Дальнейший допрос Притулы проходил в кабинете начальника заставы.
— Вы были уверены, что Зубан берет лодку на время? — спросил Чащин.
— Само собой, а то отказал бы. Какой из меня охотник без лодки?
— Откуда в вашем мешке оказались деньги, которые обнаружил лейтенант Домась?
— Забыл оставить дома.
— Опасная забывчивость. Деньги во время своего промысла вы могли бы потерять. Что-то тут не так. Отвечайте и помните, что от ответа будет зависеть ваша дальнейшая судьба.
— Эти деньги оставил мне Петр… в залог… за лодку…
— Опять вы говорите неправду. На эту сумму можно приобрести две такие лодки, как у вас. Отсюда вытекает, что Зубан поделился с вами своими планами побега и купил не только лодку, но и ваше молчание. Не так ли?
— Нет, нет, пан начальник! Он ничего не говорил мне о своих планах. Поверьте, что это так…
— Поверил бы, но не вижу к тому оснований. А с какой целью приходила к вам вчера Каталина Зубан?
Притула мял в руках шляпу, молчал.
Чащин повторил вопрос, но ответа не получил. Тогда он решил продолжить допрос у себя в отделе.
Притулу Чащин посадил в свою машину. По дороге он изредка поглядывал на его морщинистое лицо и думал. Что заставило Зубана пустить себе пулю в лоб? На этот вопрос Притула, хотя он и был с ним на короткой ноге, ответить не сможет. Не прояснит дело и Каталина. Хотя на всякий случай допросить их надо… Он вспомнил о взорванном в сорок четвертом году тоннеле в Карпатах и вдруг поймал себя на мысли, что между этим событием и содержанием тайника Зубана должна быть какая-то связь. Итак, треугольник: Резник — Зубан — Притула. Письмо Резника Зубану с требованием распаковать свои запасы. Найденный в тайнике у Зубана план-схема, по которому можно найти склад с оружием. Об этом говорит слово «мелинит» — взрывчатка. Возможно, Резник представляет в данный момент центр, Зубан — один из руководителей группы. Если так, то Притула, он взглянул мельком на своего пассажира, несомненно, член его банды. Это ниточка, за которую можно размотать весь клубок.
Глава VIIIПРИТУЛА И КРАМЕР
На другое утро Чащин позвонил Винокурову и сообщил, что у него поднялась температура и что он плохо себя чувствует.
— Наверно, простыл на Тисе. Принимайте отдел на себя, — он передохнул. — Я вас прошу, — через секунду продолжал он медленно, — просмотрите все бумаги, взятые из дома Зубана. Привлеките к этому делу переводчика Балога. О наиболее интересном доложите…
С первых дней пребывания в Закарпатье майор Винокуров настолько погрузился в работу, что не мог выбрать время послать своей жене письмо. Он только сообщил в коротенькой телеграмме о благополучном прибытии, и все. «Сегодня отодвину все дела в сторону и напишу», — решил Иван Алексеевич. И вот обстоятельства круто изменились. Сразу свалилась масса неотложных дел. За что браться сначала и что отложить на завтра? «Постой, Иван, не торопись, — остановил он себя. — Сперва надо разобраться, что не терпит отлагательства». Дело о контрабанде майор решил передать капитану Свирину, а самому заняться поисками связей Петра Зубана. Судя по мнению Чащина и немногим фактам, которыми располагал отдел, Зубан являлся одним из руководителей банды Хустовца, а это на сегодняшний день самое главное дело. Иван Алексеевич поднял телефонную трубку и попросил дежурного вызвать к нему переводчика Балога.
Пока Винокуров разбирал стол от лишних бумаг, в дверь постучали, и на пороге появился Николай Петрович.
— Вы меня вызывали? — учтиво спросил он.
— Пожалуйста, проходите. — Винокуров взял из сейфа папку и передал ее Балогу. — Как можно скорее переведите все ее содержимое. Постарайтесь не упустить ни одной мелочи. Располагайтесь за моим столом, а я пойду в кабинет подполковника. Если кто мне будет звонить, то переключите на меня.
