Машин почти не было. Только изредка проедет рейсовый автобус. Шоферы въезжали в станицу медленно, поминутно шипя тормозами и сигналя…
Тягуче тянулось время.
Струился ручеек благочинных старушек в белых платочках.
– Здравствуйте, товарищ начальник!
Возле меня стояла Зара в яркой цветастой юбке, пышными оборками спускающейся почти до самой земли.
Улыбаясь, протянула мне руку. И, кивнув на несколько смуглых детских рожиц, окружавших ее, сказала:
– Вот привезла. У нас что на хуторе? Ни людей не увидишь, ни праздника. Гостинцев куплю, в кино сходим…
Я тоже улыбался, не зная, о чем говорить и как себя вести.
– Конечно, – ответил я.
– Да, да! – подхватила Зара. – Я девчонкой любила праздники. Ох любила! Да и сейчас нравится.
И красива же была жена Арефы Денисова! Она поражала какой-то силой, яркостью, раскованностью. Черные волосы выбивались из-под цветастого платка и густо устилали плечи.
– И все ваши? – кивнул я на ребятишек.
– Все наши! – блеснула Зара ослепительно-белыми зубами. – Выбирай невесту, начальник!
– Мне еще рано, молодой, – отшутился я.
– Хорошо, подожди, Надя вырастет, – не унималась
Зара. Ее глаза сверкнули озорно и насмешливо.
Она слегка подтолкнула вперед девочку лет тринадцати.
Надя смотрела на меня с детским любопытством. Тогда, в Крученом, я ее что-то не приметил. Она была действительно на редкость красива.
Но откуда у нее эти серые с зеленоватыми искорками глаза, вздернутый смуглый носик?
– Зара, что это у вашей дочки светлые глаза? – спросил я, чтобы повернуть разговор в другую сторону.
Видя мое недоумение, Зара рассмеялась:
– Это внучка Арефы. От первой семьи. А отец у Нади русский.
Надя серьезно сказала:
– Как вы.
Зара погладила девочку по голове и отошла от меня со своим семейством…
Когда церковь опустела и людская толпа растеклась по дорогам и дворам, я поехал домой.
Еще от ворот я увидел в окне на половине Ксении Филипповны накрытый стол и чьи-то знакомые мужские руки, держащие папиросу.
– Дмитрий Александрович, зайдите ко мне… – выглянула Ксения Филипповна.
Они сидели с Арефой Денисовым. На столе стояли нехитрые деревенские закуски, дымился пирог с капустой, сочились слезой крупно нарезанные свежие помидоры и огурцы, в миске лежали с большим умением сохраненные с прошлого года в погребе соленые арбузы.
Арефа поздоровался со мной, как со старым знакомым.
Он взял своей смуглой рукой едва початую бутылку водки, налил в рюмку и поставил возле меня.
– Вроде бы с праздником…
– А мы, когда сами захотим, можем устроить праздник!
– засмеялась Ксения Филипповна, как бы оправдываясь и показывая, что сегодняшнее их сидение никакого отношения к троице не имеет.
– Спасибо, Арефа Иванович, но мне еще дежурить надо,
– отставил я рюмку.
– Он строгий по этой части, хоть и молодой, – подтвердила председатель сельисполкома. – Давай с тобой, Арефа. Тебе одному как-то не с руки, понимаю.
Они чокнулись. Ксения Филипповна отпила маленький глоток.
– Ешь, Дмитрий Александрович, мамка с папкой далеко, кто еще поухаживает? – Хозяйка положила мне в тарелку огромный кус пирога и овощей.
И я опять превратился в пацана с розовыми щеками и по-девчачьи вздернутой губой.
С моим приходом беседа у них расклеилась.
– Ну, товарищ начальник, – полушутя спросил Денисов,
– что слышно в округе? Тихо, спокойно?
– Вроде так, – ответил я с полным ртом.
– Ну и слава богу, – кивнула Ксения Филипповна. –
Праздники для милиции – самое хлопотное время, кому праздники, а кому тяжкий труд. А так у нас, кажется, спокойно…
– Вообще-то да, – подтвердил Арефа. – Если и случается что, то в основном – приезжие…
– Не скажи, – возразила Ракитина. – Свои тоже иногда отличаются. А гастролеров что-то давно не было. – Она подмигнула мне. – Это, наверное, вы хорошо работаете.
Я промолчал. В райотделе меня предупредили, что нет-нет да и объявляются в районе сомнительные личности. Особенно по части лошадей. Да и браконьеры иногда заезжают стрелять сайгаков.
– Если что, Арефа тебе хороший помощник, – продолжала хозяйка. – Лошадиная душа.
– Люблю, ох люблю хороших коней, – согласился Денисов. – Красота в них большая… Но у нас не поживишься на этот счет. Не дадим…
Я не стал говорить на эту тему. Только сказал:
– Ваших встретил возле церкви.
Арефа покачал головой. Но не очень чтобы с большим сожалением.
– Так и тянет потолкаться… Ей бы народ посмотреть да себя показать.
– Брось, Арефа, – махнула рукой Ксения Филипповна. –
С малолетства она приучена… Что я тебя хотела спросить?
Да, правда, что Лариска будет от нашего колхоза скакать?
Я насторожился, но постарался не показать этого.
– А что? – вскинул брови Арефа.
– Да ничего. Втемяшилось председателю прогреметь в этом деле – и все тут.
