жинит, это вызывает отклик — сладострастное попискиванье Марион, но, увы, ничего более существенного, на что я смутно надеялся; отрезвленный, я отстраняюсь и бегу вон из подвала, из душной сырости, из царства чешуйниц, от раскисшей штукатурки, от ожиданий и разочарований, но раскачивание моего пальца надолго застревает в памяти Марион, она не может освободиться от этого ощущения и, хотя я длительное время ее избегаю, постоянно меня проследует.
За четыре года я с грехом пополам одолел два класса реального училища. План вывести меня в люди был отставлен, к тому же в живых не было того, кто более всех на нем настаивал; да и сберегательная книжка, эта прежде мощная сила, обессилела, обесценилась, потеряла свою мощь в результате инфляции. К счастью, фирма «Дюделер». обуреваемая социально-филантропическими идеями, взяла меня на работу как сына своего погибшего служащего, и я занял место отца или какого-то другого выбывшего из строя статистика.
Высокий трибунал! Я достиг того пункта моего повествования, когда необходимость настоятельно требует подробнее рассказать о Дюделерах, чье имя столь часто здесь упоминалось. Дюделеры были энергичным, крепким и предприимчивым кланом. Когда-то они сошли с гор, покинули пастбища и долины — племя альпийских пастухов, издавна привыкшее иметь дело с молочными и пищевыми продуктами. Говоря «крепкий», я имею в виду прежде всего старика Дюделера, основателя фирмы, который, по рассказам, в лучшие свои годы был грубым, закаленным непогодой мужланом с огромными ручищами и сквернословил, как извозчик. В ту пору, когда я его узнал, он уже превратился в противного, наполовину парализованного старикашку; время от времени его прокатывали в кресле по коридорам административного корпуса, а по пути он злобно бранил служащих и щипал молоденьких секретарш. Дюделер-сын только частично перенял физическую силу старика, а внуку от нее уже вовсе ничего не досталось, зато оба они, и сын и внук, унаследовали от основателя фирмы заметную слабость глаз, прогрессировавшую от поколения к поколению; младший Дюделер, мой ровесник, носил круглые очки с толстыми стеклами в черной оправе — от них глаза его казались слезящимися и выпученными, как у совы, к тому же лицо отливало желтизной, а кожа была жирной и прыщеватой.
Душой дела, несомненно, был средний Дюделер, сын основателя фирмы и бессменный руководитель всего предприятия. Старик в свое время ограничился тем, что организовал широкую закупку молока у окрестных крестьян; позже он пытался наладить маслодельный промысел, но потерпел неудачу; больший успех имела сыроварня. Но только средний Дюделер после своего вступления в дело в качестве младшего шефа придал предприятию особый стиль и размах. После нескольких провалившихся попыток с изготовлением мясных консервов, из-за которых он на несколько лет рассорился с отцом, ему посчастливилось напасть на идею дюделеровского консервированного молока и сгущенных сливок, широко доступных по цене, и они имели успех. После этого он получил возможность расширить фирму, стал выпускать еще и «Сладкие сгущенные сливки Дюделера», предприятие росло, но ему не хватало последнего, завершающего успеха.
Такого успеха удалось достигнуть с выпуском дюделеровского «Порошкового молока для новорожденных» — эти круглые голубые банки и обернутые целлофаном пакеты, на которых изображена головка розового, смеющегося младенца, до сегодняшнего дня выставлены на прилавке всякой уважающей себя аптеки и бакалейной лавчонки. Именно этот продукт сделал Дюделеров богачами, фирма выросла неизмеримо, в ней были заняты теперь многие сотни рабочих и служащих, открывались новые лаборатории, в которых трудились дипломированные специалисты-пищевики: молоко взбалтывали в пробирках, подвергали действию различных реактивов, испытывали все новые смеси, идеи которых рождались в деятельном мозгу среднего Дюделера.
Во время войны Дюделер быстро переключил свое предприятие на снабжение армии. «Сливочный шоколад Дюделера» предпочитали в авиации, пилоты-истребители в большом количестве поедали укрепляющие нервную систему плитки этого шоколада, прежде чем взмыть в облака за победой или смертью. Для наземных боевых частей предназначалось дюделеровское «Солдатское питание» следующих трех разновидностей: сладкое — концентрированная, витаминизированная, обогащенная углеводами молочная каша; особо питательное — свинина с макаронами в сметанном соусе, с тертым сыром;обеденный набор — наиболее популярный сорт консервов: большая банка с тремя отделениями, перегороженными фольгой, в которых помещались сладкий молочный суп, гуляш в сметане и сладкий же сливочный пудинг с ванилью. До последнего дня войны производство этих консервов шло полным ходом, так что, когда замолкли пушки, склады оказались набитыми битком; как я уже упоминал, фирма долгое время распределяла солдатские консервы среди своего персонала, чья преданность от этого возросла беспредельно — в дни самой острой нехватки рабочей силы после войны Дюделеры отнюдь не страдали от недостатка рабочих. Я забыл упомянуть, что в упаковку всех продуктов, начиная от «Сливочного шоколада» и кончая тремя разновидностями «Солдатского питания», обязательно вкладывалась маленькая рекламная картинка. Нет, не фотография красотки, какой-нибудь белокурой секс-бомбы, дюделеровские методы рекламы были гораздо утонченнее. На картинке была изображена головка того самого смеющегося младенца, что красовался на голубых пачках дюделеровского детского порошкового молока, и, таким образом, под серыми шинелями незаметно поселялась тоска по родине, по семье, по зачатию таких вот младенцев, и она подспудно грызла солдат до тех пор, пока не стало возможно снова без помехи зачинать детей и откармливать их дюделеровским порошковым молоком до таких вот роскошных экземпляров, как младенец с рекламной картинки.
