— Ну да, я тоже ей так сказала, но она все твердила, что виновата. Потом уж только я узнала… — Ду Инъин вдруг осеклась.
Хэ Цзяньго быстро смерил ее взглядом и сказал почти шепотом:
— Ты могла бы и не говорить мне этого. — Уколов Ду Инъин, он продолжал наседать на нее: — Ну и что же ты потом узнала? — Он произнес этот вопрос так, словно ему было совершенно необходимо знать, что случилось потом.
— Это все из-за того юноши, с которым она сдружилась…
— Какого еще юноши?
— В тот год мы отмечали праздник в парке, стали возиться в лодке, Бай Хуэй упала в воду, и тот юноша ее спас. Помнишь?
— Конечно, помню! Ты еще одолжила ему свою куртку. Ну и что из этого?
— Тот юноша оказался сыном учительницы, которую побила Бай Хуэй.
Хэ Цзяньго замолчал. Ду Инъин и представить себе не могла, какой прилив злости вызвало в нем это известие.
— Ведь как странно вышло! — заговорил он с исказившимся лицом. — Просто уму непостижимо. И тот парень узнал, что Бай Хуэй била его мать?
— Она сама призналась ему в этом…
— Вот сволочь! И что же потом? Ты не можешь говорить быстрее, без всяких там охов-вздохов?
— А потом они разошлись! Тот юноша не мог ее простить. И она уехала, чтобы здесь с ним случайно не встретиться.
— Так вот оно что!.. А сейчас они поддерживают отношения?
— Не знаю точно. Думаю, что нет.
— Где живет тот парень? Где он работает? Как его зовут?
Ду Инъин увидела перед собой его перекошенное лицо, ей стало страшно.
— А зачем тебе?
— Дело есть! И оно меня касается. Бай Хуэй била ту женщину, и я тоже ее бил. И бил-то посильнее, чем она!
— Но ты ведь сам сказал, что это ничего не значит.
— Ну и тупая же ты! Ты что, не следишь за обстановкой? Сейчас ничего не значит, а потом, возможно, будет значить. Цзаофани сейчас сила, никто не смеет встать им поперек дороги, потому что они пользуются поддержкой наверху. А кто может знать, как будет завтра? Есть люди, которые хотят расследовать то, что произошло в начальный период движения. И до той подохшей ведьмы тоже могут докопаться. Хоть и не мы ее убили, но сынок-то ведьмин обязательно скажет, что Бай Хуэй била его мать. Станут разбираться, что да как, и тогда мне несдобровать. Я должен принять меры, чтобы защитить себя.
Ду Инъин промолчала, и Хэ Цзяньго совсем распалился:
— Ну и странная же ты! Спрашиваешь меня, чего тут бояться, а подставляешь под удар Бай Хуэй. Если потянут Бай Хуэй, то вытянут и меня. Инъин, я тебе откровенно скажу: если я из-за этого пострадаю, моя судьба меня не беспокоит. Я боюсь только, что ты этого не вынесешь.
— Помню, тот человек жил в доме тридцать шесть по улице Хэкоудао, звали его, звали его, не помню…
Хэ Цзяньго расплылся в улыбке.
— Ладно, ориентир у меня есть. Спасибо тебе, Инъин! — Одновременно он бросил на Ду Инъин многозначительный взгляд, от которого Ду Инъин опустила голову.
Хэ Цзяньго без труда разузнал, что юношу зовут Чан Мин и что работает он на тракторном заводе. Не мешкая, он отправился туда под предлогом проведения проверки по линии особого отдела.
В приемной заводского парткома его встретил один из руководителей завода. Это был пожилой мужчина, низкого роста, худощавый, но с румяными щеками и очень живой. Прочитав извещение о проведении проверки и узнав, что Хэ Цзяньго интересуется жизнью Чан Мина, он, не дожидаясь расспросов, стал его расхваливать. Хэ Цзяньго раздраженно прервал его:
— Каково его политическое лицо?
— Превосходное. У нас на заводе он уже три года кряду ходит в передовиках, прилежно учится.
— Я спрашиваю о его отношении к великой пролетарской культурной революции.
— Очень активен, хорошо зарекомендовал себя в движении.
— А как он относится к смерти матери? Смог ли правильно это оценить? Высказывает ли недовольство?
Уже поседевший руководитель завода вздернул брови и холодно посмотрел на Хэ Цзяньго. Ему явно не нравились эти расспросы. Отбросив закрывавшую лоб прядь волос, он холодно произнес:
— Дело его матери подлежит пересмотру.
Услыхав эту новость, Хэ Цзяньго мысленно поздравил себя: он пришел как раз вовремя. Ему не хотелось тратить слова попусту, и он попросил вызвать Чан Мина. Вскоре в комнату вошел высокий, крепко сложенный юноша.
— Я и есть Чан Мин, — представился он.
Хэ Цзяньго пристально оглядел его с головы до ног. Он смертельно ненавидел стоявшего перед ним юношу, но не потому, что тот был сыном жестоко избитой им учительницы, а потому, что этот человек, сам того не ведая, вселял тревогу в его душу.
Никто не знал, что у него была одна сердечная тайна — ему еще со школы нравилась Бай Хуэй, но об этом даже сама Бай Хуэй не догадывалась. Он был тогда еще молод, не знал, как сказать о своем чувстве, и только старался быть поближе к Бай Хуэй. Но с тех пор, как Бай Хуэй внезапно вышла из отряда «Искупление кровью» и уехала из города, попросив направить ее «чем дальше, тем лучше», она, словно подхваченный ветром воздушный змей, уносилась все дальше, и у него не было возможности ее удержать. Он догадывался, что здесь было что-то неладное, но не мог понять, в чем дело. Бай Хуэй не то что Ду Инъин, она не станет откровенничать. И это тоже было причиной того, что Бай Хуэй нравилась ему.
