— Просто — предсказуемым, когда все можно предугадать наперед, предвосхитив события. Когда исчезает изюминка. Это все идет от излишней заученности. Бесконечные репетиции губят самый дух импровизации.
— Дух импровизации? — улыбнулся Сарбайн. — Сильно сказано. Я с вами совершенно не согласен, мистер Крим. Ведь театр — отражение нашей повседневной жизни, не так ли? А наша жизнь вполне буднична и предсказуема. В ней тоже почти не остается места для импровизации.
— Я бы так не сказал, — покачал головой я. — Вот, взять, например, тот случай, над которым я сейчас работаю. Вам ведь, кажется, известно, что я служу сыщиком в страховой компании…
— Ну, разумеется, — прервала тетя Эвелина. — Это ведь у него украли колье!
Марк Сарбайн понимающе усмехнулся. Мы уже перешли к кофе, поэтому Сарбайн позволил себе закурить.
— Надеюсь, дамы не возражают? Угостить вас сигаретой, Крим?
— Нет, спасибо, — отказался я.
— Пожалуйста, курите, — засуетилась тетушка.
— Спасибо, — поблагодарил Сарбайн. — Мне кажется, что мистер Крим просто искусно подвел нас к той теме, которая сейчас его больше всего волнует. Во всяком случае, больше, чем театральная жизнь. Что ж, мистер Крим, поговорим об этом вашими словами. Мне кажется, что не только непредсказуемым, но и даже абсолютно невероятным исходом этого дела станет его успешное для вас разрешение. Ведь, судя по всему, никто всерьез не считает, что вам по плечу найти и вернуть колье? Не так ли?
— Так, — признал я. — Я тоже не верю, что смогу его отыскать. Кстати, не считаете ли вы, что не менее невероятное случится, если я отыщу не подлинное колье, а только его точную копию?
— Не знаю, — улыбнулся Сарбайн. — Порой то, что кажется невероятным, на поверку оказывается самым тривиальным. Например, владельцы дорогих драгоценностей часто заказывают для себя их точные копии. Поэтому я бы не стал удивляться, если и в этом случае обнаружится какой-нибудь дубликат.
— Да, наверное именно поэтому нас так притягивает невероятное — в силу своей тривиальности. Вот, скажем, живет себе какой-нибудь старик. Каждое утро он выходит из дома и отправляется на работу. А в один злосчастный день вдруг погибает под колесами автомобиля, который скрывается с места происшествия.
— Харви! — выкрикнула тетя Эвелина. — Ведь именно так погиб вчера бедный мистер Горман!
— Ужасная трагедия, — пробормотал Марк Сарбайн. — Чудовищная. Да, старость — не радость. Реакция уже не та…
— Мне кажется, — сказала моя тетка, привставая, — что будет лучше, если мы — я имею в виду женщин — перейдем пока в гостиную. А вы, господа, можете покурить за столом. Харви, ты знаешь, где находится бренди.
Я кивнул и пробормотал что-то насчет женщин и табачного дыма.
— Прошу прощения, — развел руками Сарбайн. — Мне не следовало курить.
Я налил ему и себе по рюмке бренди.
— За колье! — провозгласил Сарбайн, поднося рюмку к губам.
— О, да! — кивнул я.
— Порой вы меня просто поражаете, Крим.
— Неужели?
— Да вот, представьте. Вы со вчерашнего дня в полицию не захаживали?
— Нет.
— Иными словами, — победно улыбнулся Сарбайн, — сделка, которую вы заключили со своей компанией, исключает участие полиции.
— Что за ерунда!
— Нет, это не ерунда, — уверенно сказал Сарбайн. — Меня на мякине не проведешь, мой мальчик. Я — стреляный воробей. Я прекрасно понимаю, что вы хотите сорвать куш. И куш, судя по всему, довольно жирный. Сколько они вам предложили — тысяч двадцать пять?
— А почему бы вам просто не отдать мне колье?
— Нет, — жестко отрезал Сарбайн. Я попытался было заговорить, но он жестом остановил меня. — Выслушайте меня, мистер Крим. Я собираюсь получить страховую премию за это колье. Если вы сейчас поклянетесь, что, начиная с этой минуты, умываете руки и перестаете вмешиваться в это дело, то я выплачу вам некое вознаграждение… допустим — пять тысяч долларов. Если вы откажетесь — мне придется вас уничтожить. Поверьте — мне это раз плюнуть. Мне не повезло, когда этот старый дуралей Горман распознал, что колье поддельное. Пришлось договориться, чтобы его подстерег невероятный случай. Зарубите себе на носу, мистер Крим — я не позволю, чтобы кто-нибудь еще осмелился встать у меня на пути. Так что — можно считать, что мы договорились?
Признаться, соблазн был сильный. Чрезвычайно сильный. За исключением пятидесяти тысяч долларов, ни перед чем и ни перед кем обязательств у меня не было. Однако, как заявила впоследствии Лидия, я настолько ненавидел Сарбайна, что никогда не пошел бы на сделку с ним. Особой любви я к нему и вправду не питал. Не прибавило теплых чувств и его обещание уничтожить меня. Тем более, что я не имел абсолютно никаких оснований сомневаться в том, что он приведет свою угрозу в исполнение.
Словом, я все обдумал и сказал:
— Нет, мистер Сарбайн, боюсь, что ваше предложение мне не подходит. Я хочу получить колье.
— Это ваше последнее слово, мистер Крим?
— Да.
