— Кто сейчас на дежурстве? — довольный четким рапортом, спросил Брук.
— Принимает дежурство сержант Гиберт, — отчеканил рыжеватый.
— Так заканчивай прием, и пусть твой напарник отправляется на отдых, — потребовал Брук.
Через минуту в помещении радиостанции остались только сержант и штандартенфюрер.
— Вот тебе волна и позывные, — сказал Брук, кладя перед радистом листок бумаги. — Когда вызовешь, передавай текст и жди ответа. — Он положил второй листок рядом с первым.
Радист начал выстукивать позывные, Брук, глядя, как под светом электрической лампы золотится шевелюра сержанта-радиста, думал: «Почему это среди немцев так много рыжих? Ведь немцы должны быть белокурыми».
Запрашиваемая станция ответила сразу, словно ждала этого вызова. Сержант взял второй листок.
«Лично фон Гейму, — читал он текст радиограммы, в то время как рука его, лежавшая на ключе, посылала в эфир короткие точки и тире. — Что предпринято для лечения Греты Верк? В какой больнице она находится? Возможно ли выздоровление? Ответ ожидаю у аппарата. Брук».
Закончив передачу, радист облокотился на стол перед аппаратом. Несколько минут в помещении стояла тишина. Брук нетерпеливо заерзал на своем стуле, но лицо радиста сохраняло выражение бесстрастного внимания. Вслушиваясь в гудение эфира, он даже прищурил глаза, чтобы не пропустить сигнала вызова.
— Сержант! — окликнул радиста Брук. Гиберт с быстротой хорошо выдрессированного служаки вскочил на ноги. — Сиди, сиди. Давно в армии?
— С тридцать второго, господин штандартенфюрер.
— Воевал?
— Так точно. В Испании и Польше.
— Награды имеешь?
— Имею. Крест и две медали.
— Если будешь молчать, получишь третью, — после короткой паузы пообещал Брук. — Мои радиограммы в журнал не заносить. Понял?
— Так точно, господин штандартенфюрер, понял. Только…
— В следующий раз для записи в журнал я принесу другой текст. Согласен?
— Так точно. Готов служить, господин штандартенфюрер.
— Молодец. Кроме медали, получишь еще кое-что.
Брук вынул из кармана сигарету и стал разминать ее, готовясь закурить. Но в этот момент запищал аппарат, и радист начал прием. Штандартенфюрер вскочил и, наклонясь над плечом записывающего радиста, стал читать ответ на свою радиограмму:
«Положение неопределенное. Подробную информацию получите у доктора Попеля, выехавшего к вам. Гейм».
Брук вскипел. Немецкие, американские и даже итальянские ругательства посыпались с его языка. Весь этот букет крепких выражений адресовался «болванам», не способным разыскать «девчонку», которую сами же запрятали в один из своих «собачьих ящиков».
Сержант, вскочив с места, почтительно вытянулся и с сочувственным видом выслушивал длинный набор ругательств. Красноречие Брука было остановлено резким звонком телефона. Брук сам поднял трубку.
— Сейчас пятнадцать сорок. В шестнадцать часов я должен быть в лаборатории «А», — услышал он недовольный голос фон Лютце. — Намерены вы ехать со мной?
— Иду, — ответил в трубку штандартенфюрер. Взяв со стола радиста листки с записями радиограмм, он скомкал их, сунул в карман и, бросив на прощанье радисту «Не болтай!», торопливо вышел из комнаты.
Радист, проводив глазами разъяренного эсэсовца, усмехнулся, подошел к двери и запер ее. Затем, присев к столику, он торопливо взял чистый листок бумаги.
«Волна 11,5 позывные «Викинг», лично фон Гейму. Что предпринято для лечения Греты Верк…» —
мелким бисерным почерком записывал сержант, восстанавливая по памяти только что переданную и полученную радиограммы.
Комфортабельный «Мерседес» доставил фон Лютце и Эрнста Брука в лабораторию «А» за семь-восемь минут. Брук обратил внимание, что значительную часть пути над их головой тянулись маскировочные сети. Никакого шоссе и в помине не было. «Мерседес» шел на средней скорости по слабо укатанной полевой дороге. Колеи дороги были едва обозначены двумя полосами смятой травы. Брук про себя отметил, что достаточно одного хорошего дождя или прекращения движения на неделю, чтобы дорога снова исчезла, слилась с травою.
«Неплохо, — одобрительно подумал Брук. — Самолету, даже с небольшой высоты, эту дорожку заметить невозможно».
Через минуту машина остановилась у входа в лабораторию «А». Замаскированная кустами невысокая стальная дверь охранялась эсэсовцами. Генерал достал из кармана ключ с очень сложной фигурной бородкой и, сунув его в замочную скважину, повернул. Раздалось тиканье часового механизма. Выждав положенное время, фон Лютце на циферблате, окружавшем замочную скважину, набрал какое-то число, затем последовательно нажал несколько заклепок, покрывавших дверь. Негромко шурша, дверь медленно пошла вправо, скрываясь в откосе холма. Генерал и Брук вошли в темный спускавшийся вниз коридор. Так же медленно дверь пошла обратно, закрывая вход. Едва лишь она закрылась, как коридор осветился тускловатым электрическим светом, и генерал в сопровождении Брука начал спускаться вниз.
— Сколько ключей имеется в обращении? — негромко спросил Брук.
