— Не трогай меня… Ты сделал мне больно!
— Я чем-то тебя обидел? Сэм, я бы никогда…
— Не Сэм!
— Что?
— Я не Сэм!
И теперь я не просто в замешательстве. Теперь мне страшно. Я скатился в кроличью нору, и то, что там, внизу, мрачно и серьезно. Это не игра и не дурной сон. Она каким-то образом изменилась за одну ночь. Не знаю, откуда это мне известно, но я чувствую это так же верно, как собственную кожу. Это не Сэм, не моя Сэм, абсолютно здравомыслящая и уравновешенная, способная перевязать артерию так же аккуратно, как продеть ремень в петли джинсов. И теперь я тоже дрожу.
Каким-то непостижимым образом она изменилась.
Но будь я проклят, если просто приму это. Я стараюсь, чтобы в моем голосе звучало как можно больше благоразумия. Благоразумия и доводов рассудка.
— Разумеется, ты — Сэм. Ты моя жена, дорогая.
— Жена?
Она пристально смотрит на меня, шмыгает носом, вытирает сопли с верхней губы и смеется.
На самом деле она хихикает.
— Только не твоя жена. Как я могу быть твоей женой? Это же глупо.
Я накидываю одеяло ей на плечи. Она мне это позволяет. Прижимает его к себе.
— Я — Лили, — говорит она.
Бывает тишина, когда кажется, что мозговое вещество отслаивается слой за слоем, делая вас таким же глупым, как запойного пьяницу.
— Лили, — говорю я, наконец.
Или, по крайней мере, думаю, что это я.
Она кивает.
Я встаю с колен и сажусь на кровать. На нашу интимную кровать.
Она перестала плакать. Шмыгает носом, но это все. Но на меня все еще смотрит недоверчиво. Я замечаю, что Зои сидит в дверном проеме и смотрит сначала на меня, потом на Сэм, а потом снова на меня, как будто она пытается разобраться в ситуации так же, как и я.
— Почему ты так говоришь? Что тебя зовут Лили?
— Потому что это так и есть.
Я указываю на Зои.
— А это кто?
— Зои, — говорит она.
— А я?
— Ты… — снова вижу слезы в ее глазах. — Ты… Я не знаю, кто ты!
И она разражается рыданиями. Все ее тело содрогается.
Мне невыносимо это видеть. Я не знаю, что делать, но я должен что-то сделать, поэтому я встаю с кровати и снова опускаюсь к ней, и прежде чем она может остановить меня, я обхватываю ее руками.
Сначала она пытается вырваться, но я сильный, я удерживаю ее, а ее тело все равно предает ее — она начинает безудержно рыдать.
Проходит некоторое время, и она, наконец, успокаивается. Ее тело расслабляется. Я глажу ее по голове, как гладят маленькую девочку.
Она выглядит измученной.
— Идем. Я уложу тебя в постель.
Я осторожно поднимаю ее на ноги и указываю на кровать с балдахином.
— Нет, — говорит она.
— Нет?
— Нет. Только не туда.
Я хочу спросить ее, почему не туда, но не делаю этого.
Возможно, я считаю, что это не важно. Возможно, я просто боюсь узнать ответ.
— Ладно, давай на диван? Не возражаешь?
Она кивает. Она поворачивается, и я вижу, что она, нахмурившись, смотрит на комод.
— Что? В чем дело?
— Ты запер Тедди. Я хочу его. Мне нужен мой Тедди.
Боже мой. Ей нужен этот чертов медвежонок!
— Без проблем.
Я отодвигаю задвижку, открываю стеклянные дверцы, выхватываю его из толпы Барби и передаю ей. Она прижимает его к груди. И я уже собираюсь сказать ей, чтобы она подождала, пока я возьму простыни, одеяло и подушку, но она уже проходит мимо кошки и идет по коридору в гостиную. Похоже, она точно знает, куда идти. Зои следует за ней по пятам.
Я собираю постельное белье и пару легких пижам, которые, как я знаю, ей нравятся, и когда я захожу в гостиную, она уже лежит, прижав к себе Тедди. Зои свернулась калачиком у ее ног.
— Вот твоя пижама. Хочешь чего-нибудь? Воды?
Она отрицательно качает головой. Откинув одеяло, она встает и влезает сначала в пижамные штаны, а затем надевает рубашку и застегивает ее на все пуговицы. Она не стесняется. Я наблюдаю за ней. За тем, как одевается обнаженная женщина, но ее движения почему-то не такие, как обычно, они быстрые и отрывистые, полные беспокойной энергии, без плавного течения и скольжения Сэм.
Где ты, Сэм?
Она садится на диван. Смотрит на меня. Как будто изучает, пытаясь понять, кто я такой.
— Теперь я могу попить воды? — спрашивает она.
— Конечно.
На кухне, давая воде стечь, чтобы она не была теплой, я чувствую, что она стоит у меня за спиной в дверном проеме. Я наливаю воду в стакан, закрываю кран, а когда оборачиваюсь, то едва удерживаюсь от смеха.
Она стоит прямо, уперев руки в бока и склонив голову набок, готовая к перекрестному допросу.
— Кто ты такой на самом деле? — спрашивает она. Затем делает паузу, размышляя. — Ты мой папа?
У нее такой тихий голосок.
— Я… нет, Лили. Нет. Я не твой папа.
Вот я и сказал это. Обратился к ней по имени, которым она себя называет. Лили.
