За самогонкой по уговору пришли через неделю двое. А у Серафима, как быть тому, новые гости. Двое советских работников от Усть-Лиманского исполкома. Дело-то у них серьезное — заготовка дров для школы и больницы. Морозы в зиму стояли такие, что не рассчитали в городе с топкой, попалили все запасы. Приехали к леснику договариваться, где и что рубить можно. Днем Серафим поводил их по лесу, показывая разработанные им еще осенью делянки осинника, дубняка. Возвратились, когда уже стемнело.
Один уже в годах, другой помоложе — исполкомовцы хотели возвращаться в город без ужина, да не тот Серафим Туркин хозяин, чтобы отпустить гостей голодными. Когда вытянул из печи горшок гречневой каши да кинул в его горячее нутро кусок топленого масла, такой-то сытный дух по горнице занялся, что катанулся по худенькой шее у молодого вверх-вниз комок. «А тоже мне, еще ерепенился! — усмехнулся про себя лесник. — Даром что начальнички, а, поди, на голодном пайке. Мать моя родительница, — вздохнул, жалея, Серафим, — картошки, поди, и той не вволю». От сытной пищи гости будто захмелели. Прикуривая козьи ножки от керосиновой лампы, разморенные теплом, уже не спешили покинуть гостеприимный дом. Как оказалось, были они, который постарше — доктором, другой — учителем. Так много поведали Серафиму в благодарность за его кашу с маслом и о международном положении республики и о внутреннем, что леснику-отшельнику до зимы конца хватило бы пищи для раздумий, другой заботушки не накатило бы! Именно за такие вот беседы тянулся Серафим к людям знающим, особенно ежели умственного труда. А более из двоих расположил к себе лесника молодой учитель, когда выяснилось в разговоре, что внучек Серафима Санечка учится в его же классе. И еще привычку внучонка, сердцу деда милую, подметил и пересказал учитель — это, когда смеется внук, глаза ладошкой закрывать. Если бы не на работу им с утра, ни за что не отпустил гостей на ночь глядючи хозяин.
Сторожкий стук в оконце раздался, когда доктор и учитель собирались уже в неблизкий путь.
— Погодите-ка в избе, — попросил гостей Серафим. Он сразу же смекнул, кто мог к нему пожаловать. — Я счас выйду, побалакаю. Это ко мне из Ивановки, — назвал он ближайшую деревушку.
Вышел. На крыльце, ссутулившись, побрякивают оледеневшими сапогами двое.
— Чего копаешься, старый? — с тревогой в голосе спросил один. Оба были из той самой семерки. — Кто это у тебя? Мы тут часа три ошиваемся. Что за фраеров греешь? Мать их в душу! Околеем, думали.
— Да это из города, за дровами для школы. Собираются уже.
— Советские работнички, что ли?
— Ну да, учителя. От исполкома их.
— Лошадь, что ль, у них?
— А вам-то что?
— Самогонки достал? — не ответили на вопрос Туркина.
— Достал.
— И сколько?
— А сколь унести под силу.
— Слышь, они что, на лошади?
— А чего ты меня об этом пытаешь? — насупился лесник. — Какого тебе рожна до их кобылы?
— Охолонь, дедок, — с угрозой в голосе проговорил один, — не шуми!.. Ему вон это, — смягчил тон, — в поселок надо, жинку проведать. А пешим рази дойдешь… Мы, слышь, вот как сделаем: встретим их с полверсты отсюда. Он им: подвезите, мол, ребята. А я вернусь. Ты приготовь пока поклажу, к салазкам привяжи… Да задержи их малость.
Двое, скрипя снежком, зашагали от дома по запорошенной санной колее.
Часа через полтора вернулся тот длинный за самогонкой. Начиналась пурга.
— Куда пойдешь-то, может, останешься?
— Ладно, дед, помалкивай! Ждут меня тама.
Дня через три, как отыгралась снежная замять, пробились сквозь забитый сугробами лес к Серафимову хутору из Усть-Лиманска трое: «Где заготовители? Отвечай!»
Через месяц только, после двух мощных ростепелей, отыскал Серафим в лесном овраге, метрах в ста от дороги, вмерзшие в лед трупы. Оба были без валенок и даже без носков. Вспомнилось Серафиму, как те бандюги, что пришли в тот раз за самогонкой, чечетку отбивали в сапожишках дырявых на его крыльце.
Самолично, как при медвежьей охоте на берлогу навел и расставил чекистский отряд вокруг того сельника Серафим. Ни один из семерых не ушел. Били по ним сначала из винтовок, насквозь прошивая обветшавшие стены. А когда ответной пулей зацепило в отряде молодяка, закидали чекисты избенку гранатами. Разнесли ее в дым.
Никто бы и не дознался о роли Туркина в разгроме той банды, да не счел нужным Серафим скрывать это от Разумовского. Когда опять пришел к нему от князя человек, передал с ним Серафим записку: «А люди твои, князь-батюшка, оказались убивцами. На свою душу взял я их грехи». И старательно вывел подпись под приговором самому себе.
