На редкость точные замечания. Томас был горд за брата Рамиро.
— Но как вы вынудите его говорить у себя дома? Орудия правды лежат в двух этажах под нами.
Рамиро пожал плечами:
— Скажу ему как есть: нам важнее найти еретика, стоящего за «Компендиумом», чем наказать тех, через чьи руки книге пришлось пройти. Ашер бен Самуэль — богатый человек. Он может потерять не только жизнь. Он знает, что если предстанет перед трибуналом и будет признан виновным, то не просто подвергнется очищающему огню: все его имущество изымут, а жена и дочери окажутся на улице. — Рамиро улыбнулся. — Он скажет правду. И тогда мы ступим на следующий камень.
Томас медленно кивнул. План заслуживал внимания.
— Тогда сделайте это. Начните сегодня. — Он похлопал по странной металлической обложке «Компендиума». — Я хочу, чтобы еретика нашли. Чем раньше мы его найдем, тем скорее его душа очистится в аутодафе.
Глядя из-под капюшона черной сутаны, прикрывавшего лицо, Аделяр рассматривал в сумерках улицы Авилы. Он был рад оказаться на свежем воздухе. В последнее время он очень редко выходил из монастыря. Весна вступила в свои права, о чем свидетельствовало оживление среди горожан. Когда наступит лето, они, вплоть до глубокой темноты, будут вялыми из-за жары.
Брат Рамиро нес тщательно завернутый в ткань «Компендиум», прижимая его к груди скрещенными руками. Пересекая городскую площадь, Аделяр взглянул на обугленные столбы, у которых еретики были освобождены от грехов очистительным пламенем. Он не раз видел здесь аутодафе после прибытия из Франции.
— Заметьте, прохожие отводят глаза и обходят нас стороной, — сказал Рамиро.
Аделяр и правда это заметил.
— Не понимаю почему. Они не могут знать, что я член трибунала.
— Они и не знают. Они видят черные сутаны и понимают, что мы доминиканцы, члены ордена, который заведует инквизицией, и этого достаточно. Печально.
— Почему?
— Вы инквизитор, а я простой нищенствующий монах. Вам не понять.
— Я не всегда был инквизитором, Рамиро.
— Но вы не знали Авилу до прихода инквизиции. Нас приветствовали улыбками и с радостью принимали везде. Теперь никто не смотрит мне в глаза. Как вы думаете, почему они отводят взгляды? Скрывают какие-то ереси?
— Возможно.
— Тогда вы не правы. Это значит, что одеяния монахов нашего ордена теперь связаны для них с публичным сожжением еретиков, и ни с чем другим.
Аделяр никогда не слышал, чтобы его товарищ говорил такие вещи:
— О чем вы, Рамиро?
— Я говорю, что мы не тот орден, который замыкается внутри стен. Мы всегда шли к людям, помогали больным, кормили бедных, облегчали боль и горе. Но участие ордена в защите веры, кажется, стерло всю память о столетиях добрых дел.
— Следите за своими словами, Рамиро. Вы играете с ересью.
— Вы хотите меня обвинить?
— Нет. Вы — мой друг. Я знаю, что вы говорите от чистого сердца и полны веры, но другие могут этого не понять. Так что, пожалуйста, следите за своим языком.
Аделяра удивило, что Рамиро хорошо знаком с жителями Авилы. Он думал, что тот проводит все время, работая в библиотеке или возделывая монастырские поля. Он сменил тему:
— Я знаю вас уже много лет, Рамиро, но не знаю, откуда вы.
— Из Торо. Это провинция к северу отсюда.
— У вас остались там родственники?
— Нет. Мою семью истребили в битве при Торо. Я был тогда мальчиком и едва выжил.
Аделяр слышал об этом — одно из сражений за корону Кастилии.
— Как вы вступили в орден?
— После всех ужасов, которые я видел, мне захотелось жить мирно, посвящать время размышлениям и добрым делам. Так оно и было, пока инквизиция все не изменила.
Аделяр пришел к доминиканцам совершенно по другим причинам. Орден дал ему возможность заниматься натурфилософией и создавать труды, объясняющие, что такое Божье творение и как его, Аделяра, находки подкрепляют учение Церкви. Порой приходилось вольно обращаться с правдой, чтобы избежать цензуры, но в целом его работы встречали хороший прием и воспринимались как убедительный довод в поддержку учения. В итоге, когда папа решил, что испанской инквизиции необходим свежий взгляд со стороны, он назначил Аделяра одним из новых инквизиторов.
Но заботы об учении отошли на второй план: на ум снова пришел «Компендиум», который заполнял его мысли с того момента, как он открыл книгу и начал чтение. Способность текста казаться написанным на родном языке автора явно была колдовской, и все же… и все же она, похоже, весьма подходила цивилизации, описанной в книге.
С молодых лет Аделяр был очарован натурфилософией. Когда отец приносил с охоты мелкую дичь, он настойчиво предлагал выпотрошить ее, но делал это на свой манер — методически, систематически, так чтобы понять внутреннее устройство живых существ. Да и сейчас он выделил себе в монастыре комнату, чтобы смешивать различные вещества и записывать результаты их взаимодействия.
Он задавался вопросом, можно ли найти естественные объяснения для чудес, описанных в «Компендиуме», и для чуда, явленного самим существованием этого тома, — такие, которые не противоречат церковным догматам.
