А случилось так, что мужики чуть было не схватили не усидевшего в такой же, как у Герки, засаде Левку Щегла. А когда он, молодой и сильный, все-таки опять сумел оторваться от преследователей, прыгнуть под обрыв речушки и затаиться, сидя по самую шею в холодной воде, под навесом куста черемушника, низко свесившего свои ветки с обрыва, мужики, поняв, что бандит схоронился где-то под обрывом, шли с ружьями и наганами вдоль берега и били дробью и пулями по всем казавшимся им удобными для его схоронения зарослям.
Повезло Щеглу, что жахнули по нему наугад не дробью, а булькнувшей в воде девятиграммовой свинцовой пулей. Не задело. Левкин бог оказался долготерпелив и милостив. Неудачливые преследователи ушли по берегу дальше.
А случилось все это ближе к полудню, уже после того как вся группа Козобродова, семь вооруженных мужиков, на одной тяжелой рыбацкой двухпарке с большим трудом пересекли Волгу. До кровавых мозолей натерли при этом ладони веслами, одолевая мощный речной течняк на стрежне, который широкой лентой тянется вдоль правого высокого обрывистого берега. Причалили гораздо ниже того места, которое себе намечали. Плохо и то, что ткнулись килем в песчаную отмель, за которой круто подымался голый косогор: ни куста, ни овражка, чтобы можно было схорониться на время или отойти от берега незамеченными. А там, куда сначала мыслили пристать, местность была удобно изрыта оврагами, заросшими густым красноталом и орешником. Слабаками оказались по части гребли пообвыкшие больше к крестьянскому труду, чем к реке, соловьи-разбойнички из шайки Царя ночи, не сумели круто выгрести из мощной волжской быстрины.
Сам атаман еще с утра был очень не в духе, черным коршуном согнулся на корме. Перво-наперво, перебрал с вечера самогонки, вторая причина беспокойства — покинутая Зинаида и, наконец, третье — как успеть в означенное место на соединение с группой князя. Это третье и было главным, что гнуло долу буйную голову атамана.
От места высадки до места встречи было никак не меньше верст тридцати, а то и все сорок. А лошадей-то они бросили тогда на берегу на произвол, даже седел и сбруи не взяли. Тот, кто дал им двухпарку, советовал тянуть на веслах вверх, сколь осилят по камышовым протокам левобережного мелководья, а потом где-нибудь к вечеру, когда будут насупроть места встречи с князем, перевалить через Волгу-матушку. Дельное дело советовал человек, так ведь эти же байбаки чуть покидали тяжелыми веслами: «Все, — кричат, — ну ее к дьяволу! Давай на ту сторону, а то мы так в усмерть ухайдакаемся». И пошли, едва толкаясь через течняк. Вот и еще отволокло их, почитай, верст на пять.
Пристав к берегу, потянулись узкой полоской отлива, хоронясь под обвалистыми меловыми обрывами, пока не дотащились (еду и оружие несли на себе в мешках) до первой заросшей чахлым мелколесьем балки. Сделав, привал в ненадежном зеленом схроне, атаман послал разведку до ближайшей деревни определиться, что за место, как и где раздобыть коней. Послал двоих самых резвых на ногу и менее других озабоченных похмельем — Щегла и Герку. Задачу ставил толково и строго: «Смотри, Левка, — обратился Козобродов к старшему, — нам здеся долго не схорониться, сидим, как на пупе, — быстро дело проворьте и без дуршков! Хотя бы пару лошадок с телегами, золотишком заплатим».
Заплатили…
А все Левка. Ведь ясно же толковал им Козобродов — дойти до ближайшей деревни, найти двор побогаче и, предложив хозяину червонцы, купить лошадок. У него и узнать, что это за деревня, чтобы сориентироваться на местности по имеющейся у атамана карте. «И никакого шухера!» — последнее было сказано угрожающим тоном.
Когда посланные ушли от затаившейся группы с километр, попали в пойму неизвестной речушки, густо заросшей по берегам осокой, камышом, и кустарником. Вдоль речушки, которую в узких местах можно было перемахнуть с разбега, тянулась по песку дорога. Тут и там — кущи кряжистых, развесистых ив. Выйдя на пригорок, сели у куста перекурить и посовещаться. Мнение Гимназиста — идти по дороге, куда выведет; Щегла — не трудить зря ноги, а дожидать здесь первого встречного, у него все и вызнать. Выслушав возражение Герки, Щегол помолчал, затем разул сапоги, размотал портянки, сладко зевнул и, забросив руки за голову, растянулся на сухой траве. «Красотища! — сказал он. — Ты вот что, я, может, вздремну, разбудишь, как кто появится».
Но дремать ему не пришлось. Из-за деревьев, скрывающих петляющую дорогу, показались запряженные парой лошадей дроги, на которых сидели, свесив по сторонам ноги, трое мужиков.
— Смотри! Смотри туда! — приглушенно крикнул, указывая на повозку, Герка.
Щегол, а дроги уже были в пяти минутах хода, вскочил и, торопливо, с большим усилием натягивая на разопревшие ноги тугие сапоги, выдавил сквозь зубы без тени раздумий: «А вот мы их сейчас, лошадок-то, и реквизируем».