Москва, Инфотдел ОГПУ
…К—ский уезд: по городу имеется 235 частных предприятий, по уезду — 80, кооперативных по уезду — 5, по городу — 19. Общий оборот частных предприятий за полгода — 416.900 рублей, кооперативных 366.633 рубля. Из госпредприятий имеется две аптеки, оборот за полгода — 3966 рублей.
К р е с т ь я н е: озимые погибли, яровые накануне гибели. Местные кооперативные органы не имеют запаса хлеба, в кормах для скота также большой недостаток.
…В деревне Богдановка произошел следующий случай. Крестьяне выкосили пять десятин у лесничества, предварительно решив об этом на собрании. На место выехали три милиционера, которые хотели остановить везущих сено. Однако на защиту собралась вся деревня, слышались крики: «Разоружить!» и «Убить»… Однако расправа не удалась.
…Много безработных. Местное кулачество хищнически эксплуатирует батраков, охраны труда нет, рабземлес работы не ведет. Кулаки имеют большой вес при решении общественных вопросов, наблюдается большое их стремление пройти в Советы… Работа партийцев в гущу не проникает: масса темна, в церковь идут толпами, клубы не посещают.
Р а б о ч и е: возникшее под влиянием засухи, неурожая и повышения цен на хлебопродукты взволнованное настроение среди рабочих продолжается. Губисполкомом приняты соответствующие меры к успокоению населения и урезониванию аппетита торговцев, непомерно вздувающих цены на хлебопродукты… Денег у рабочих не хватает, обвиняют власть в том, что позволяют торговцам вздувать цены… Однако общее отношение рабочих к Советской власти и к РКП безусловно твердое, хотя ими и отмечаются многие недостатки.
М и л и ц и я: средний заработок рядового милиционера является далеко не достаточным, обмундированием снабжены весьма скудно. По С—кому уезду — с февраля милиция не получает жалованья деньгами и даже продуктами.
…Несправедлива разница в оплате труда: старший милиционер, который находится на положении начальника Райотдела МВД и отвечает за район в 30 тысяч населения, получает 20 рублей, начальник уездной милиции — 80 рублей, рядовой милиционер — 18 рублей. Низкая оплата отрицательно сказывается на работе.
В Т—ской волости на хуторе Ольховка шайкой бандитов произведено ограбление гр. Белоглазова, у которого взяли вещи и после ограбления напоили пьяным и заставили плясать. С хутора бандиты скрылись в неизвестном направлении. Полагаем, что это дело «Царя ночи».
21.5. в 11 часов вечера на перегоне Р—вка и Т—жка той же шайкой произведено вооруженное ограбление теплушки товаропассажирского поезда. Изъяты ценные документы и деньги — 1000 рублей.
…По сведениям уездуполномоченного ГООГПУ, в районе с. Романовка к проезжавшему лесом крестьянину вышли два неизвестных и под угрозой оружия предложили доставить в условное место спрятанные ими в лесу продукты. Означенные бандиты, по сведениям, состоят в шайке «Царя ночи», возглавляет которую Федор Козобродов, скрывающийся в окрестностях У—ской волости.
…В районе села Давыдовка неизвестными лицами убит милиционер Мельников, подробности убийства будут сообщены следующей бандсводкой.
…В Т—ской волости совершено вооруженное нападение бандой в количестве 20 человек на артель «Зерно», что возле села Дикавка. Принятыми мерами со стороны комвзвода отряда ЧОН П. Сергунина нападение было отбито. Задержаны два бандита — Куреной Дмитрий и Зюбин Михаил.
…С нашей стороны приняты следующие меры: затребованы все материалы по делу бандгруппы «Царя ночи», а также арестованные участники шайки с той целью, чтобы после обработки влить их в остаток банды для полной ликвидации последней.
Николай Журлов и Федор Вельдяев выехали из уездного города рано поутру, с тем чтобы дотемна успеть к месту назначения в волостной центр поселок Усть-Лиманск, туда, где Федор, местный житель, служит уже третий год милиционером, а Николай только вчера был назначен начальником уголовно-розыскного стола, а сказать проще, начальником волостной милиции.
Дорога, как только выехали из города и переехали по деревянному мосту реку Хопер, сразу же повела в обширный, временами густой и сумрачный, а временами редкоствольный, пронизанный солнцем разнолиственный лес. По сторонам дороги встречаются отвоеванные у леса сенокосные луга со стогами душистого, придавленного поверху тяжелыми, свежевырубленными слегами сена, и огороды возле хуторов, на которых об эту пору сохранилась лишь побуревшая в стеблях картошка да матово-сизая коченастая капуста, и небольшие крестьянские наделы ячменя и пшеницы.
Первая треть пути прошла в молчании. Николай был весь еще там, в событиях вчерашнего дня, а Федор молчал из деликатности, да и по натуре своей не был он шибко говорливым. На хороший разговор его еще надо было раскачать да настроить. Поэтому он молча правил, похлестывая для порядка вожжой по гладкому крупу резвую каурую лошадку, и, свесив с двуколки ноги в яловых сапогах, беззаботно посматривал по сторонам. Только изредка косил Федор глазами на своего нового начальника, будто желая узнать, что за мысли тот переваривает под надвинутой на самые глаза фуражкой и каков он будет на деле человек. Постепенно и его лицо приняло сосредоточенно-задумчивое выражение.