— Еще были собаки, — сказал он.
— Что-что? — переспросил Крис.
— Не знаю… Я не сказал сразу, потому что у меня это из головы напрочь вылетело. Но я слышал, как они лаяли на улице после… после стрельбы. Я открыл дверь сразу и увидел, как они направились в лес — три или четыре псины. Одна из них выглядела… довольно-таки странно…
— В смысле — странно?
— Ну… она как-то странно прыгала, что ли. Я не все разглядел — было темно, только из кухни свет и шел. Но на минуту я заподозрил, что никакая это не собака… что это тоже человек, только бегающий на четвереньках. Странная… очень странная фигня. А потом они — ну, собаки эти, или черт знает, что, — убежали…
Вдалеке мы увидели свет фар от медленно двигавшейся по дороге машины, и вскоре из своего старого «Шевроле» 88-го года выпуска вышел Док Калтсас. Редкие седые волосы старика были растрепаны после сна. Док помнил те дни, когда я сам был шерифом, и я был рад его видеть. Я рассказал ему, что произошло между мной и этой женщиной, и он решил подняться наверх.
— Не могу винить ребят из «скорой помощи», — сказал он, когда закончил осмотр тела. Он пожал плечами. — Ну, всякое, бывает, примерещится….
Двое помощников Криса отвезли Деббса и Бирна в Дэд-Ривер. Мы забронировали им на ночь номер в мотеле «Обочина». Они заявили, что с ними все в порядке, но Крис мягко настоял на том, что они не в состоянии вести машину. И эти двое уж точно не могли здесь оставаться. Я задержался, пока Док не закончил. Было около шести утра, когда он позвал нас в коридор.
Он стоял на коленях рядом с женщиной, которую Крис назвал Пегги.
Док встал, медленно выпрямил спину и протянул руку.
— Взгляните на это, — сказал он.
В его ладони лежал мягкий кожаный мешочек шириной около двух дюймов, шнурком от ботинка привязанный к потрепанному ремешку. Док сказал нам, что снял эту штуковину с шеи покойницы. Я, надо думать, не заметил его сразу, так как ужасный вид ран оттянул на себя все мое внимание. Док открыл мешочек и вытряхнул содержимое себе на холеную руку.
Тонкий плоский кусок сланца, какой можно найти где угодно на побережье, но очень старательно, до блеска, отполированный, с гладкими краями. И пара зубов. Молочные зубы — это было видно сразу. Клык и коренной. Док перевернул сланцевую табличку — и все мы увидели аккуратно, уверенной рукой выведенное на ней имя: Адам. А под ним — «покойся с миром».
— Значит, был еще и ребенок, — промолвил Крис. — Мальчик.
Какое-то время мы, все трое, помолчали.
«Семья, — подумал я. — Семья, не похожая ни на одну другую, видит Бог — но именно так они думали о себе. Как о людях, связанных судьбой. Да, вот почему Женщина сошла по ступенькам безоружной. Она решила дать смерти шанс. Это ведь, если мне известно все, уже третья ее семья. И я сыграл свою роль в массовом уничтожении первых двух. Так что, возможно, она просто слишком устала, чтобы начинать все сначала. Возможно, пришло ее время стать последней. Той, на ком все и закончится».
И сейчас мне странно говорить об этом, в то время я чувствовал себя разбитым.
Женщина была убийцей.
Возможно, убийцей наихудшего сорта.
За ней тянулся шлейф бесчеловечных преступлений. Что может быть хуже поедания человеческой плоти, каннибализма, людоедства? Первобытная мерзость…
Но, черт возьми, я должен сказать, что мне все равно было ее жаль.
Мы вышли на улицу, где раннее солнце только начинало согревать воздух. Это был тот час, тот миг, когда смолкают все звуки, когда умолкают сверчки, лягушки и ночные птицы, а дневные создания еще не дали знать о своем присутствии медленно просыпающемуся миру.
Затем неподалеку раздается щебет одинокой птицы.
А где-то вдалеке скорбно завыла собака.
Перевод: Григорий Шокин