Когда я занял кресло статистика в дюделеровском административном корпусе, было еще голодное послевоенное время. Я сделался регулярным потребителем дюделеровского «Солдатского питания», предпочитая вопреки распространенному вкусу банки со сладкой его разновидностью. Кстати, в то же самое время соседская девица Марион тоже начала свою работу у Дюделеров в качестве младшей секретарши — заведующей картотекой складов. Дюделер выпускал тогда дюделеровские «Обезжиренные молочные таблетки» и дюделеровский «Заменитель какао», продукты не столь калорийные, но пользовавшиеся огромным спросом: в некоторых районах страны они выдавались лишь по специальным талонам продовольственных карточек. На каждом дюделеровском продукте была все та же головка смеющегося младенца — довольно-таки нелогично, ибо детское питание было здесь ни при чем, к тому же младенец смеялся теперь на весьма низкосортной серой бумаге, из которой выпирали опилки, а печать с грубым растром искажала его черты; но Дюделер в своей рекламе смотрел далеко вперед, и время, безусловно, подтвердило его правоту.
Через год после моего вступления в должность статистика в деятельности фирмы произошла значительная перестройка. Откуда-то вынырнули и замелькали на прилавках знакомые голубые банки и пакеты, извлеченные то ли из запасов отдельных бакалейщиков, то ли с главного склада фирмы — ввиду изменения экономической конъюнктуры. Все это были товары многолетней давности, но ведь при правильном хранении срок дюделеровского «Молока для новорожденных» поистине безграничен, и родители, на чьи души неприметно влияли рекламные картинки дюделеровского «Солдатского питания» и грубые растровые изображения послевоенных времен, как и следовало ожидать, покупали его с величайшим энтузиазмом. А лаборатории уже полным ходом работали над созданием совершенно новых, невиданных дюделеровских продуктов. Остатки «Солдатского питания» раздавались теперь бесплатно в сборных пунктах для возвращающихся на родину военнопленных, за что Дюделеров превозносила пресса. Именно с тех пор и пошли толковать о прогрессивных социальных устремлениях фирмы, и еще сейчас, когда предприятие посещают специалисты по производственной психологии, тамошний психологический климат, пресловутая атмосфера, признается образцовым.
Из меня вышел, могу сказать без преувеличения, вполне толковый статистик. В последующие годы я сдал все обязательные экзамены и на шестой год своей деятельности, хоть мне минуло всего лишь двадцать лет, был назначен заместителем старшего статистика фирмы, причем мне был поручен статистический контроль за всем сбытом, растущим из месяца в месяц. Приблизительно тогда же приступил к делам младший Дюделер, внук старика, и ему отвели кабинет во втором этаже административного корпуса. С глазами навыкате, с лоснящимся от жира лицом восседал он за новомодным письменным столом, и Марион, дочь нашего соседа, по его личному желанию была назначена его секретаршей. Именно в это время на рынок были выброшены новые дюделеровские продукты, разработанные в его лабораториях, расхваленные отделом рекламы и с обычным тщанием изготовленные на его предприятиях: «Детская молочная каша Дюделера» в порошке, «Детское порошковое молоко Дюделера», предназначенное для младенцев, вышедших из грудного возраста, «Цитрусовое порошковое молоко Дюделера» — чуть подкисленная молочная смесь для младенцев, находящихся на искусственном питании, и, наконец, поистине бесконечная серия дюделеровских «Детских овощных пюре», куда входили все мыслимые виды овощей — от моркови до шпината — с добавлением печенки и куриного мяса или без них. Головка смеющегося младенца на этикетке гарантировала постоянный спрос и самое восторженное отношение матерей.
Оглядываясь назад, я не могу припомнить каких-либо значительных событий частного характера, происшедших со мною в те годы. Слишком уж тесно была моя личная судьба связана с судьбой фирмы «Дюделер»: каждый новый продукт я встречал страстным интересом, с замиранием сердца следил за его путями на рынке продуктов питания и ощущал огромную радость и облегчение, когда мог установить по счетам, что смеющийся младенец на голубом фоне вновь одержал решительную победу над конкурентами. По вечерам я посещал дюделеровские курсы повышения квалификации, чтобы углубить свои профессиональные знания и расширить общий, непрофессиональный, кругозор. Два вечера в неделю я пел партию баритона в хоре дюделеровских служащих. Любовь к природе, унаследованную от отца, я бескорыстно поставил на службу фирме, основав и поначалу даже возглавив дюделеровскую секцию туризма; впоследствии некий орнитолог-любитель из отдела рекламы обошел меня благодаря более солидным специальным познаниям, тем не менее в роскошно изданной «Истории фирмы Дюделер», вышедшей ко дню ее сорокалетия, черным по белому стояло, что именно я являюсь основателем секции. Все прочие формы общения между людьми мне претили. Несколько раз, под давлением двух теноров из хора, я посетил вместе с ними сомнительное заведение, которых немало и в нашем городе. Сидя на высоком табурете у стойки бара, я давился, глотая водку, и надрывно кашлял, выплевывая непривычный мне сигаретный дым. Музыкальные автоматы дико орали. Напившись, я каждый раз уходил с какой-нибудь доступной деви