— Да! — прошипел Пальмери. — Ему суждено проиграть, а мы победим. Мы победим по той же причине, что и всегда. Мы не позволяем такой глупой и преходящей вещи, как чувства, мешать нам действовать. Если бы там, внизу, мы побеждали, а ситуация была бы обратной, — если бы Джозеф держал одного из моих собратьев над этой деревянной палкой, — неужели ты думаешь, что я сомневался бы хоть одну минуту? Секунду? Никогда! Вот почему Джозеф и эти люди боролись напрасно.
«Напрасно…» — подумал Зев. Видимо, большая часть прожитых им лет была напрасной. И все его будущее. Сегодня ночью Джо умрет, а Зев останется жить, еврей с крестом на шее; все традиции его прошлого растоптаны и преданы огню, а впереди — ничего, кроме огромной пустой бесконечной равнины, где ему суждено блуждать в одиночестве.
Со ступеней балкона послышался какой-то шум, и Пальмери повернул голову.
— Ах, это ты, Джозеф, — произнес он.
Зев не видел священника, но все равно крикнул:
— Уходи, Джо! Он обманет тебя!
— Кстати, об обмане, — сказал Пальмери, перегибаясь еще дальше через перила, в качестве предупреждения для Джо. — Надеюсь, ты не собираешься натворить каких-нибудь глупостей.
— Нет, — раздался усталый голос Джо откуда-то из-за спины Пальмери. — Никакого обмана. Втащи его на балкон и отпусти.
Зев не мог допустить этого. И внезапно он понял, что нужно сделать. Он изогнулся, схватил Пальмери за ворот сутаны, одновременно поднял ноги и уперся ступнями в один из столбиков перил. Пальмери обратил к нему встревоженное лицо, и Зев, собрав все свои силы, судорожным рывком оттолкнулся от перил, потянув за собой Пальмери. Священник-вампир потерял равновесие. Даже его огромная сила не могла помочь ему, и ноги его оторвались от пола. Зев увидел, как расширились от ужаса его бессмертные глаза, когда нижняя часть его тела перевалилась через ограждение. Они полетели вниз, и Зев обхватил Пальмери руками и прижал к себе его холодное и странно худое тело.
— Что случится со старым евреем, то случится и с тобой! — крикнул он в ухо вампиру.
На мгновение перед ним возникло лицо пораженного ужасом Джо, стоявшего на вершине лестницы, он услышал его прощальное «Нет!». Этот крик заглушил раздавшийся рядом вопль Пальмери, выкрикнувшего то же слово, затем все его тело содрогнулось от удара, позвоночник сломался, и рвущая на части, не поддающаяся описанию, невыносимая боль обожгла грудь. В какой-то миг он увидел, как деревянное острие пронзило его и Пальмери тела.
А потом он больше ничего не чувствовал.
Пока над ним смыкалась ревущая тьма, он думал: удалась ли его попытка, этот последний отчаянный, неразумный поступок. Он не хотел умирать, пока не узнает этого. Ему необходимо было знать…
Но затем все исчезло.
Джо кричал, сам не зная, что, свесившись через перила и глядя, как падает Зев, и подавился собственным криком, увидев, как окровавленный обломок скамьи прошел сквозь облаченную в сутану спину Пальмери прямо под ним. Он видел, как Пальмери извивался и вертелся, словно пронзенная острогой рыба, затем безвольно упал на неподвижное тело Зева.
Радостные крики смешались с воплями ужаса, и церковь снова огласилась шумом битвы, а Джо отвернулся от этого зрелища и упал на колени.
— Зев! — вслух простонал он. — Господь милосердный, Зев!
Заставив себя подняться на ноги, он, спотыкаясь, направился к лестнице, прошел через вестибюль и очутился в церкви. Вампиры и вишисты спасались бегством, настолько же пораженные и деморализованные смертью своего лидера, насколько эта смерть вдохновила прихожан. Медленно, но верно они отступали перед бешеным натиском людей. Но Джо едва обращал на все это внимание. Он пробрался к тому месту, где лежал Зев, пронзенный деревянным колом, под уже начинавшим разлагаться трупом Пальмери. Он поискал в остекленевших глазах старого друга признаки жизни, намек на пульс на его горле, под бородой, но все было напрасно.
— О Зев, тебе не нужно было делать этого. Не нужно было.
Внезапно его окружила толпа ликующих прихожан церкви Святого Антония.
— Мы сделали эдо, одец Джо! — выкрикнул Карл; его лицо и руки были запятнаны кровью. — Мы их всех поубивали! Мы отвоевали нашу церковь!
— Благодаря человеку, который лежит здесь, — ответил Джо, указывая на Зева.
— Нет! — воскликнул кто-то. — Благодаря вам! Слушая радостные крики, Джо покачал головой и ничего не ответил. Пусть порадуются. Они это заслужили. Они отвоевали крошечный кусочек своей планеты, клочок земли, не более. Небольшая победа, в этой войне она имеет так мало значения, но тем не менее, это победа. Их церковь снова принадлежит им, по крайней мере сегодня ночью. И они намерены удерживать ее.
Хорошо. Но одну вещь нужно изменить. Если они хотят, чтобы их отец Джо остался с ними, им придется согласиться переименовать церковь.
Церковь Святого Зева.
Джо понравилось, как это звучит.
