— Кроме того, — продолжал Реймер, — в вашу задачу входит вместе со Скользящим тщательно перепроверить имеющиеся у нас данные о пропускной способности главной железнодорожной магистрали в этом районе. — Он подошел к занавеске, висящей на стене, и отдернул ее. За ней оказалась карта Украины. — Вот ваш район, — ткнул он толстым пальцем в нижний левый угол карты. — Карпаты и прилегающие к ним земли. Поинтересуйтесь состоянием вот этих тоннелей и мостов. На станциях — состоянием поворотных кругов. Если войска русских прорвутся, не дай бог, за Карпаты, продумайте, как можно будет поднять их в воздух. В критический момент! Скользящему давались такие же указания. Из местных националистов гитлеровской ориентации подберите и привлеките себе в помощь людей. Тут, я думаю, вас учить не надо, как это делать, — Реймер криво улыбнулся. — Вы по этому у нас достаточный прошли курс.
Запомните последнее. Петр Зубан наделен особыми полномочиями. Ни словом, ни делом не показывайте ему, что вы прибыли с инспекционной целью. Его распоряжения выполняйте. Их игнорировать не в ваших интересах. Вам нужно работать с ним в тесном контакте. Надеюсь, вы поняли меня?
Это была последняя беседа с Отто Реймером. Через несколько дней Осадчий был уже далеко от Мюнхена. Он разгуливал по улицам Львова, где, располагался филиал абвера. Но здесь ему пришлось быть недолго. Вопреки предсказаниям его шефа, военные действия развивались далеко не в пользу гитлеровских войск. К середине июля поползли слухи о том, что большая группа немецких армий «Северная Украина», стоящая на западе Украины, терпит серьезные поражения. Затем разнеслась весть о разгроме нескольких нацистских дивизий в районе города Броды.
Начавшаяся паника, поспешные сборы к дислокации филиала говорили о том, что это была правда. В такой суматошной обстановке одни куда-то исчезли, другие растерянно суетились не находя себе места, и разобраться в деталях было трудно.
От природы трусоватый, Крамер решил тоже сбежать. Он пораскинул мозгами: может, дать деру в сторону своего родного селения? Однако сначала проверил, кто сейчас в Дрогобычской области. Оказалось, русские. Тогда использовал последний шанс. Достал гражданскую одежду и метнулся в Закарпатье.
Петра Зубана он разыскал быстро. Назвал ему пароль и, получив отзыв, сразу выложил, что прибыл по заданию Реймера.
— К черту вашего Реймера! — зло выпалил Зубан. — Сейчас мы заняты более важными делами: собираемся разгонять народные комитеты. Кое-что сделано. Вы должны включиться в эту работу. Но это потом… — оборвал он свою речь. — Сейчас я вас устрою. Идемте. — Он вывел Осадчего из хаты и направился через двор к небольшому строению рядом с домашней баней. Загремел ключами, открыл дверь, и они вошли в бетонированную каморку с оконцем, выходящим в овраг. У стены стоял деревянный топчан.
— В дневное время носа отсюда не высовывать! — строго приказал Скользящий. — Так будет спокойнее мне и вам…
Его не было несчетное количество дней. Завтрак, обед и ужин приносила нескладного вида женщина с бледным некрасивым лицом и длинным птичьим носом. На вопросы не отвечала. Да и не вызывала она особого желания с ней разговаривать. Ставила еду на маленький, сколоченный из двух досок столик и молча уходила.
Крамеру — Осадчему стало надоедать вынужденное заточение. За долгие сутки в голову приходили разные мысли, одна страшнее другой. «Скользящий смоется, а его баба тут же выдаст меня Советам. Чистосердечное признание смягчит вину. Пойду и сдамся. Пойду и сдамся, — сверлило, словно бурав. Череп разваливался от тяжелых дум. — Пойду и сдамся… Если сегодня не придет чертов Зубан, так и сделаю, — решил он. — Ночью уйду в лес, а утром…» От одной мысли, что эмгебисты возьмут его тепленького, по спине пробегали мурашки. Становилось жутко. «Какого черта полез я в разведчики! Сидел бы в своей пивной. А Марта…» Теперь ему казалось, что красивей этой девушки нет на свете, и он стал думать о ней.
Незаметно подкрался вечер. Дверь отворилась, и в каморку вошел Зубан — Скользящий. Он сел на топчан, вытер мокрым платком коричневую от загара шею, посопел немного, затем бухнул:
— Рейх развалился! Немцы нас страшно подвели. Теперь предстоит самим бороться за государственное переустройство!
Осадчий, как зачарованный, смотрел на Скользящего и боялся спросить: «Разве кончилась война? Если так, то зачем ему, немцу, заниматься переворотами здесь, в Закарпатье? А куда ему теперь? Кто его ждет и кому он нужен? Обратно в Мюнхен к Марте… Или… А здесь? Нет. Дома ему делать было нечего. Если установится власть Петра Зубана, то и ему что-нибудь достанется. Как-никак он представитель центра». Резкий, трескучий говор Скользящего возвратил его к действительности.
— Наши соседи, галичане, — рубил тот, — формируют УПА.
— Что это такое? — машинально задал вопрос Крамер. Ему было сейчас абсолютно все равно, кто что формирует, для него главное было — куда прибиться ему, да чтобы понадежнее, поосновательней.
— Вам что, в пансионе не говорили об украинской повстанческой армии?
