Возвращаясь в свой бункер, Крамер долго думал над тем, каким образом выпускники диверсионной школы Реймера оказались у Хустовца, и не мог найти вразумительного ответа.
Глава VЗНАКОМСТВО
Чащин пришел на работу на час раньше времени. Дежурный по отделу доложил ему, что за истекшие сутки никаких происшествий не было. От Зуева и Пивня вестей не поступило.
— Есть вести, есть, — весело проговорил подполковник, довольный тем, что сотрудники отдела разделяют его беспокойство. — Зуев звонил мне домой. Они с Пивнем разворошили там такой муравейник, что теперь у нас у всех будет работы по горло. Ну а прибывшего майора встретили? Устроили как положено?
— Так точно, встретили и накормили ужином!
Ровно в девять в двери постучали, и на пороге появился высокий, спортивного вида военный. На груди его гимнастерки орденские планки. «Фронтовик», — отметил про себя Чащин. Он встал из-за стола. Вошедший сделал несколько шагов вперед, козырнул и представился:
— Майор Винокуров! Прибыл в ваше распоряжение! — Он вынул из нагрудного кармана служебное предписание, добавил: — Это моя, так сказать, верительная грамота.
Чащин пожал руку майору, взял предписание и, быстро пробежав его глазами, радушно проговорил:
— Садитесь, Иван Алексеевич. Как доехали? Понравились ли вам наши места?
— Спасибо, доехал хорошо, отдохнул нормальна. Места, конечно, отличные, а в остальном разберемся, — улыбнулся он, усаживаясь на стул.
Чащин прошел за свой стол и сел в кресло.
— Природа здесь отличная, — как бы продолжая начатую мысль, проговорил он. — А дела не очень. Позавчера мы задержали группу контрабандистов-железнодорожников. К сожалению, в этих краях подобное пока — не редкость. Как теперь выясняется, дело с контрабандой оборачивается более серьезной стороной. Нам предстоит сложная, кропотливая работа. Вот к ней-то я и думаю сразу подключить вас.
Винокуров в знак согласия кивнул головой и приготовился внимательно слушать.
— Но об этом более подробно мы поговорим позже, — продолжал Чащин. — Вы, конечно, познакомились с историей Закарпатья, прежде чем ехать сюда. До освобождения здесь была сложная обстановка. Местные крестьяне испокон веков жили под двойным гнетом: один иноземный хозяин сменялся другим. Перед войной Гитлер отдал Закарпатье венгерским фашистам. Обстановка — хуже не придумаешь, поэтому есть много трудностей, порой допускаются ошибки. Не без этого. Каждый наш промах на руку врагам. Бандеровцы прикрываются потрепанной идеей самостийности. Бывшие салашисты выдают себя за душеприказчиков венгерской части населения. Те и другие, питаемые мелкими собственниками, церковниками, торгашами, малосознательными и деклассированными элементами, становятся на путь борьбы. Недавно зверски был убит учитель Барат. — Подполковник глянул на Винокурова, тот внимательно слушал. — По предварительным данным опергруппы, следы этого преступления ведут в прикарпатские области. Это тенденция, и ее надо учитывать. Местное население тут в основном доброжелательно относится к Советской власти. Поддерживает все ее начинания. У нас здесь много помощников. На них мы и опираемся в своей работе. Тех, кто становится на путь борьбы с новой властью, все меньше и меньше. Но вред, причиняемый ими, весьма ощутим… Включаются в селекторную связь и угрожают тем железнодорожникам, которые помогают народной власти, и многое другое. — Чащин не стал рассказывать вновь приехавшему о странном ночном звонке и устроенной засаде около его дома. Дело пока до конца не прояснено.
Зазвонил телефон. Подполковник снял трубку, закивал головой.
— Хорошо, товарищ Балог. Только заходите минут через пятнадцать, жду, — и положил трубку. Опять взглянул на Ивана Алексеевича. — Сложность нашей работы в том, что главная железнодорожная магистраль, которая соединяет Закарпатье с Украиной, пока бездействует. И все грузы доставляются через Румынию. На пограничной станции Сигете перевалочный пункт: меняются колесные пары. Вот тут-то и появляются некоторые возможности для перевозки контрабанды. Правда, злоумышленники вылавливаются пограничниками и работниками таможни, но иногда… — Он развел руками. — Вот, к примеру, последний случай.
И рассказал о задержании контрабанды на участке Тересва — Тячев.
«Обстановка действительно сложная, — думал Винокуров, слушая рассказ Чащина. — Гораздо сложнее, чем предполагалось. И все это вместе с тем чертовски интересно. Здесь скучать не придется».
К концу их беседы в дверь постучали.
— Это, наверное, пришел Балог, — встал Чащин. — Я вас сейчас с ним познакомлю. Весьма любопытный человек.
Увидев у Чащина незнакомого майора, Николай в нерешительности остановился. Александр Лукич поспешил юноше на выручку. Он пригласил его пройти к столу, предложил стул.
— Вы нам не помешали. Познакомьтесь, это мой заместитель, Иван Алексеевич. А теперь расскажите, что вас привело ко мне.
— Я, может, не вовремя, — начал Балог извиняющимся тоном.
— Нет, нет. Рассказывайте. По вашему лицу, вижу, у вас какая-то неприятность.
— Скорее больше у Тони, чем у меня, — оживился пришедший. И он рассказал все, что услышал от своей девушки.
