Какой-то парень с всклокоченной шевелюрой, с окровавленными по локти руками кричал хриплым, срывающимся голосом и размахивал внушительным мясницким ножом.
На широкой деревянной софе высилась гора выпотрошенных и ощипанных кур и уток, алели большие ломти говядины. Все это быстро исчезало в котлах и в печи.
Я сам постепенно заражался всеобщим возбуждением
Что бы там ни было, хоть посмотрю на цыганскую свадьбу.
Народ прибывал прямо на глазах.
Улица была запружена автомашинами, мотоциклами, двуколками, лошадьми. Со всей округи сбежалась пацанва.
Она облепила забор и во все глаза смотрела на разнаряженных гостей.
Арефа отвел меня в сторонку.
– Давай присядем.
Мы нашли укромное местечко и устроились на толстом бревне. Я чувствовал, что Денисова тянет поболтать со знакомыми, которые при встрече с ним выражали бурную радость. Но он не решался оставить меня одного.
Мы томились на своем бревне, разглядывали гостей и в основном молчали. У меня все время рвался с языка один вопрос к Арефе. Я сдерживался, сдерживался, но все-таки спросил. Тем более, случай был вполне подходящий.
– Арефа Иванович, почему вы против женитьбы Сергея? Он покачал головой.
– Это кто тебе сказал?
– Слышал…
– Я в его годы уже разошелся с женой. Вернее, она от меня ушла. – Он засмеялся. – Ушла, и я ничего не мог поделать. Мучился, как дитя, оторванное от мамки. Мне было восемнадцать лет. Мы прожили три года.
– Так это вы, значит…
– Да, да, я женился в пятнадцать лет. Жена – на шесть лет старше меня. Но я ее очень любил. Чуть не помешался.
В нашем народе рано женились. Можно сказать – детьми…
Это теперь считается рано. Потому как сперва надо закончить образование, там, глядишь, – армия. Хлеб насущный нынче зарабатывается какой-то специальностью. А она требует учебы. Еще положение нужно, крыша над головой, хозяйство. А в таборе мы были вольными птицами. Что найдем, то и поклюем. Никакой специальности, места обжитого не надо. И женись себе, когда захочется… С этой стороны я не против женитьбы Сергея.
Какая никакая, а крыша у него есть. Я имею в виду мою хату. Потеснились бы первое время. Помог бы ему свое хозяйство наладить. А на хлеб он зарабатывает хотя бы и в нынешней должности. Но выбор с умом надо делать…
– Значит, вы выбор его не одобряете?
– А ты сам, Дмитрий Александрович, небось удивлялся: как это образованная девушка водится с неотесанным парнем. Скажи, думал?
Он не назвал имени Ларисы, но отлично знал, что я прекрасно понимаю его.
– Образование – дело наживное. В наше время не хочешь, за уши затянут куда-нибудь учиться.
– Не всякий, кто прошел учебу, уже человек. Много у нас еще для формальности делается. И вообще говорю: Сережка – мой сын, но ведь я его знаю. Тесать его еще надо и строгать… и учить. Потом посмотрим. Может быть, она его и подстегнула бы, но на таких началах им было бы очень трудно… Не хочется, чтобы сразу комом пошло.
Зара моя, та ни в какую и слышать о ней не хочет. Вплоть до того, что, говорит, копейки не даст. Деньжата у Зары есть. Копит. Думает, может, вдовой останется. Но я ей этой радости не доставлю. – Арефа улыбнулся, обнажив свои крепкие белые зубы. – Конечно, дошло бы дело до свадьбы, я бы с Зарой не советовался…
Почему все-таки Арефа избегал называть имя Ларисы?
Может быть, догадывался о моих чувствах?
Вдруг с улицы послышался шум и радостные выкрики.
Грянули гитары и хор нестройных голосов… Мы с Арефой подались ближе к калитке, которую обступили гости.
К воротам подъехала тачанка, на рессорах, устланная ковром. Коренная лошадь смотрела прямо вперед, пристяжные воротили от нее лоснящиеся, вычищенные морды в стороны. Прямо как на картинке. В их гривы были вплетены ленты и цветы.
Еще сильнее зазвенели струны, и человеческая толпа расступилась коридором, пропуская молодых в сопровождении дружков жениха и невесты.
Васька был в дорогом черном костюме, отлично сидевшем на нем, лакированных туфлях.
А невеста! Невеста была ослепительно красива. Белое платье, воздушная фата и черные прямые волосы, обрамляющие смуглое лицо.
Я вспомнил свое впечатление, когда впервые увидел
Чаву. Лед и пламень! Такое же ощущение родилось у меня при виде новобрачной. Она была значительно моложе Василия. Я глядел на ее раскосые, черные до синевы глаза, нежный румянец, пробивающийся сквозь смуглоту щек, длинную шею с завитушками около маленьких, аккуратных ушей и не мог оторвать глаз.
– Не чайори17, а цветок! – не удержался Арефа. Он так же, как и я, не мог налюбоваться ее красотой.
Молодых осыпали мелкими монетками, конфетами и цветами. Они прошли в глубь двора, где им отвели место под ярким ковром, развешенным на двух деревьях. Арефу, как почетного гостя, тянули сесть поближе к ним, но я украдкой шепнул, что хорошо бы устроиться возле выхода.
Мы расположились у самой калитки в окружении молодых, очень шумных и суетливых ребят.
