— Не надо меня провожать. Я доеду на автобусе.
— Я заставил тебя ждать, пришлось проводить одну родственницу. Не волнуйся, я по дороге кое-что должен тебе сказать!
— Потом поговорим!
— Нет, прежде чем говорить о важных вещах, я хочу поговорить с тобой о простом деле.
— Каком деле?
— А я писал тебе, просил тебя остаться моим другом. Я искренне надеюсь на то, что у меня будет такой друг, как ты. Нынешняя обстановка еще больше укрепила меня в этой надежде. Ты ведь знаешь, что произошло в последнее время!
— Я ничего не знаю! — Бай Хуэй и вправду не знала, о чем он говорит, но еще больше ей не хотелось соглашаться с ним.
— Ну, хватит! Ты можешь не знать все что угодно. Но не говори со мной таким враждебным тоном, ладно? У нас нет причин быть врагами. Послушай, что я скажу: нынешние события — это не конец, а только начало. Наверное, начнется разброд, будет гражданская война. Бай Хуэй, за все эти годы мы так и не смогли толком поговорить. Ты не знаешь, как я живу, не понимаешь, как я мыслю, а мне так нужен понимающий меня человек, я верю, что ты сможешь меня понять…
— У меня нет желания разбирать чужие проблемы, я хочу только поскорее добраться до дома. И ты тоже поезжай к себе.
Хэ Цзяньго попался крепкий орешек. Он уже начал терять самообладание.
— Если ты не хочешь поддерживать со мной хорошие отношения, я тебе сразу все скажу, чтобы ты поняла! — злобно сказал он. — Ты разве не знаешь, что мы с тобой замешаны в одном деле?
— В каком еще деле? Болтай поменьше!
— Ты ведь подружка того «господина Чана»? Я давно уже слышал, что тот человек подкапывается под меня, Я боялся, что и тебе пришьют это дело. Подумай сама, может ли он тебя любить? Он хотел только попользоваться тобой, а потом бросить и отомстить тебе. К тому же он сын нечисти, а ты хотела быть с ним заодно, как трава под ветром. Неужели ты и сейчас поддерживаешь с ним отношения?
Бай Хуэй все стало ясно: рассказ Хэ Цзяньго о том, что Чан Мин искал ее и хотел «свести счеты» с ней, был выдуман от начала до конца. То письмо доставило ей столько мук, сомнений и бессонных ночей, и, оказывается, все это им, его корыстными и подлыми руками, подстроено! Щеки Бай Хуэй покраснели, губы задрожали.
— Пошел прочь! Подлец! Дрянь! — закричала она.
Хэ Цзяньго даже подскочил от испуга и уставился широко раскрытыми глазами в покрасневшее, искаженное гневом лицо Бай Хуэй. Он почувствовал, что, если он будет продолжать, Бай Хуэй может закатить ему пощечину. Он оглянулся по сторонам, заметил, что люди с удивлением и любопытством смотрят на них, потом перевел взгляд на лежавший у ног Бай Хуэй тяжелый мешок, изобразил на лице сожаление и сказал:
— Ах, у меня же есть еще дела, я не могу тебя проводить. Мы потом поговорим!
Он быстро исчез. Бай Хуэй постояла в молчании, затем поволокла мешок к выходу.
Шел седьмой час, когда она приехала домой.
Она стояла перед дверью, на которой ей была знакома каждая царапина, подняла руку, постучала, услышала звук отцовских шагов, голос, спрашивавший «Кто там?», и скрип открываемой двери. Она ожидала увидеть отца уставшим и расстроенным. Все эти годы, когда она приезжала домой, отец всегда выглядел таким.
Дверь отворилась, и, к ее удивлению, лицо отца было веселым.
Войдя в квартиру, она припала к груди отца и заплакала, заплакала так горько, как никогда еще не плакала в своей жизни. Большие рук отца гладили ее голову, косы, спину. Его глаза тоже увлажнились, он засопел, словно хотел, поплакав, сбросить тяжесть, лежавшую на сердце.
— Хорошо, хорошо, пойди умойся, отдохни, ты ведь еще не ела! — Отец подвел Бай Хуэй к раковине, дал ей мыло, кувшин с горячей водой, полотенце. — Смой-ка с лица все ненужное, — сказал он мягко и покровительственно.
Бай Хуэй умылась и в зеркале увидела, что отец улыбается сам себе, а вовсе не потому, что обрадован приездом дочери. Раньше отец никогда таким не был.
— Дочка, ты отдохни с дороги, а я пойду куплю тебе что-нибудь поесть, — крикнул из коридора отец.
— Папа, не ходи. Я закушу чем придется, и ладно, — бросилась к отцу Бай Хуэй.
— Нет, сегодня мы должны хорошо поесть. Есть одно радостное событие, о котором ты не догадываешься. Я тебе вечером о нем расскажу!
— Скажи лучше сейчас, папа.
Отец замахал руками, радость переполняла его, и он едва сдерживался, чтобы не раскрыть дочке секрет. Он поспешно выбежал на улицу, словно боясь, что если он не уйдет, то тут же выдаст свою тайну.
Отец попросил ее помочь ему перенести обеденный стол из коридора в его комнату. Он так много всего накупил! Стол был весь заставлен мясом, рыбой, креветками и разной другой снедью. Похоже, что сегодня он пригласил гостей. Вокруг стола отец расставил пять стульев, а на стол поставил пять пар палочек красного лака, пять рюмок, супницу с бульоном и пять чашек. Сегодня у них будет настоящий банкет!
— А кто придет к нам? — спросила Бай Хуэй.
— Ты всех знаешь, — сказал, улыбаясь, отец, но больше ничего не стал говорить.
