Не замечая моего официально-вежливого лица, отец
Леонтий захватил с собой ворох свежих газет и перебрался за мой столик.
– Значит, триста граммов… – с серьезным видом записала официантка.
– Вам сказали, сто пятьдесят, – поправил я.
– Нет, – запротестовал отец Леонтий, – за встречу и…
проводы. Сделайте одолжение, а? (Я наотрез отказался.) Несите триста. На всякий случай… – кивнул он официантке.
Девушка уплыла в кухню.
Мой собеседник долго смотрел мне в глаза, потом неожиданно расплылся в улыбке:
– Не бойтесь, Дмитрий Александрович, вы сидите не с отцом Леонтием, а просто с Игорем Юрловым. Был батюшка, да весь вышел…
Я удивился и не мог этого скрыть. Вспомнилась наша последняя встреча в больнице в Краснопартизанске. Бог почему он так упорно звал меня в гости. И еще что-то хотел сказать там, в школьном спортивном зале, но так и не решился.
Я смешался: поздравлять его или, наоборот, сочувствовать? Может быть, разжаловали?
– А теперь куда? – спросил я.
– Куда Макар телят не гонял, в Норильск. Буду детишек к спорту приобщать.
– Зачем же так далеко?
– Почетная ссылка, – засмеялся он. – Добровольная.
– А супруга?
– В купе. Отдыхает…
Официантка поставила перед нами выпивку и закуску.
– Не откажете? – поднял графинчик Игорь. Отказываться теперь было не очень прилично. И вообще я в конце концов взрослый, самостоятельный человек.
– Столько событий. Отказать трудно…
– Это другой разговор! – обрадовался Юрлов, наполняя рюмки. – Это же надо, все вокруг ломится от свежих овощей, а тут шпроты, колбаса, винегрет. Может, сбегать в купе, принести помидоры?
– Не стоит. – Я поднял рюмку. – Скажу честно, не знаю, поздравлять вас или нет.
– Давай на «ты».
– Давай. Так как же?
– Я и сам не знаю. Наверное, к лучшему.
Водка обожгла горло, перехватило дыхание, Игорь быстро налил в фужер пива и протянул мне. Оно было теплое и кисловатое, но смыло острый вкус во рту.
– С непривычки противно, – оправдывался я, вытирая слезы.
– Запьем горечь жизни горечью горькой, – усмехнулся он. – Намотался я за эти дни, набегался. Переход из одного состояния в другое как-никак…
– Сам решил?
– Жизнь решила… Конечно, преподобный в районе нос воротил. Получается, дезертир. Но, кажется, уладилось.
– Нового батюшку прислали?
– Нет. Кадров не хватает. Временно за меня будет обслуживать приход староста. Начальство наше не очень обрадовалось, но отпустило с миром.
По ногам у меня разлилась теплота. Мышцы расслабились и стали безвольными. Напряжение последних дней отпустило, и захотелось болтать и слушать чью-нибудь болтовню.
– Я давно хотел с тобой поговорить, но сам понимаешь… – сказал я, совершенно не заботясь, как Игорь это воспримет.
– И я, – просто признался Юрлов. – Ты спортсмен, я спортсмен. – Он засмеялся.
Мы выпили еще по одной.
– Хороши спортсмены, пьем, почти не закусывая.
– Тренеры, – подмигнул он. И вдруг заявил без всякого перехода: – Дурак я! Никто меня из института не гнал. Был бы у меня сейчас диплом, все веселее. Диплом – он ведь ни пить, ни есть не просит, верно?
– Верно, – подтвердил я.
– Из комсомола меня, конечно, правильно попросили. А
из института не просили. Честное слово, сам ушел. С четвертого курса!
– Знаю, – кивнул я.
– Ты все знаешь, – грустно сказал Игорь.
– Нет, не все. Например, что вы с Ольгой решили махнуть на Север.
Он засмеялся:
– Как это осталось в секрете для станицы, сам поражаюсь. У меня в Норильске приятель – директор спортивной школы. Однокашник. Я ему давно написал. Так, на всякий случай. Думал, даже не ответит! И к моему удивлению, сразу получил вот такое послание! Пишет, город отличный. Заработать можно, Подъемные выслал, квартиру обещает. Неудобно говорить о деньгах, но мне, Дима, этот вопрос поперек горла стоит. Хочется встать на ноги, Ольгу одеть, родить и растить сына и не думать о копейке.
Вы все, наверное, думали, теплое местечко у отца Леонтия!
Тысячей я не нажил в Бахмачеевской, поверь. Как вспомню эти несчастные трешки, рубли, стыдно становится. И не брать – обидишь. Да и в район к преподобному ехать с пустыми руками нельзя.
– Что же, я тебя понимаю, материальный вопрос очень важен, хотя мы и боимся его затрагивать.
Игорь болезненно поморщился.
– Не понял ты меня, Дима. Не понял… – Он стал смотреть в окно.
Я чувствовал, что хмелею. Не опьянел, нет, просто я мог говорить о чем угодно, спорить и вообще резать правду-матку в глаза.
– Понял я тебя, – возразил я. – Правда, не был в твоей шкуре. Мне жалованья хватает вот так: холостяк да и тратиться в деревне не на что. Но содержать семью, платить алименты…
Игорь молча разлил водку, потом тихо сказал:
– В мае я получил от Костика, от сына, письмо. Он спрашивал, действительно ли я поп. Его класс приняли в пионеры. А вопрос о Костике отложили. До выяснения… –
Игорь залпом выпил свою рюмку и в упор посмотрел на меня. – До сих пор я ему не мог ответить. Понимаешь?