17 Девушка (цыганск.).
Я пригляделся к пирующей публике. В основном она была одета по-современному, особенно молодежь. Многие женщины нарядились в длинные, широченные юбки, спускающиеся до земли многоэтажными оборками, в шелковые кофты и платки, на шее и руках сверкали украшения. Пожилые цыгане были в сапогах, галифе, жилетах.
То, что происходило во главе стола, докатывалось до нас с веселым шумом и шуточками. Цыганская речь мешалась с русской.
Что-то прокричали около молодых, и все схватились за рюмки.
– Что? – тихо переспросил я у Арефы.
– За новобрачных, – сказал Денисов. Молоденький парень, в красной рубашке навыпуск, рассмеялся и, показывая на меня пальцем, сказал:
– Гаджо 18… – Он смолк под осуждающим взглядом
Арефы и потянулся ко мне со своей рюмкой.
Денисов незаметно толкнул меня: чокнись, мол, хотя бы для виду. Пришлось чокнуться и немного отпить. Хорошо, наши соседи мало обращали внимания на других и дружно работали челюстями и руками, отрывая от птицы и мяса изрядные куски.
Веселье разгоралось. По двору сновали девушки, меняли пустые бутылки на полные, разносили угощение. Это было в основном мясо – птица, говядина, баранина. И все большими кусками, жареное и вареное.
На середину двора, свободную от столов и стульев, вышли парень и девушка. У парня в руках была гитара.
Девушка придерживала за концы нарядную шаль.
18 Не цыган (цыганск.).
Гости хмельно закричали, подбадривая их. Переливчатый лад гитары пропел грустно и задумчиво. Девушка взяла низкую ноту, и все вокруг смолкло.
Арефа обернулся к ним и застыл с отрешенной улыбкой на лице. И сидел так, пока песня не кончилась. Гости опять закричали, захлопали, отчаянно жестикулируя и распаляясь. На пустой пятачок выскочило несколько новых певцов, а парень, продолжая наигрывать, стал обходить с девушкой гостей, которые давали им деньги.
– Обычай, – пояснил мне Арефа. – Для молодых.
Я подумал, что Васька, наверное, мог бы купить с потрохами всю эту публику и, может быть, пол-улицы в придачу…
В кругу танцующих появился пожилой цыган. Грянули бубны, гитары заиграли ритмичную веселую плясовую.
Все захлопали в такт музыки.
– Отец невесты, – шепнул мне Арефа.
Тесть Васьки Дратенко, с шапкой курчавых седых волос, отплясывал так лихо, что буквально заразил всех своей удалью и азартом.
Он подскочил к нам и крикнул Денисову;
– Эй, пуро ром19! Покажем молодым!
Арефа вскочил с места, махнул рукой:
– А, была не была!
И тоже пустился в пляс. Я успел заметить на лацкане пиджака отца невесты три медали ВДНХ – две золотые и одну серебряную. И вообще у многих немолодых цыган здесь, на свадьбе, имелись боевые ордена и медали. Они носили их с гордостью.
19 Старый цыган (цыганск.).
Здорово плясали два цыгана! Они втащили в круг мать
Дратенко, и та, распустив руками богатую шаль, плавно пошла по двору, мелко подергивая плечами…
Арефа вернулся на место возбужденный и счастливый.
– Ну как? – спросил он, опрокидывая в рот рюмку вина.
– Есть еще порох в пороховницах?
– Есть, Арефа Иванович, есть! Прямо как птица! – похвалил я его.
– А ты знаешь, мы, цыгане, когда-то были птицами. –
Он улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Давно я не видел такой улыбки на его лице. – Так говорится в одной нашей легенде. – Он вдруг зачем-то толкнул меня в бок.
Я оглянулся. Возле меня, раскланиваясь в танце, приглашала выйти в круг молодая цыганочка в нарядном современном платье-миди.
Я растерялся. Приложил руку к груди, как бы говоря, что не танцую. Девушка мягко, но настойчиво положила свою руку на мое запястье.
– Иди, иди! Такая чайори приглашает! – подтолкнул меня Арефа.
И я пошел. Что я выделывал руками и ногами, не знаю.
Просто присматривался к другим танцующим и пытался им подражать. К счастью, на пятачке было столько народу, что на мои танцевальные упражнения не обращали внимания.
– Ром? – спросила девушка.
Я уже знал, что это означает, и покачал головой.
– Гаджо.
Она засмеялась. Славная была девчонка. Просто прелесть. Честное слово, глядя на нее, я совершенно забыл о том, зачем мы здесь, забыл свои обиды и недовольство
Арефой… И когда все повалили за стол выпить за очередной тост, я уже знал, что она учительница, родственница невесты, и что меня заприметила сразу… А кому, черт возьми, не понравится, если такая девушка скажет комплимент?
Арефа многозначительно подмигнул, когда я опустился рядом:
– Прямо настоящий цыган! Я тебе хотел легенду рассказать, как мы птицами были.
Я кивнул ему. Пусть говорит. Действительно, пусть рассказывает что угодно. Стало вдруг легко на душе. В
конце концов, зачем портить людям праздник?
– Так вот, когда-то были у нас крылья, и кормились мы, как все птицы. Осенью улетали на юг, в Африку. Надоест на одном месте, перелетаем на другое. Конечно, жизнь не очень сладкая, потому как не везде есть корм, зато вольная.