— Спасибо, Эльза. А теперь пойди обратно и смотрите там с Мартой внимательно. Не подведите вас.
Девушка исчезла в дверях.
— Может быть, это русских накрыли? — нерешительно проговорил Генрих.
— Тогда была бы стрельба. Разве русские сдадутся без борьбы? — запротестовал Зельц.
— Спокойно, товарищи. Сейчас мы ничего не можем сделать. Завтра все узнаем. — Ганс встал и, опершись обеими руками о столик, с улыбкой посмотрел на друзей. — У меня тоже такое предчувствие, что этот взрыв имеет отношение к тому делу, ради которого русские появились здесь. Этот взрыв, товарищи, мне кажется могучим голосом наших русских друзей.
— Почему же они не свяжутся с нами? — с обидой вырвалось у Клотце. — Что они нас боятся, что ли? Мы бы им помогли.
— Не нам учить русских конспирации, — отрезал Ганс. — Ведь они приехали не как представители братской компартии, а как военные люди, разведчики. А за помощь они нам будут благодарны. Ты, Эрих, — взглянул Ганс на Лонге, — и ты, товарищ Митман, сегодня получите все нужное для того, чтобы завтра перед рассветом теплоцентраль взлетела на воздух. Сигналом вам послужит взрыв в Грюнманбурге. Товарищ Зельц, надеюсь, звук взрыва в Грюнманбурге будет слышен на теплоцентрали?
— Будет не только на теплоцентрали, а вдвое дальше, — подтвердил Зельц.
— Ну, так вот. Вам разрешено отстать от грюнманбургского взрыва не больше чем на пять минут. План операции старый, как намечали раньше. Разница только в количестве взрывчатки. Ее вы получите вдвое больше, чем намечалось. Взрывать надо так, чтобы не могло быть и речи о восстановлении.
Лонге и сутулый смазчик встали, словно солдаты, поручающие боевой приказ от командира.
— Будет исполнено, — ответил Лонге.
— Сделаем, — отрубил Митман.
— Помните, что не только наша группа, а многие другие группы отдают вам с трудом и смертельной опасностью добытую взрывчатку. Ни один грамм ее не должен пропасть.
— Не пропадет! — заверил Лонге.
Митман молча поднял кверху сжатый кулак.
— Обо всем, что произойдет в ближайшее время в Борнбурге и Грюнманбурге, мы должны правдиво рассказать нашему народу. Значит, как только будут готовы листовки, они должны быть расклеены в ту же ночь в городе и на вокзале.
— Нужно рассказать и о положении на фронтах, — напомнил Генрих. — Мы давно уже ничего не давали. В газетах печатается сплошная брехня. Надо ее разоблачить.
— Пока что мы не можем сами принимать сводки советского командования, — развел руками Ганс. — Как там, Карл, с новыми радистами в Грюнманбурге? — обратился он к Карлу Зельцу.
— Не подступишься, — махнул рукой Зельц. — Самые густопсовые. Не люди — звери. С тридцать третьего года эсэсовцы. Только и разговоров, как они преданы фюреру и как им доверяет начальство.
— Значит, ничего нельзя сделать?
— С такими не сговоришься.
— Что же, они из Грюнманбурга не вылезают? — недоверчиво полюбопытствовал Клотце. — Пиво-то они все-таки пьют, наверное?
— Как не пьют? Пьют, — пожал плечами Зельц. — Им по приказу генерала Лютце все доставляют. Они держатся отдельно от других солдат и очень высокомерны. Любимчики начальства!.. Нет, с ними ничего не выйдет. Надо искать другие пути.
— Ищем, — ответил Ганс. — Товарищи из других групп обещали помочь, На следующей неделе приемник у нас будет. Мне кажется, что попытку завязать отношения с радистами из Грюнманбурга надо прекратить. Опасно.
— Да. Я точно так же думаю, — согласился Зельц.
Глава 28Вызов в гестапо
Утром по Борнбургу поползли десятки новых слухов. Одни говорили, что гестапо накрыло русских десантников и был настоящий бой. Русские, увидев, что они окружены и спасения ждать неоткуда, взорвали самих себя. Другие под строгим секретом сообщали, что все было наоборот: гестапо заманило русских десантников на минное поле и взорвало их. Третьи уверяли, что никакого десанта не было, а просто неизвестный самолет сбросил какую-то небывалую бомбу, которая взорвалась и перебила всех, кто оказался поблизости.
Однако самые осведомленные люди говорили только о грузовике, наполненном трупами гестаповцев и эсэсовцев, погибших при взрыве, и о двух санитарных машинах, до самого утра вывозивших раненых с холма, на котором произошел взрыв.
Фрау Нидермайер еще до завтрака побывала в пяти-шести знакомых домах и вернулась к утреннему кофе с целым ворохом новостей. Всю эту разноголосицу слухов она и высказала перед капитаном Бунке во время завтрака. Капитан слушал ее, не прерывая, но, когда старушка выговорилась, недоуменно признался:
— Ничего не понимаю. Зачем русским понадобилось высаживать десант в такой глухой дыре, как Борнбург? Здесь же ничего интересного нет.
— Как нет? — подскочила на стуле экспансивная старушка. — А Грюнманбург?!
— Лагерь, о котором вы говорили? Так разве мало у нас таких лагерей?