– Хорошего скакуна едва не забраковали… очень хорошего. А девка уломала. Вот, Дмитрий Александрович видел, – взял меня за локоть Денисов. – Правда хорошо она с Маркизом управляется?
– Наверное. Я не знаток.
– Так это всякому видно. Но его зоотехник почему-то забраковал. А жеребец еще в самой силе. Пробовали в хомут запрячь – не дается. Кусает, лягается и задними и передними ногами. А Лариска Аверьянова давно к Геннадию
Петровичу пристает, чтобы он выделил ей транспорт для ездок на дальние бригады книги развозить. У нас с транспортом не богато.
– Не богато! – усмехнулась Ракитина. – Говори уж – из рук вон плохо. Посмотри только, на какой колымаге ездит
Колпаков! Давеча чуть пацана не задавил…
– Значит, нет транспорта, – продолжал Арефа. – Какую другую лошадь Нассонову жалко, ну он и предложил
Маркиза, чтобы отвязаться. Помучается, мол, с ним девка и отстанет. А она, гляди ты, обуздала жеребца. Он у нее чуть ли не вальс танцует… Я, честным делом, давненько Маркиза приметил. Да не было подходящего жокея. Нассонов будто тоже доволен.
– Бог с ним, – сказала Ксения Филипповна, – чем бы дитя ни тешилось… А я бы на месте Геннадия Петровича не о лошадях, а об людях позадумалась бы. Клуб новый не мешает сладить. Да и ясли расширять пора.
– А ты была на его месте, – подтрунил Арефа. – Клуба, вспомни, вообще не было. Об яслях и говорить не приходится.
– И-эх, Арефушка! – вздохнула хозяйка. – Не те времена были. Не до жиру, быть бы живу… Макуху10 за пирожное почитали. Не дай-то господь когда-нибудь еще…
Выпьешь, что ли?
– Надо будет, налью, поди, не гость, – засмеялся Арефа, но себе налил.
– Ты скажи, Зара все еще артачится? Денисов выпил рюмку и закусил помидором.
10 Жмых (местн.).
– И слышать не хочет… Но кто, Ксюша, в наши времена с родителями считается?
Я смекнул: опять про библиотекаршу.
– У вас вроде на этот счет строго…
– У вас, у нас… Все перемешалось. Нынче все одним миром мазаны.
Арефа достал старинные карманные часы на цепочке и заторопился.
– Благодарствую тебе, хозяюшка. Спасибо за хлеб-соль.
– Посидел бы еще…
– Геннадию Петровичу обещался. Надо на конеферму.
Скачки на носу.
– Помешались вы с ним, вот мой сказ. Ну ты старый пенсионный хрыч, тебе делать нечего. А он что? – покачала головой Ксения Филипповна.
– Хе-хе, старый! Зара меня на десять молодых не променяет, несмотря что старше ее на двадцать годов! – засмеялся Арефа.
– Это как знать… – поднялась хозяйка провожать гостя до порога. – Молодые-то орлы! Посмотри! – кивнула она на меня.
Арефа шутливо покачал головой:
– А кстати, мое имя в переводе на русский означает –
орел. В святцах указано.
Денисов ушел. Мы долго сидели молча. Каждый думал о своем. Где-то пели. Пока еще стройно. Я ждал, когда
Ксения Филипповна заговорит сама, хотя меня и мучило множество вопросов.
И она заговорила:
– С Арефой мы старые друзья. С моим Игнатом полвойны прошел. – Ксения Филипповна взглянула на портрет мужчины в шинели с петлицами. Такие портреты, увеличенные с маленькой фотографии с удостоверения, есть, наверное, в каждой русской семье. – На руках Арефы он и помер… После войны Арефа с молодой женой, с Зарой, приехал в Бахмачеевскую. Приехал, об Игнате рассказал. И
остался тут… – Она переменила тему: – Интересуются на станице… – И посмотрела на меня.
– Чем? – невинно спросил я.
– Разным… Женат ли, выпиваешь ли…
– А кому какое дело? – вспыхнул я. – Взяток, кажется, не беру. И вообще без году неделя…
– Да ты не кипятись… По другому это боку идет.
– Неужели людям нечего делать, как только кости перемывать?
– Поешь, Дмитрий Александрович, больно мало кушал… – Она почему-то всегда называет меня по имени и отчеству. – Ты не серчай на людей. Их понимать надо…
Невест – пруд пруди, а ребята отсюда разлетаются.
Я наконец понял, в чем дело. И залился краской.
– Ну раз тебе это не в охотку, говорить не буду. Только скажу: вот приехал ты, и на милицию по-другому смотреть стали. Не то что при Сычове. Говорят, потому ли, что форма у тебя другая и не участковым уполномоченным называешься, а инспектором.
Я рассмеялся.
– А ты не смейся. Сычов-то ходил – пасмурный какой-то в смысле одежды. Синее все. Галифе. Шинелька до полу болтается. А у тебя внешность нарядная, светлая.
Мышиный цвет. Благородно…
– Теперь такая у всех работников милиции.
– Ага. Перемена, стало быть, есть. Правильно люди заметили. И еще, у Сычова на погонах звезд не было…
– Старшина. Не успел дослужиться.
Ох уж эта мне звездочка! Знала бы Ксения Филипповна…
– Сычову бы не дали. Давно ведь за ним грешки наблюдались. И главное – это… – Ксения Филипповна щелкнула себя по шее. – Ну и мотоцикл тебе сразу определили. Новый. И цвет видный.
– Участок большой, – как бы оправдывался я. – Служба у нас становится все оперативнее…