Оставалось лишь размышлять об этом в одиночестве. Он не мог обсуждать книгу с Рамиро, который ее не читал, и подверг бы риску свое положение, а возможно, и жизнь, если бы поднял этот вопрос в разговоре с Великим инквизитором.
Они дошли до большого участка земли на краю города, где жил Ашер бен Самуэль, и посмотрели на длинную дорогу, ведущую к дому.
— Справедливо ли, что еврей может быть так богат? — сказал Аделяр, когда они шли по оливковой роще.
— Он конверсо — больше не еврей.
Хотя конверсо признавали себя христианами, они не пользовались доверием и даже навлекали на себя презрение. Особенно такие денежные воротилы, как Самуэль. Было ли его «обращение» продиктовано практическими соображениями, или он действительно отрекся от прежней религии? Аделяр подозревал — нет, был убежден, — что верно второе. Проблема была в невозможности это доказать.
— Вы так наивны, Рамиро. Тот, кто был иудеем, навсегда им останется.
— Во мне есть еврейская кровь. И в вас, без сомнения, тоже.
— Вы лжете!
— Вряд ли в Кастилии найдется образованный человек, в котором нет еврейской крови.
— Я вырос во Франции.
— Возможно, там то же самое. Даже наш приор — вы знали, что его дед по линии Торквемада был евреем?
Томас де Торквемада, молот еретиков, духовник королевы… с еврейской кровью?
— Это не может быть правдой!
— Но это правда. Он и не скрывает. Он сказал, что цель святой инквизиции — истребить не еврейскую кровь, а иудейские обычаи.
— Хорошо. Если приор говорит, что это правда, я тоже сочту это правдой. Но даже если так, его еврейская кровь, как и ваша, отличаются от крови Ашера бен Самуэля.
— Чем?
— Приора и вас воспитали в вере. Конверсо вроде него — нет.
В конце пути они увидели дом Ашера бен Самуэля, окруженный высокими стенами.
— Напоминает крепость, — сказал Рамиро.
Они остановились у кованых ворот и потянули за веревку звонка.
Из дома вышел старый слуга и, хромая, приблизился к ним.
— Слушаю вас? — сказал он, глядя на них со страхом.
— Мы пришли поговорить с твоим хозяином, — объявил Рамиро.
— О вопросах веры, — добавил Аделяр.
Старик отвернулся:
— Я должен пойти и спросить…
— Открывай немедленно! — сказал Рамиро. — Члены трибунала святой инквизиции не ждут снаружи, словно нищие!
Старик дрожащими руками отпер ворота и распахнул их. Затем провел посетителей через тяжелую дубовую дверь в просторную, мощенную плиткой галерею, которая выходила во двор. Там, под большим светильником, сидел и что-то читал Ашер бен Самуэль, коренастый мужчина лет пятидесяти. Увидев посетителей, он поднялся и направился к ним:
— Братья! Чем обязан такой честью?
Аделяру стало интересно, почему он не выглядит удивленным или расстроенным. Неужели видел, как они подходят к дому?
— Мы поговорим с вами наедине, — сказал он.
— Конечно. Диего, иди к себе. Но прежде… я прикажу ему принести вам вина?
Аделяр с удовольствием выпил бы хорошего вина, однако не собирался принимать гостеприимство этого еврея.
— Это не светский визит, — сказал он.
Самуэль, все так же невозмутимо, отпустил слугу мановением руки и повернулся к ним:
— Чем могу служить?
Рамиро указал на большую иллюстрированную книгу, которая лежала на столе позади Самуэля:
— Сначала скажите нам, что вы читаете.
Самуэль улыбнулся:
— Евангелие от Матфея. Мое любимое.
«Лжец, — подумал Аделяр. — Он видел, что мы ищем».
Рамиро развернул «Компендиум» и положил его на стол:
— Мы подумали, что это больше придется вам по душе.
Самуэль наконец лишился самообладания, но лишь ненадолго:
— Как?..
— Вопрос не в том, как она дошла до нас. Как она дошла до вас?
Он сделал шаг назад и тяжело плюхнулся на стул:
— Я коллекционирую книги. Эту мне предложили. Поскольку она так необычно устроена и написана на еврейском языке, я сразу ухватился за нее.
— Написана на ев?.. — начал Рамиро и нахмурился. — О да, конечно.
— Когда я начал читать ее, то понял, что эта книга слишком опасна, чтобы держать ее у себя.
— Почему вы не принесли ее на трибунал? — спросил Аделяр.
Самуэль бросил на него уничтожающий взгляд:
— Право же, добрые братья… Годами вы пытались найти причину, чтобы затащить меня туда. Неужели я должен сам давать повод?
— Вы знаете не хуже нашего, что многие конверсо только притворяются, что следуют учению Церкви, но за закрытыми дверями придерживаются иудейских обычаев. Нельзя сбросить веру, которой следовал всю жизнь, словно старую одежду.
— Ах, вы забываете, что я и сам кастилец. Если моя королева и ее король хотят править христианской страной, я становлюсь христианином. Не то чтобы я отказался от иудейского Бога ради языческого идола. Уверен, вы знаете, что Иисус был рожден иудеем. Ветхий Завет иудеев ведет к Новому Завету Иисуса. Мы поклоняемся одному Богу.