— Два, — коротко ответил генерал. — У меня и начальника лаборатории.
Брук одобрительно посматривал на железобетонные стены коридора, уходившего вниз отлогой четырехугольной спиралью. Каждый завиток спирали отделялся от другого стальной дверью.
Здесь уже не было никакой охраны. Не вынимая ключа, генерал открыл двери простым нажимом кнопки, каждый раз безошибочно находя ее среди десятков заклепок, покрывавших дверь.
— Охраны нет, — заговорил генерал, предупреждая вопрос Брука. — Она здесь не нужна и, пожалуй, опасна. Люди всегда болтают… даже эсэсовцы, — язвительно закончил фон Лютце.
Брук сердито покосился на генерала. Намек на болтливость эсэсовцев он не без основания принял на свой счет.
Генерал и его спутник прошли четыре полных витка спирали. На десяток метров дальше коридор заканчивался тупиком. Штандартенфюрер уже протянул руку, чтобы остановить семенившего впереди фон Лютце, но вдруг заметил справа очень небольшую, сливавшуюся со стеной дверь. Повинуясь нажиму кнопки, она тоже отошла вправо, и генерал с американцем вошли в просторное, залитое ровным спокойным светом помещение.
От тянувшегося вдоль противоположной стены пульта поднялась высокая белокурая девушка, одетая в синий плотный комбинезон, и подошла к гостям.
— Фрейлин Лотта Шуппе, начальник лаборатории «А». Штандартенфюрер СС, господин Эрнст Брук, уполномоченный господина рейхсминистра, — кислым тоном познакомил девушку и эсэсовца генерал. — Прошу садиться, — пригласил он и направился к круглому столу, стоявшему вправо от двери.
Этот уголок помещения представлял как бы гостиную в миниатюре. Небольшой круглый стол застилала пушистая темно-бордовая скатерть. На столе стояли пепельница, сифон с сельтерской водой и стаканы. Вокруг стола группировалось полдюжины стульев, состоящих из гнутых металлических трубок и обтянутых искусственной кожей пружинных сидений.
— Садитесь, господа, — повторил приглашение фон Лютце, забравшись на стул.
Девушка и эсэсовец тоже сели к столу.
— Ну, как дела, фрейлин Шуппе? — начальственным тоном спросил генерал. — Я обещал Берлину, что послезавтра вы начнете работу.
Девушка устало улыбнулась.
— Начнем работу… по проверке готовности аппаратов, — ответила она. — Проверка тоже потребует времени.
Фон Лютце недовольно завозился на стуле, но Грета, будто не замечая впечатления, которое произвели на генерала ее слова, спокойно подтвердила:
— Да, потребуется время, и немалое. Во всяком случае, несколько дней. Мы и так работаем на пределе человеческих возможностей. Торопиться, чтобы в результате спешки взлететь на воздух, как мои предшественники, я не намерена.
Генерал поежился. Он вдруг вспомнил, что находится в лаборатории, где всегда возможны десятки неожиданностей, и любая, самая безобидная из них, не оставляет от человека никакого следа. Он уже собирался, сократив свое инспекторское посещение, ретироваться, когда Брук спросил:
— И это вся ваша лаборатория?
С того момента, как Брук увидел девушку, он не спускал с нее восхищенного взгляда. Ослепительная красота Греты поразила его. Однако от лаборатории Брук явно был не в восторге — в тоне его вопроса звучало разочарование.
— Нет, что вы, — скупо улыбнулась Грета. — Здесь только приборы параллельного контроля и сейф с документацией. Это вспомогательное помещение. Лаборатория там, внизу. Хотите посмотреть? — деловито осведомилась она, поднимаясь. Брук встал следом за нею. Недовольно покряхтывая, слез со стула и генерал.
В дальнем углу комнаты, куда направилась Грета, лежало что-то такое, что Брук вначале принял за большое колесо. Только подойдя ближе, он рассмотрел, что это железобетонное колесо является горловиной шахты, закрытой толстым металлическим кругом. Девушка повернула рукоятку подъемного механизма, и круг с легким скрежетом отошел в сторону.
Вниз на большую глубину уходил отвесный ствол шахты диаметром чуть больше метра. Узкая железная лестница типа пожарной, укрепленная на крепких стальных штырях, была намертво вмурована в стену шахты. Неосвещенный ствол выглядел мрачным и глубоким. Нижний конец его упирался в следующее подземное помещение, где горело несколько мощных электроламп.
— Нижнее помещение в два с лишним раза больше, чем это; там находится сердце нашей лаборатории, — объяснила Грета. — Не угодно ли спуститься вниз? Правда, лестница несколько крутовата…
Генерал отрицательно затряс головою. Брук, взглянув испытующе на крутую узкую лестницу, на тонкие ступеньки из стальных прутьев, тоже не выразил желания воспользоваться приглашением хозяйки.
— А это что за проводка? — спросил штандартенфюрер, указывая на десятки проводов различного сечения, протянутых из глубины шахты. Часть проводов направлялась к пульту, но значительно большее количество уходило в стену.
— Это жизненные нервы нашей лаборатории, — все так же лаконично отвечала Грета. — Толстый — кабель, по которому к нам поступает электроэнергия. Эта часть проводов идет на контрольные аппараты и на пульт, а вот те, красные и пестрые, передают сигналы на записывающие аппараты, находящиеся далеко за пределами нашей лаборатории.