– Понимаю.
Он снова поднял рюмку:
– Давай за моего сына!
– За Костика! – чокнулся я с ним.
– За Костика и за второго сына… – У меня от удивления расширились глаза. Он засмеялся. – Понимаешь, у нас с
Олей будет ребенок!
Мы выпили. Мне на какое-то мгновение показалось, что он намеренно настраивает себя на приподнятый, веселый лад. Решение, принятое им, далось Игорю, видимо, нелегко… В нем еще происходила какая-то борьба. Он, человек далеко не глупый, понимал, что, сделав только первый шаг в своем новом качестве, должен будет многое пересмотреть, многое в себе изменить. Может быть, его тревожило, как отразятся годы, проведенные под сенью церкви, на его дальнейшей жизни. Может быть, есть сомнения… Но на другую чашу весов положено очень многое: ребенок, открытое, прямое общение с Костиком. И не только с Костиком. Со всеми людьми. А главное – любимая работа!
– Кто сказал Костику, что ты священник? – спросил я.
– Свет не без «добрых» людей… – горько усмехнулся
Юрлов. И по этой усмешке стало ясно, что ему вовсе не так весело, как он пытается представить…
В ресторане было много народу, но мы не обращали ни на кого внимания.
– Ты говоришь так, будто жалеешь, что уехал. Прости за откровенность.
– Что значит – жалею? Меня и из Бахмачеевской не гнали. – Мой собеседник нахмурился. – Ты думаешь, все так просто?
– А что, если ты порвал с верой – дело одно, а если, только сменил работу – другое…
Я видел, что задел его за живое. Но Игорь не обиделся, не отгородился от меня. Он некоторое время сосредоточенно вертел в руках фужер, потом твердо сказал:
– Порвал. И все об этом! Лучше поговорим о спорте.
Поверишь, иной раз смотрел по телевизору соревнования по боксу, аж плакать хотелось. Вспоминал, как пахнут новые кожаные перчатки, вымытый пол в спортзале. Даже вкус крови во рту и то дорогим казался. Это дело – мое!
Дело, понимаешь? Десятка два пацанов, слабеньких, неуверенных в себе… А ты учишь их спокойно смотреть на противника. Учишь их не бояться, учишь быть мужчиной.
Да что тебе рассказывать!. Ты сам, наверное, такой же.
Закажем еще?
– Смотри сам. На меня больше не рассчитывай…
– Ты прав. Хватит. Как говорил Пифагор: «Никто не должен преступать меры ни в пище, ни в питье»… Впрочем, что тебя учить, – рассмеялся он, – ты ведь в этом вопросе разбираешься не хуже моего. «Запрет вина – закон, считающийся с тем, кем пьется, что, когда и много ли и с кем…»
Правильно сказал Коля Катаев после моей лекции: слова Хайяма станичники запомнят.
– Игорь, а ведь, ты осведомлен получше меня.
– Не говори. Только священнику исповедуются добровольно.
– В своих слабостях, а не преступлениях…
Наш полушутливый спор оборвался. Юрлов поднялся и кому-то помахал рукой.
Я обернулся. Оля Лопатина стояла в другом конце вагона-ресторана, выискивая мужа. Увидев нас, она заулыбалась и подошла к столику.
– Приятного аппетита! Вот не ожидала, что попутчиком будет кто-нибудь из Бахмачеевской.
– Только до Юромска, – ответил я. – Садитесь к нам.
– Отдохнула, лапушка? – ласково спросил Игорь. При появлении жены он засветился нежностью.
– Жарко спать. Все смотрю в окошко и смотрю. Не верится, что мы уже едем…
– Есть хочешь?
– Ни капельки. – Она показала глазами на графинчик. –
Приобщились?
– А как же! Посошок на дорогу. Пива выпьешь? – Игорь взялся за бутылку.
– Налей немного. Что-то ты трезвый, я смотрю. Правда, Дмитрий Александрович немного раскраснелся.
– Всего по сто пятьдесят, – сказал я. – Но голова уже кругом…
Оля засмеялась.
– С такой-то дозы? Не поверю.
– Честное слово! Я ведь непривычный.
– Ну все равно, с вашим здоровьем и комплекцией…
– Дело в привычке. Как себя человек натренирует, –
засмеялся Игорь. – Какой-нибудь мужичок с ноготок выпьет бочку, и ничего. А другой верзила со ста граммов пьянеет.
– Медициной установлено, что отравляющее действие алкоголя прямо пропорционально весу человека. Если сразу выпить столько, что на килограмм веса придется грамм спирта, человек может умереть…
– Заинька, какой дурак будет пить залпом столько водки! Пьют же постепенно.
– Это и спасает… – подхватила Оля.
– Вот именно. Но мы ведь говорили о степени опьянения, а она зависит от индивидуальности.
– И все равно, медицина считает, что опьянение также зависит и от веса пьющего.
– Она ошибается, – мягко возразил Юрлов.
– Медицина никогда не ошибается!
– Эраре гуманум эст, Человеку свойственно ошибаться.
А врачи – люди.
– Не будем брать частные случаи. Речь идет о науке, –
повысила голос Оля.
Назревала размолвка. Чтобы примирить супругов, я сказал:
– В жизни встречается столько отклонений, что все их трудно предвидеть.