После отъезда Бай Хуэй он написал ей несколько пылких писем, но в ответ получил только две сухие записки. Его самолюбие было уязвлено, любовь мало-помалу переросла в ненависть. Но только сегодня он понял, что самой прочной преградой, помешавшей ему добиться Бай Хуэй, был вот этот сидевший перед ним незнакомый юноша.
Сегодня он пришел к Чан Мину, преследуя две цели: во-первых, он хотел заставить Чан Мина заявить, будто он не знает, что Бай Хуэй била его мать, и тем самым оградить себя от неприятных последствий; во-вторых, он хотел еще больше углубить разрыв между Бай Хуэй и Чан Мином.
Поначалу он задавал Чан Мину ничего не значащие вопросы о работе, учебе и личной жизни, а потом вдруг как бы мимоходом и скороговоркой спросил:
— Ты знаешь Бай Хуэй? — И его близко посаженные друг к другу глаза вперились в Чан Мина, Сопровождавший Хэ Цзяньго человек выхватил блокнот и приготовился записывать ответы Чан Мина.
Чан Мин вздрогнул, и это не ускользнуло от пронзительного взгляда Хэ Цзяньго.
— Знаю, — сказал Чан Мин, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.
— А как вы познакомились? — Хэ Цзяньго торопился воспользоваться замешательством собеседника и поэтому быстро сыпал вопросами.
— Тогда в парке, она упала в воду. А я спас ее…
— Это мы и без тебя знаем. Какие у тебя с ней отношения?
— Случайное знакомство.
— Сколько раз она приходила к тебе? — спросил Хэ Цзяньго. Рядом скрипел пером стенографист.
— Раз десять.
— Когда вы перестали встречаться?
— Спустя два-три месяца после того, как мы познакомились.
— Почему?
— Потому что… — Чан Мин на миг задумался. — Она перестала приходить ко мне — вот наше знакомство и прекратилось.
Хэ Цзяньго и сам отлично знал причину их разрыва, но он не хотел, чтобы ему говорили правду.
— О чем вы разговаривали?
— Говорили очень мало.
— Ты слышал о том, чтобы она участвовала в избиениях?
Чан Мин опешил и, боясь выдать себя, опустил голову и замолчал. А Хэ Цзяньго из опасения, что Чан Мин скажет правду, добавил:
— Она говорит, что никого не била.
— Этого… этого я не знаю.
Губы Хэ Цзяньго расплылись в улыбке, и он удовлетворенно кивнул. Именно такого ответа он и ждал.
— Как умерла твоя мать? — наседал он на Чан Мина.
— Ее… избили до смерти!
— Кто ее избил?
— Несколько человек из четвертой школы. Ревком четвертой школы знает об этом случае и сейчас расследует его.
— Ее били только в четвертой школе?
— Не знаю.
— А Бай Хуэй ее не била? — снова задал Хэ Цзяньго свой главный вопрос.
— Нет, не била.
Хэ Цзяньго встал, взял у стенографиста блокнот, проверил записи и подал блокнот Чан Мину.
— Взгляните, пожалуйста. Если здесь все правильно, подпишите и приложите печать.
Чан Мин положил блокнот на стол и молча стоял, опустив голову. Когда он снова поднял голову, Хэ Цзяньго увидел, что его лоб покрылся испариной, а в глазах стояли слезы. Хэ Цзяньго понял, как тяжело было Чан Мину, но не подал виду.
— Скажите, пожалуйста, где она? — спросил Чан Мин, помолчав.
— Кто?
— Бай Хуэй.
Хэ Цзяньго в упор посмотрел на него и спросил:
— А ты не знаешь?
— Не знаю. Иначе не спрашивал бы вас.
— Тогда тебе и не нужно знать.
В комнате воцарилась тишина.
— А для чего понадобились мои показания? — спросил Чан Мин.
— Извини, но о секретной работе особого отдела не положено говорить. Мы верим твоим словам, верим, что все заверенное твоей рукой правда. За время нашей короткой беседы я почувствовал, что ты не можешь обманывать партию. Надеюсь, ты всегда будешь таким. А что касается Бай Хуэй, — заговорил ледяным тоном Хэ Цзяньго, — ты вряд ли увидишь ее.
— Она… что с ней?
— Мы не можем тебе сказать. Но прошу тебя поверить, что мы желаем тебе добра.
По лицу Чая Мина Хэ Цзяньго понял, что цель его визита достигнута, встал и сказал Чан Мину, что он может идти. На обратном пути Хэ Цзяньго попросил своего спутника никому не рассказывать об их сегодняшнем визите. Потом он прибежал домой, сел за стол и написал длинное письмо Бай Хуэй.
К северу от Чжанцзякоу на несколько сотен ли тянется безводная, гладкая, пустынная степь. Степь совсем плоская, лишь изредка попадаются небольшие углубления, похожие на чашу. Сквозь мелкий рыжеватый песок пробивается зеленая поросль; по ней там и сям бродят молочно-белые стада овец. Под утренним солнцем трава кажется голубой и издалека напоминает огромное озеро, в котором отражается голубое небо. А стада овец — странствующие по небу облака. По степи разбросаны конусы юрт и современные деревянные дома. Больше ничто не нарушает безлюдье и романтический покой степных просторов.