— Да ты что! — Герка аж всхлипнул от возмущения. — Ведь Козобродов приказал не грабить. Купить же велел! Не навлекать ведь чтобы!..
— Молчи, Гимназист! — взгляд Щегла блеснул синевою бритвы. — Запла-атим! Нашел базар. Действовать надо. Будем с ними цацкаться, возьмут нас всех, как гадов. Понял?! Удача сама к нам прет: две кобылы и телега, японский городовой!
— Да, но ведь Царь…
— Ца-арь! Был Царь да весь вышел! — Щегол выругался матерно и даже сплюнул с досады. — Что-то Козобродов стал шибко здорово умный. Не заметил? А на кой, скажи, ляд он бабу с собой увязал на такое наше дело? А? Мать ее!.. Сколько мы на ней потеряли? Что-о? Эти Хорьки, я их знаю, ежели дело сорвется, шлепнут и его, как гада, не посмотрят, что Царь. И ты смотри! Держись коло меня, а то и тебя… Понял?
Герка давно уже понял. Понял то, что не сносить ему головы не сегодня, так завтра. Что попал он во все это поганство, как кур в ощип. Господи! За что? За дурь свою несусветную!
А телега с седоками все ближе, коренник и пристяжная тянут ее играючи.
— Все! Готовь винт! За мной!
Щегол выскочил из засады и бросился к дороге наперерез телеге, держа в руке обрез.
— Стой, мужички! — закричал он. — Приехали! Хватай манатки и брысь отседова!
Герка забежал сбоку. В руке у него — наган.
Мужики, похватав котомки, без единого слова спрыгнули с телеги и, испуганно озираясь на бандюг, побежали в одну сторону, через узкую полянку, за деревья, куда-то вправо. Только один, что правил лошадьми, спрыгнув с телеги, упал сначала на землю возле колеса и вроде как бы зацепился за ступицу своим мешком. Дернул мешок, освобождая раз, другой, третий. Наконец сумел отцепиться и побежал за своими.
Герка с Левкой прыгнули в телегу.
— Но-о!!
Лошади рванулись с места. Понесли. Но где-то буквально на первом ухабе телега вдруг резко накренилась, и Левка, что правил стоя, вылетел из нее в пыль. Вскочил на ноги. «У, сволочь! Колесо слетело! А-а, гад!»
Оказалось, что вроде бы испуганный вусмерть мужичонка, зацепившийся мешком за ступицу, сумел выдернуть и захватить с собой крепежный шплинт. «Вот сволочь!» — завопил, поняв все это дело, Щегол.
Пока ладили на место колесо, впереди и сбоку от них послышались треск ломаемых веток, тяжелый топот многих ног, возбужденные голоса. Оказывается, те трое знали, куда им бежать. Там за деревьями была совхозная бахча, на которой работала целая артель. Поскольку крестьяне были уже предупреждены о том, что в окрестностях кантона появилась банда, у некоторых из них были ружья и даже наганы.
Только резвые ноги и воровская удача помогли этим двум оторваться от преследовавшей их толпы и, перескочив вброд мелкую речушку, поодиночке затаиться в изобильно заросшей лесом, камышом и осокой болотистой речной низине. Поиски их продолжались до самой ночи.
Левка Щегол, несмотря на все выпавшие сегодня на его долю передряги, еще засветло вышел из своей засады и сумел-таки уйти до своих. Герка же выбрался на дорогу, только когда уже совсем стемнело, и неизвестно, по каким ориентирам и звездам сумел добраться до Золотого, где-то около двух ночи постучался в дверь кантонного отдела милиции. Дежурный, принявший его показания, поднял на ноги чоновцев и милицию. В указанном направлении поскакал на полном галопе конный отряд… Опоздали.
Когда Щегол вернулся до Царя ночи, тот уже успел разведать местность и, взвесив обстановку, принял решение об исполнении силами только своей группы того плана, что разработал князь.
Двухпалубный почтово-пассажирский пароход «Володарский» поднимался вверх от Астрахани и шел вне расписания. В его каютах разместилось несколько сот пассажиров, спешивших своевременно попасть на Нижненовгородскую ярмарку. Среди них было немало и нэпманов, кошельки которых были набиты звонкой монетой, а жены увешаны драгоценностями. Трюмы парохода были полны товаром.
Вечером «Володарский» отвалил от Камышина. Где-то к полудню должны были быть уже в Саратове. Ночная душная тишина повисла в воздухе. Было слышно только, как мягко шлепают по воде лопасти колес парохода. Редкими рыбацкими кострами обозначался слева невидимый волжский берег.
Утомленные дневным августовским зноем пассажиры уже засыпали в своих каютах, когда в одиннадцатом часу ночи с пристани Щербаковка красным фонарем пароходу просигналили подойти к причалу.
— Что, груз есть? — прокричал с мостика капитан.
— Есть! — ответили в рупор с пристани.
Несуетливо-расторопный пожилой речник вязал канатом тяжелое судно к чугунным тумбам старенького, заходившего ходуном дебаркадера, а на поданном уже трапе стояло несколько вооруженных человек в красноармейской форме.
— Капитана сюда! — приказным тоном потребовал один из них.
…Тишину ночи вспорола короткая пулеметная очередь. Вся операция заняла около трех часов.