Бай Хуэй варила на кухне рис и пыталась отгадать, что же произошло. В дверь постучали, отец пошел встречать гостей. Бай Хуэй увидела полного, крепкого сложения человека. В правой руке он нес большую сумку из синей материи. Бай Хуэй сразу же узнала в нем дядюшку Ли. Он работал вместе с отцом на фабрике — был там начальником гаража. Следом вошли два худых человека. Один из них лысый, высокого роста, в больших круглых очках, опрятно одетый. Войдя в дверь, он снял очки и принялся их протирать. Другой был низкого роста, почти совсем седой, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, словно растрескавшаяся глина. Он немного прихрамывал на правую ногу. Увидев Бай Хуэй, они оба очень обрадовались. Хромой мужчина сказал:
— Ого, это же маленькая Хуэй! Девушка с Великой стены! Ты когда приехала?
Бай Хуэй поняла, что этот человек знает ее, но никак не могла припомнить, кто он.
— Ты почему не здороваешься с гостями? Забыла их? — сказал Бай Хуэй отец. — Это же дядя Чжан! А это главный инженер Фэн. Ну и забывчивая же ты, дочь! Прошло-то всего несколько лет!
И тут Бай Хуэй сразу все вспомнила. Хромой мужчина был дядя Чжан, заместитель директора фабрики, а его спутник — главный инженер фабрики Фэн, оба старые коллеги отца и его близкие друзья. Но как они изменились! У дяди Фэна волосы прежде были совсем черными, а теперь их вовсе не стало! Ну а дядю Чжана вовсе не узнать! Волосы его совсем поседели, морщины на лице были еще глубже, чем у отца. К тому же, как помнила Бай Хуэй, раньше он не хромал! А вот почтенный Ли остался таким, каким был, — его она сразу же узнала.
Смеясь, гости вошли в столовую. Дядя Чжан поставил на стол свой портфель, открыл его, сунул в него руку и таинственным тоном сказал:
— Вы не бойтесь, сейчас они в нашей власти! — и вытащил оттуда четырех больших крабов, перевязанных нитками. — Глядите, какие жирные! Не много, не мало, а как раз все четыре! Ну-ка, Хуэй, положи их в кастрюльку и свари их нам побыстрее!
Вскоре крабы были сварены и выставлены на большом блюде — красные, словно четыре большие хурмы, пышущие жаром. В бокалы налили вино, все расселись, и пир начался!
— Для начала съешьте-ка моих четверых! — воскликнул дядя Чжан. — Маленькая Хуэй, ты кого будешь есть? Дядя Чжан тебе подаст.
— Как — кого? — не понимая, спросила Бай Хуэй.
— Ты что, не поняла? — Дядя Чжан удивленно посмотрел на нее.
Она действительно не понимала. Отец сказал со смехом:
— Почтенный Чжан, она еще ничего не знает! Она ведь работала далеко в степи и только что приехала. Я обещал ей рассказать сегодня за ужином, да пока не успел…
— Ну, почтенный Бай, к чему такая скрытность! — воскликнул дядя Ли. — Малышка Хуэй, я сам тебе расскажу: эти четыре негодяя…
Дядя Чжан закрыл рот дяди Ли ладонью и перебил его:
— Почтенный Ли, не надо, я ей расскажу…
— Нет, лучше я… — попытался вставить слово дядя Фэн.
— Нет, нет, я расскажу ей все сам! — сказал отец. Все согласились. Пусть отец сам расскажет дочери.
— Они… — Голос отца от волнения дрожал. — Кончено, их скинули! Навсегда скинули!
— Кого? — спросила Бай Хуэй, и глаза ее округлились.
— Ее! Его! Его! И его! — Дядя Чжан ткнул пальцем в лежавших в тарелке разодранных крабов.
— Ну и ну, уж так все ясно сказано, а она не понимает! — На раскрасневшемся от вина лице дяди Ли было написано глубокое волнение. — Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань, Ван Хунвэнь! Четыре негодяя!
Эта новость была как гром среди ясного неба! Бай Хуэй изумленно посмотрела на отца. Отец натруженной ладонью вытер глаза, сказал:
— Да, дочка, это правда! В нашем городе, наверное, уже нет никого, кто бы не знал об этом. Дня через два-три будет большой праздник!
— Праздник, праздник, большой праздник! — выкрикнул дядя Чжан с волнением в голосе. — Сегодня у нас праздник накануне праздника! Ну как, маленькая Хуэй, ты кого съешь? Съешь-ка Цзян Цин! Так, вот она! — И большой краб, у которого еще оставалось пять ног, очутился в чашке Бай Хуэй. Дядя Чжан продолжал: — Ты ведь знаешь художника Ци Байши! Во время антияпонской войны он нарисовал картину «Крабы». На картине были нарисованы четыре больших краба, а надпись на ней гласила: «До каких пор мы будем терпеть ваши бесчинства?» Так он заклеймил бесчинствовавших на нашей земле японских захватчиков. А сейчас мы теми же словами клеймим четырех злодеев, терзавших партию и народ! «До каких пор мы будем терпеть ваши бесчинства?» Час настал! Теперь им оторвали клешни, они уже не смогут мучить людей!
Бай Хуэй уставилась на эти страшноватые, разорванные на части существа.
— Сколько зла причинили эти негодяи за десять лет! — продолжал дядя Чжан. — Скольких казнили, скольких замучили! Революционеры старого поколения в смертельном бою, под градом пуль, во вражеских тюрьмах не погибли, а они их погубили! А они еще выставляли себя самыми большими революционерами. Как будто, кроме них, все остальные — контрреволюционеры!