— А кто же тогда?
— Патрик. Я — Патрик.
Я протягиваю ей воду и смотрю, как она глотает. Она возвращает мне стакан.
— Я хочу спать, Патрик.
— Знаю. Ложись.
Я поправляю постельное белье и взбиваю подушку. Я должен кое-что узнать. Я укладываю свою жену спать. Жену, которая думает, что она может быть моим ребенком. Я сижу рядом с ней на диване. Она наблюдает за мной, держа Тедди. Проходит некоторое время, и она, должно быть, гадает, о чем я думаю, но я, наконец, набираюсь храбрости и спрашиваю:
— В спальне ты сказала, что я сделал тебе больно. Как я тебя обидел?
Она пожимает плечами.
— Ну же, Лили, скажи мне. Как? Чтобы я больше так не делал, понимаешь? Как я тебя обидел?
Она отрицательно качает головой.
— Где?
Она смотрит вниз, медленно стягивает одеяло и простыню с бедер и показывает пальцем.
Показывает туда.
Ни первый скотч не помогает, ни второй. Я никак не могу вернуться в постель. Никак не могу уснуть. Поэтому я сижу в темноте в мягком кресле и наблюдаю за ней, зародышем на диване, с невинным, как у младенца, лицом.
Мне интересно, что принесет утро. Возможно ли, что она проспится, и я снова обрету свою Сэм? И откуда, черт возьми, это вообще взялось? Слова множественное расстройство личности постоянно вертятся у меня в голове, как столовая ложка на сковородке.
Что дальше? Подросток, который любит сжигать вещи?
Я знаю ее историю. Ее детство, судя по всему, было прекрасным. Никто над ней не издевался. Насколько мне известно, нет. Не было никаких автомобильных аварий с травмами. Когда умер отец, ей было двадцать.
Никого из членов ее семьи не убили. В семье случались обычные для среднего класса адюльтеры, но ничего такого, что бы могло оставить в ее душе глубокий след.
Так откуда же это взялось?
Наступает час волка[166], а вместе с ним и та мирная, жутковатая тишина, когда ночные существа прячутся в укрытия за несколько мгновений до того, как птицы поприветствуют новый день. Небо за окном медленно светлеет. Она ворочается во сне. Я допиваю третий скотч. Его магия ускользнула от меня.
Но за ночь я кое-что обдумал. Так что, в любом случае, знаю, что мне нужно делать. По крайней мере, на первых порах. Я встаю, ополаскиваю стакан на кухне и завариваю кофе. Сажусь за стол и в какой-то момент понимаю, что смотрю на свои руки.
Неужели эти руки в чем-то виноваты?
Не трогай! Ты сделал мне больно!
Эти слова жалят, причиняют душевную боль.
А потом я думаю: Нет. Я прикасался к женщине, своей жене. И она прикасалась ко мне в ответ. Я не буду испытывать чувство этой блядской вины. Я этого не допущу. Я не причинил ей боль. Я точно знал, как прикоснуться к ней. Она кончила, черт возьми. Три раза.
Кофе готов. Зуммер сообщает мне об этом.
Я стою у стола, а в дверях стоит она, зевает, раскинув руки.
Вот он, решающий момент. Захочет ли она кофе? Я чувствую его насыщенный и сладкий запах, и она тоже.
— А сок есть? — спрашивает она.
Ком стоит у меня в горле, как будто что-то там застряло. Руки вспотели. Но главное — сохранить контроль.
— Доброе утро, Лили.
— Доброе утро, — она на секунду задумывается. — Доброе утро, Патрик.
Она шаркающей походкой подходит к холодильнику, открывает его, достает грейпфрутовый сок, а затем, поколебавшись, ставит его обратно на полку и достает вместо него упаковку "Натурального лимонада Ньюмена". Поворачивается ко мне.
— Можно?
— Конечно, — отвечаю я.
Завтрак: кофе для меня, отруби с изюмом с молоком и стакан лимонада для нее.
— Мне нужно кое-куда позвонить, — говорю я ей. — Иди, поиграй с Тедди, хорошо?
— Хорошо. А кукол можно взять?
— Барби?
Барби уже давно стали предметом коллекционирования. Я колеблюсь. Она дуется. Черт возьми, это же ее куклы, а не мои.
— Почему бы и нет?
Я снимаю все восемь Барби с полки и раскладываю их для нее на краю стола в гостиной. Когда я выхожу из комнаты, она улыбается.
Вернувшись на кухню, я звоню по настенному телефону. Сначала я набираю номер офиса. Еще рано, поэтому я звоню ей в машину.
— Мириам? Привет, это Патрик Берк. Слушай, Сэм сегодня не выйдет на работу. Похоже, у нее грипп. Я позвоню доктору Ричардсону. Возможно, ей нужно сделать укол и принять антибиотик, и она будет в порядке. Но тебе придется ее подменить, хорошо? Извини. Спасибо, Мириам. Скоро увидимся. Пока.
Следующий звонок — очень хорошему врачу, которого мы знаем уже много лет.
— Привет, док, это Патрик Берк. Я знаю, что еще рано, но если бы вы могли перезвонить мне, как только получите это сообщение, я был бы вам очень признателен. С Сэм что-то случилось, и я бы хотел, чтобы вы немедленно ее осмотрели, если это возможно. Я в полном недоумении… просто не знаю, что делать, док. Заранее благодарю. Буду вам очень признателен. Наш номер 918-131-4489.