— Вы — безмозглый осел, мистер Крим. Жалкий, чванливый и ничтожный осел. Мне вас даже не жаль. Вы — естественное порождение хаоса, того самого алчного, вдохновленного евреями бардака, который в вашей стране гордо именуют цивилизацией. Вы мне омерзительны.
Я только кивнул, не в состоянии придумать достойный ответ на подобный выплеск души. Сарбайн встал и прошагал в гостиную. Я засеменил следом. Я нисколько не удивился, когда он стал извиняться, уверяя, что страшно торопится по неотложным делам.
— Но ведь еще только десять часов, — засуетилась тетя Эвелина.
— Я сегодня встал с рассветом, а дел еще невпроворот, — развел руками Сарбайн. — Поверьте, я страшно огорчен, миссис Боудин.
Последовали церемонные поклоны и рукопожатия, затем тетя Эвелина проводила гостей к дверям. Я закурил, наполнил до краев рюмку и залпом опрокинул ее. Лидия смотрела на меня во все глаза.
— Плохо дело, Харви? — не выдержала она.
— Да. Бывает лучше.
Я услышал, как снаружи завелась машина.
— Они нас укокошат?
— В каком смысле? Неужели нельзя называть вещи своими именами?
— Мне не нравится все время повторять, что нас убьют. А «укокошить» звучит чуть менее страшно.
— Я согласна, — кивнула тетя Эвелина, присоединяясь к нам. — Может быть, в лучших домах такие слова и не употребляют, но лично я с удовольствием укокошила бы самих Сарбайнов.
— Жаль, что нельзя этого сделать, прежде чем они доберутся до нас, вздохнула Лидия.
— Ты не шутишь, дитя мое? — вскинулась тетушка.
— Нет.
— Харви, она не шутит?
— Нет, — покачал головой я. — Увы.
— Черт побери, но почему, в таком случае, вы не обратитесь в полицию?
Я помотал головой.
— Харви и полиция несовместимы, — фыркнула Лидия. — Как кошка и собака.
— Может, расскажете мне, что случилось? — спросила тетя Эвелина.
— Нет.
— Ну, хорошо. Только, по-моему, если хотите знать, это черная неблагодарность. Вы искали прибежище. Спали на моих кроватях, носили мою одежду, ели мою пищу, пили мои напитки…
— Я знаю, — уныло кивнул я.
— И не можете…
Я горестно потряс головой и поманил пальцем Лидию.
— Вы правы, милая тетя. Я — последний подлец. Я потом постараюсь написать вам письмо. А пока самое разумное для нас — как можно быстрей унести ноги.
— Прямо сейчас?
— Боюсь, что да.
— Что ж, — сварливо произнесла тетя Эвелина. — Раз нужно, то нужно. Но знай, Харви Крим, что я о тебе не лучшего мнения. — Она повернулась к Лидии. — Оставь себе это платье, милочка. И загляни в комод — там полно свитеров. Выбери себе какой-нибудь по вкусу, а то ночь обещает выдаться прохладной.
Лидия заспешила наверх, на ходу утирая слезы. А тетя присела на кушетку и свирепо уставилась на меня.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Я медленно вел автомобиль по аллее в сторону шоссе, до которого от дома тети Эвелины было около двухсот ярдов — так уж раньше строили подобные особняки. Лидия без умолку твердила мне, чтоб я не смел так грубо обходиться с такой замечательной тетей, а я уже готовился пояснить, почему в данных обстоятельствах поступить по-другому было никак нельзя, когда мои фары выхватили из темноты машину, которая, стоя поперек дороги, полностью перегораживала проезжую часть.
Я притормозил и был вынужден остановиться. Марк Сарбайн прошагал перед носом моего автомобиля и распахнул дверцу с моей стороны.
— Вылезай, Крим, — коротко приказал он, для вящей убедительности помахав у меня перед носом толстым, 45-го калибра, уродцем с обрубленным рылом. — И ты тоже, Южная Роза, — кивнул он Лидии. — Вылезай из машины и не двигайся.
За спиной Сарбайна возникла его жена — высокая, величественная и великолепная. И ни в коей мере не озабоченная происходящим.
— Стой на месте, Крим, — прикрикнул на меня Сарбайн. — Не шевелись
— Я уже понял, — согласился я. — И стою смирно. Но это ведь просто ребячество, мистер Сарбайн.
— Позволь уж мне судить, — ухмыльнулся он.
— Я хочу сказать… Как вы собираетесь поступить с нами?
— Убить, конечно!
— Нет, — я выдавил слабую улыбку. — На мокруху вы не пойдете.
— Почему, хотел бы я знать?
— Потому что это глупо. А вы — человек разумный. Разумные люди не убивают всех подряд, кто действует им на нервы. Так поступают только слабаки и психи.
— Харви, — тихо произнесла Лидия. — Он вовсе не шутит, Харви.
— Нет, ерунда, — отмахнулся я.
— А что мне остается, Крим? — спросил Сарбайн. — Может, посоветуешь?
— Так сейчас дела не решают. К тому же, убив нас, вы подставитесь. Моя тетка знает, что вы нам угрожали.
— С ней я тоже расправлюсь. А заодно и с поварихой.
— Вы, верно, шутите? — пролепетал я.
— Харви, он ни капли не шутит, — проскрежетала Лидия изменившимся до неузнаваемости голосом. — У тебя осталось всего секунд шестьдесят, чтобы вырасти из коротких штанишек и понять, что рано или поздно все мы умрем. И вы, мистер Сарбайн.