— Э… э… нет, — погрозила пальцем старушка. — Грюнманбург — не обычный лагерь. В городе говорят…
Фрау Нидермайер готова была выложить капитану Бунке все, что говорят в городе о грюнманбургском лагере, но капитан перебил разговорчивую старушку на середине фразы:
— Кстати, скажите, фрау Нидермайер, почему этот лагерь назван Грюнманбургом? Что это за «Город зеленых людей»? На картах нет никакого Грюнманбурга.
— Не знаю, есть на карте или нет, — обиженная невниманием капитана, ворчливо ответила старая фрау, — а только знаю, что Грюнманбургом называют большую лощину — болото между холмами. И лощина, и все, что окрест ее — все это земли господ фон Бломбергов. Да, из молодежи никто не знает, почему эта лощина зовется Грюнманбургом. Старики — те кое-кто помнят.
— Но причем тут город и зеленые люди?
— Города там никакого нет. Развалины, правда, были в нижнем конце лощины, где болото не засыхает даже в самое жаркое лето. Рассказывают, что очень давно, лет, может, тысячу назад, шла здесь война. Немцы воевали с каким-то народом. А народ тот жил в этих местах спокон веков. Воевали, воевали да весь народ и завоевали. Осталось взять всего один город, да и не город, а так, одно название, что город — поселение. Однако жители этого поселения или города не хотели сдаваться. Много раз немцы начинали бой, вся лощина была трупами покрыта, а городок все не сдавался. Тогда решили не брать городка.
Стало войско на холмах вокруг лощины и ни в город ни из города никого не пропускает. Много месяцев стояло войско. Все ждали, когда жители города сдадутся. Но никто не пришел договариваться о сдаче. Тогда полководец послал отряд проверить, что делается в городе. Пошли солдаты, подошли к воротам, а в городе тишина. Взобрались на стены и видят: все, кто был в том городе, мертвые лежат. И не просто от голода или ран умерли, а, видать, ядом каким-то отравились. Все мертвецы зеленые-презеленые. Ну, солдаты, конечно, не зевали — пошарили по домам да амбарам, взяли, что ценное, и вернулись к войску. Докладывают: так, мол, и так, город можно занимать. И вещичками, принесенными из города, хвастаются.
Начальники войска обрадовались и решили на утро занять город. Однако ночью все, кто побывал в городе, заболели какой-то непонятной болезнью. Целую ночь мучались, а к утру все, как один, скончались. Это бы еще ничего!.. В войске солдат много. Но от умерших солдат заразились другие, и пошел мор по войску. Такой страшный мор, что тогдашние лекари ничего не могли сделать. Тут самый главный над войсками полководец приказал всем здоровым бежать и собраться где-то в другом месте. Приказал всех больных оставить, где кто упал. Войско убежало, а все, кто заболел, умерли и тоже после смерти стали зелеными, как трава.
Много лет никто не подходил к этому проклятому месту, и прозвали его Грюнманбургом. Вокруг развалин сделалось непроходимое болото. На болоте по ночам горели огни. Большие огни, ростом с человека, и маленькие, чуть от земли видные. Народ говорил, что это светятся души умерших на болоте не погребенных и не отпетых людей. Однако, — улыбнулась старушка, видя, с каким вниманием слушает ее капитан, — эту легенду теперь мало кто помнит. Сказки все это глупые…
— А вот это уж совсем напрасно, — недовольно покачал головой капитан. — Легенда интересная и, мне кажется, в основе ее лежит подлинный исторический факт.
— Ну, что вы, — усомнилась старуха. — Может, что и было, но чтобы целый народ умер, но не захотел сдаться — в это я не поверю.
— Все могло быть, дорогая фрау Нидермайер. Ведь мы здесь живем на земле, тысячу лет тому назад принадлежавшей полабским славянам, племени бодричей.
— Славянам? — удивилась старуха. — Это, значит, вроде русских. Вот ведь они куда заходили. Пол-Германии захватывали.
— Никуда они не заходили, а просто жили здесь, — пристально рассматривая ногти на руке, медленно заговорил капитан. — Сами же вы рассказали, что народ, с которым воевали тогда немцы, жил в этих местах испокон веков. Эльбу они называли Лабой, и сами прозывались полабскими славянами. Завоевал их Генрих Лев. Правда, не сразу. В открытом бою его разбили, а уж потом он…
— Об этом замечательном немецком рыцаре я, кажется, что-то читала, — довольно закивала головой старая фрау. — Только уж не помню что. Он ведь очень давно жил.
— Да порядочно. Лет восемьсот тому назад, — уточнил капитан.
— Значит, все-таки меньше тысячи, — с сомнением в голосе произнесла старушка. — Не о нем, наверное, эта легенда.
— А на месте развалин раскопки не делали?
— Ну, кто же позволит! Господа фон Бломберги не хотели, чтобы про их имение разные глупости рассказывали, а кто же захочет ссориться с господами фон Бломбергами? Вот почему, наверное, Грюнманбурга и нет на картах. Старое название. Народ так назвал.
— Интересная легенда, — одобрил капитан.
— А вот я еще вам расскажу…
Но на улице хлопнула калитка. Фрау Нидермайер, выглянув в окно, всплеснула руками:
— Макс! И в каком виде! Боже мой! Что с ним такое случилось?
В комнату вошел лейтенант Кольбе. Куда девался его бравый вид! Голова лейтенанта была забинтована так, что рыжие волосы совсем скрылись под повязкой. Правая рука висела на перевязке. Он сильно хромал.