Когда закончил, воцарилось минутное молчание. Чащин тер свою переносицу и о чем-то сосредоточенно думал. Наконец он проговорил:
— Опять этот Василий Зубан… Весьма интересное сообщение! — поднял он наконец глаза на Балога. — Но пока особого беспокойства проявлять не следует. Успокойте Тоню. Этим субъектом уже занимаются. До свидания! — И он крепко пожал Николаю Петровичу руку.
После ухода Балога подполковник прокомментировал:
— Николай Петрович хорошо владеет венгерским и румынским языками, не говоря уж о местном диалекте. В партизанском отряде проявил отвагу и боевую смекалку. Из него получился бы неплохой оперативник. Но пока он нам и так хорошо помогает. Нам по штату переводчика не положено, так вот он на общественных началах и работает. А на вас какое произвел впечатление этот молодой человек?
— Благоприятное, — ответил Винокуров и, помедлив немного, в свою очередь спросил: — Скажите, чем, по-вашему, объясняется столь странное поведение этого Василия Зубана?
— Ага, заинтересовались, — обрадованно заулыбался Александр Лукич. — Тогда я велю принести дело об ограблении вагона с оружием. — И он тут же позвонил дежурному.
— Видите ли, — продолжил он, — Василий Зубан наш старый знакомый. Я, правда, с ним так и не встретился. Обстоятельства не позволили. Ну да ладно, все это еще впереди… — Чащин многозначительно подмигнул: — Еще увидимся. — Он помедлил, вспоминая что-то, и продолжил: — А дело было так. В один из свободных вечеров известный вам обходчик Пилип на станции Тячев зашел в корчму. Взял пива и сел за столик. В корчме было мало народу. Пилип всех присутствующих знал, кроме двух парней, которые сидели за соседним столиком и усиленно спаивали солдата. Прислушался. Из их разговора стало ясно, что солдат — один из сопровождающих вагон с оружием, следующий из Австрии в управление тыла Красной Армии. Его собутыльники пытались узнать, где стоит этот вагон. Вскоре солдат окончательно опьянел и заплетающимся языком попросил проводить его до тупика. Пилип немедленно дал нам знать. Ночью на вагон был совершен вооруженный налет. Между бандитами и нашей засадой завязалась перестрелка. Мы тогда троих задержали, остальные скрылись. Среди задержанных оказались Василий Зубан, Станислав Осадчий и Юрий Гецей. На предварительном допросе выяснилось, что двое первых и спаивали солдата. В ту ночь они бежали. Гецей не мог этого сделать, так как содержался под арестом отдельно, а то бы и он ушел. К тому у него были большие причины. Он оказался агентом зарубежной разведки. Короче говоря, фашистский выкормыш.
— Как же удалось бежать тем двоим?
— Погода подвела. Мы не учли местных условий. Стихийное бедствие. В те дни прошли ливневые дожди. В Тису с гор хлынули небывалые потоки воды, и река, выйдя из берегов, затопила многие населенные пункты. Сильным напором воды была размыта часть стены арестантского помещения. Ну, тут они и воспользовались… Теперь вам понятно поведение отчима невесты Балога и наш повышенный к нему интерес?
— А этот шпион? Какова его судьба?
— Гецея? А это сложный тип. Он рассказал нам о годах учебы в мюнхенской диверсионной школе, где имел кличку Птаха, передал кое-какие данные о банде Стефана Хустовца, к которой примкнул перед окончанием войны. Следствие еще ведется. И чем больше находят, тем колоритнее по своей мерзости вырисовывается эта фигура фашистского приспешника.
Вошел дежурный офицер, молча положил на стол коричневую папку и, не проронив ни слова, удалился. Чащин подал ее Винокурову.
— Вот вам, Иван Алексеевич, переписка об ограблении вагона. Познакомьтесь. Одновременно учтите дело о контрабандистах и вместе со старшим лейтенантом Зуевым составьте план следствия. Привлеките к этой работе капитана Свирина. — Он хитровато прищурился. — Не слишком ли много я вас нагружаю, не дав как следует освоиться на новом месте? — И, не дожидаясь ответа, заключил:. — В помощь вам даю переводчика…
— Нагрузка самая подходящая, — ответил Винокуров, — осваиваться лучше в ходе работы. Только прошу, коротко расскажите мне о Зуеве, Свирине и Пивне. Мне это крайне необходимо. Хотелось бы иметь представление и об остальных сотрудниках, но, понимаю, не все за один присест.
— Законная, уместная просьба, — раздумчиво заметил подполковник. — Ну что ж, начну с Зуева. Секретарь парторганизации. Один из ближайших моих помощников. До войны работал судовым механиком, с 1941 года вместе с отцом начал службу в Пинской флотилии. Был ранен. В конце войны перешел на работу в МГБ. На мой взгляд, излишне горяч. Но этот недостаток покрывают его достоинства: принципиален, обладает сильной волей, в бою бесстрашен, к друзьям объективен и чуток. Не терпит косности и рутины.
Под стать ему и капитан Свирин. Когда-то был техником-строителем: До войны добровольно пришел в милицию. В отличие от Зуева — более сдержан. И о Пивне. Он из местных, закарпатских. Знает венгерский язык, хорошо им владеет. Товарищи его уважают за сметливость, деловитость и веселый нрав. Вот интересный факт из его биографии. В войну он жил в Закарпатье. В самый ее разгар его призвали в венгерскую армию. Но он не стал защищать диктатуру Хорти и где-то под Воронежем с оружием перешел на нашу сторону, умудрившись притащить с собой «языка». Позже он воевал в чехословацкой армии генерала Свободы. Закончил войну на Дуклинском перевале Карпат.