, и она стянула с него джинсы. Трусы слетели вместе с ними. Черная колонна в ее сердце теперь соответствовала тому, что поднималось над кроватью. Он посмотрел на нее.
— Неважно. Я все равно считаю, что это безумие. Но если хочешь — залезай.
— Сначала презик.
— О-о-о, ради Бога.
— Сначала презик, Томми. Ты думаешь, я хочу забеременеть? Прямо сейчас?
Она открыла ящик прикроватного столика, достала "Троянца"[163], сняла обертку и натянула его.
Когда они закончили, она сняла его. Как делала всегда.
— Привет, Джанин.
Молодая женщина, стоявшая в дверях, выглядела удивленной.
— Ты занята? Я чему-то помешал?
— Боже, Шила, уже за полночь.
Джанин, казалось, была готова сбежать в любой момент. Она плотнее запахнула ночную рубашку. Виновна, как смертный грех. Шила улыбнулась.
— Не волнуйся. Не то чтобы это было неожиданно. Люси Баскин сказала мне несколько месяцев назад, что, по ее мнению, вы влюблены друг в друга. Я просто смотрела в другую сторону, вот и все. Ты знаешь, как это бывает. Я не сержусь на тебя. Возможно, мы даже сможем остаться друзьями. Я просто хотела поговорить с тобой. Томми сказал, что, по его мнению, это было бы хорошей идеей.
— Томми сказал?
(Томми лежал в постели и храпел. Как обычно, после того, как они трахались).