— Ах да, — вспомнил Крамер, — как же, говорили.
— Так вот, — продолжал Скользящий, — они вооружают и обучают боевиков. Призывают нас присоединиться к ним. Мы сейчас тоже собираем нужных людей. Близок час, когда мы станем хозяевами своей земли!
— А кто это «мы»? — не удержался опять от вопроса Крамер. Ему надоело бахвальство Зубана, и он решил его немного осадить. — Где гарантия, что ваши начинания принесут успех?
Зубан глянул на него и зло сплюнул на бетонный пол.
— Не будь ты из центра, я бы пустил тебя в расход. Маловерам и хлюпикам нечего делать в нашем движении! — Он так посмотрел на Крамера, что у того похолодело все внутри.
Осадчий вспомнил предупреждение Реймера насчет Зубана и примиряюще добавил:
— Я это сказал так, для острастки, мало ли чего… — И, переводя на шутку, добавил: — Закрыл меня в каменном мешке. Тут черт те что в голову полезет!
Скользящий хмыкнул и примиряюще сказал:
— Есть у нас одно формирование. С его вожаком — Хустовцем — сведу тебя. — Он перешел на «ты». Это значило, что Крамер прошел проверку и считается своим. — Пойдем завтра. Будешь выполнять задания Хустовца и мои. — Зубан вышел.
Наступила тишина. Крамер закинул ноги на топчан и закрыл глаза. План сдачи властям отошел назад. Это еще успеется. Впереди замаячила надежда. Прежде он мало верил в план захвата власти. Советы одолеть не смогли даже фашисты, а у них вон какая была силища! А тут? С другой стороны, чем черт не шутит! Может, России не так нужен этот закарпатский кусок земли и она махнет на него рукой? Делайте, мол, что хотите. И тогда Крамер развернет свои способности, не упустит этот счастливый момент.
Весь остаток времени он готовился к встрече с Хустовцем.
Чуть забрезжил рассвет, как Осадчего разбудил Скользящий. Зубан стоял торжественный и подтянутый, ни дать ни взять — вельможный пан. Он скептически оглядел своего помятого после сна «узника» с ног до головы и, видно, остался доволен:
— Для леса твой наряд в самый раз будет. — И наставительно добавил: — По дороге делай все, как я… Чтобы никаких вольностей. В селе Советы… власть народная…
Шли долго через овраги, перелески, затем поднялись в горы, продирались сквозь непролазную чащу дремучего леса.
«И как он, черт, здесь ориентируется?» — думал о Зубане Крамер.
— Стой, кто идет? — послышался окрик слева.
Остановились. Крамер не разобрал, что ответил его проводник, только их сразу пропустили. Таких кордонов на пути оказалось еще два. «На полном серьезе поставлена служба, — подумал Крамер, — видно, в лесу засел организованный отряд». Настроение у него от этих мыслей стало подниматься: «Значит, еще не все потеряно».
Остановились около бревенчатого дзота. Зубан что-то шепнул человеку, стоявшему у входа, и вошел… Его не было минут десять. Вскоре он высунулся из щели и махнул рукой Крамеру. В помещении царил полумрак. Слева светилась керосиновая лампа. Она тускло освещала разложенные на дощатом столе бумаги и усатого толстомордого здоровяка над ними. Он ощупал раскосыми глазами вошедшего, потеребил левый ус пальцем и резко бросил:
— Я не буду исповедовать тебя, но предупреждаю: если скиснешь в деле или ослушаешься, то враз очутишься в правильне. А оттуда только один путь… — Он помолчал и в упор, сквозь зубы, процедил: — Мы действуем по неписаным законам и с отступниками не цацкаемся! Запомни это! — Затем, сменив тон на деловой, добавил: — Теперь шагай во второй бункер, передай боевику Тарантулу, что я повелел закрепить Осадчего за резервной группой. Жди указаний.
Несколько дней Станислав болтался в лесу без дела. Однажды под вечер столкнулся с реймеровским воспитанником Птахой. Он был немного навеселе. Крамеру не хотелось встречаться здесь со своими мюнхенскими коллегами, и поэтому он решил пройти мимо. Но тот схватил его за рукав. И, не скрывая удивления, воскликнул:
— Осадчий, кореш, да як ты забрався в нашу кущу? Яку сполняешь работу?
— Заботами Скользящего, — ответил он. — К делу пока не приставлен.
Он хотел повернуться и уйти, но тот крепко держал его за рукав. Затем взял под руку и подвел к скамейке у ручейка.
— Сидай, — и сам сел рядом. — Сколько месяцив мы щи из одного котла хлебали, — заглянул он в глаза Крамеру, — считай, сроднились. Иди в мою боевку, жалковаты не будешь.
— Ведь ты, Птаха, не волен распоряжаться собой. Я тоже. К чему этот разговор?
— Не кличь меня Птахой. Не терплю я этого слова, — досадливо сплюнул тот на вытоптанную у скамейки землю и тщательно растер сапогом. — От рождения зовусь я Юрко Матяшем, а здесь числюсь Гецеем. Ну так как, пойдешь чи не?
— А чем вы занимаетесь? — Крамер решил поторговаться.
— Из местных жителей подбираем себе пополнение. О том распространяем в селах призывные листовки. Шукаем зброю. А в свободные часы жируем с вдовицами. — Он нехорошо хмыкнул и заметил: — Смотри не проболтайся о вдовицах Коломейскому, не то он с нас шкуру спустит.