Перевод: Ольга Ратникова
Шкурки
F. Paul Wilson, " Pelts", 1990
— Я боюсь, па.
— Цыц! — не останавливаясь, бросил через плечо отец.
Гэри дрожал в холодной предрассветной мгле и в тысячный раз обводил взглядом сосны и кусты вокруг. Ему шел уже двадцатый год, и подобная робость была ему явно не к лицу, но он ничего не мог с собой поделать. Не нравилось ему здесь.
— А если нас поймают?
— Не поймают, если ты перестанешь орать. Мы почти на месте. Я бы обошелся без тебя, но мне одному все не утащить. Заткнись!
Под ногами у них хрустел смерзшийся полудюймовый слой снега на песчаной земле. Гэри плотно сжал губы, покрепче стиснул в руках биту «Луисвиль Слагген» и побрел за папашей через кусты. Все равно ему это совсем не нравилось. Не то чтобы он не любил охоту — с ружьем или с капканами. Очень даже любил, до чертиков. Но сейчас они зашли на территорию Зеба Фостера. А это не к добру!
Старый Фостер владел тысячами акров земли на джерсийских сосновых пустошах и никому не позволял на них охотиться. По всей границе натыкал указателей: «Охраняется». Все Фостеры такие. Отец говорил: эту дурь с запретами начал еще Фостеров дед и семейка намерена хранить идиотскую традицию до Судного дня. Отец считал, что никто не может ему запретить расхаживать по любым пустошам. Гэри готов был пойти за отцом хоть на край света, но не на землю Фостера…
Рассказывали, будто здесь по лесам рыщет Джерсийский Дьявол и что сунувшихся сюда браконьеров больше никто не видел. И пропадали не дурни из Ньюмарка или Трентона, которые умудряются заблудиться в сосняке и ходить кругами, пока не умрут с голоду. То были опытные следопыты и охотники, боровики, такие же как отец… и Гэри. И никто их больше не видел.
— Па, а если мы отсюда не вернемся? — Он с отвращением услышал свой хнычущий голос и попытался изменить тон. — Что, если кто-то до нас доберется?
— Никто до нас не доберется! Я же вчера ходил сюда, ставил капканы. И вернулся, как видишь.
— Да, но…
— Ничего! Фостеры постарались, десятилетиями распускали слухи, чтобы отпугнуть народ. Но меня-то не напугаешь! Я на чушь не куплюсь!
— Далеко еще?
— Не, сразу за тем подъемом. Там все в енотовых следах.
Гэри заметил, что они проходят мимо зарослей, в которых мог бы спрятаться теленок. Судя по всему, пока зимний холод не высушил их, кусты были густыми и темными. Полоса кустарника тянулась между соснами прямо, словно древко стрелы.
— Смотри-ка, па. Как прямо растут. Будто нарочно посажены.
Отец фыркнул:
— Ничего не посажены. Это костенец, кочедыжник. В наших местах он растет лишь там, где осталась известь от фундамента. Остальная земля для него слишком кислая. Все заброшенные поселки им заросли.
Гэри знал, что в сосновых зарослях полно исчезнувших селений, но этот фундамент был чересчур большой — едва ли не шести футов в ширину — и тянулся в обе стороны, сколько видел глаз.
— Па, ты не знаешь, что здесь было раньше?
— Кто знает, да и кому это надо? На пустошах строились еще до Революции. Я слыхал, что индейцы уже нашли рассыпающиеся руины. Здесь попадаются настоящие древности, но мы не станем их раскапывать. Наше дело — еноты. А теперь помалкивай, пока не дойдем до капканов.
Гэри не верил своей удаче: черт возьми, в каждой ловушке по еноту! Большие, жирные, с густым шелковистым мехом, какого он в жизни не видывал. Некоторые уже подохли, остальные еще живы — лежат на боку, черные глаза полны страха и боли. Пыхтят, все в крови, измотались, пытаясь вырвать лапы из челюстей капканов, и все еще дергают цепи, которыми ловушки прикреплены к земле.
Сперва они с отцом добили самых ослабевших. Гэри переворачивал их на спины и смотрел на поджатые в ужасе под брюхо полосатые хвосты. «Не нужно мне твое брюхо, мистер Енот». Он становился каблуком на глотку и хорошенько нажимал. Если правильно выбрать место, слышен приятный хруст, когда лопается гортань. Еноты сипели и бились в капканах, стараясь втянуть воздух через раздавленную глотку, но скоро издыхали. Поначалу, несколько лет назад, Гэри не нравилось давить им глотки, а теперь он привык. Так просто… Все охотники так делают.
Однако с животинами, в которых осталось немного перцу, подобный номер не пройдет. Они не станут лежать смирно и ждать, когда на горло поставят каблук. Тут-то в дело вступали Гэри и его бита. Он замахнулся на одного, который попытался огрызнуться.
— По голове! По голове, черт тебя побери! — завопил папаша.
— Ладно, ладно.
— Не испорти шкурки!
Среди енотов попадались живучие твари. Чтобы их прикончить, требовалось полдюжины взмахов биты, и не так просто было каждый раз попадать по голове. Но все равно — с ногой в капкане никуда не денешься!
К тому времени, как они с папашей добрались до последнего капкана, бита в руках Гэри была красной до обмотанной клейкой лентой рукоятки, а мешок стал неподъемно тяжелым. Папаша тоже нагрузился почти до упора.