Прочитав на папке: «Документы, изъятые из тайника П. Т. Зубана», Балог вопросительно посмотрел на майора. Тот, поняв вопрос, кивнул головой:
— Да, да, это родной брат отчима вашей невесты.
Балог взял из стаканчика хорошо отточенный карандаш, из папки — чистый лист бумаги и приступил к работе. Винокуров тихонько вышел. Войдя в кабинет Чащина, он тут же приказал привести к нему задержанного Зосиму Притулу.
Старик нерешительно переступил порог, снял потрепанную шляпу и осторожно присел на край предложенного ему стула. С момента задержания он немного сдал: глаза его ввалились и потускнели, лицо отекло, вены на висках вздулись, руки дрожали.
— Итак, гражданин Притула, у вас было достаточно времени, чтобы вспомнить, зачем приходила к вам сестра Петра Зубана. Что привело Каталину в ваш дом? — Винокуров внимательно разглядывал старика.
Притула откашлялся, потер заросший подбородок и, взглянув исподлобья, хрипло ответил:
— К жинке моей приходила Каталина. А зачем, не ведаю. У них свои, бабьи, дела…
— На предварительном допросе вы что-то ничего не говорили о бабьих делах! Не успели сочинить небылицу. Человек вы немолодой, а петляете, как заяц. Несолидно! Подумайте над этим. А сейчас, раз вы не готовы к ответу, возвращайтесь в камеру.
— Нет, нет… — неожиданно встрепенулся старик, захлебываясь словами от волнения. — Выслушайте меня, пан офицер, сейчас. Прошу вас. Я уже уразумел, что брехать дальше, как у Тисы, не можно. Чую, от дальнейшей брехни проку не будет, и хоть прискорбно сечь себя, но своя рука легче, чем чужая. Думаю, что правда, которую я поведаю вам сейчас, зачтется. Въяве дело обстояло так…
И Притула рассказал. Из сбивчивого и торопливого его бормотания вырисовывалось, что с Петром Зубаном судьба свела его еще до установления в Закарпатье режима Хорти, когда оба они служили в одной из ватажек сечевиков. А потом жизненные пути их разошлись.
— Я почел более не встречаться с этим изувером. Но судьба нас вновь свела перед вступлением к нам ваших войск. Петро пришел и потребовал, чтобы я тайно переправил через Тису кое-кого из его дружков. — Притула настороженно посмотрел на майора, проверяя, как тот воспринимает его повествование. Тот внимательно слушал.
— Не соглашался я работать на него, — продолжил Зосима. — Осточертела война, политика. Но он пригрозил, и мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Я знаю, на что способен был Зубан. — Притула понизил голос почти до шепота и доверительно, как великую тайну, сообщил: — Он жену свою убил, когда она ему нелюбой стала. Вздумалось ему покатать ее на релях-качелях в горах. Под деревом был крутой обрыв. Раскачал он ее, сучок под ней хрустнул, и она мигом разбилась о камни. Потом болтали всякое. Но только ему смертоубийство не доказали, и он сухим вышел из воды. Вот он какой. После того как установились Советы, Петро как в воду сгинул. Тилько рано я порадовался. Опять выплыл, как черт из рукомойника. Неделю назад вызвал меня во двор и потребовал переправить его через Тису. Я отказывался, мол, с прошлым покончено. При новой власти хочу жить честно. А он, как сатана, осклабился: «Честно, — говорит, — а за прошлое к эмгебистам не хочешь?» Я тогда его припугнуть решил, мол, потяну и тебя за собой. Он смекнул и сменил тон: пообещал хорошо заплатить. «Ты, — говорит, — только укажи мне место и предоставь лодку, остальное сам сделаю. Завтра зашлю Каталину, и ты ей все обскажешь». Ну, а что было потом, вы, пан начальник, сами знаете.
Винокуров понимал, что Притула многое не договаривает, старается обелить себя. Доверять ему полностью нельзя.
— Насколько я понял, — продолжил он беседу, — Зубан был с вами откровенен. Не называл ли он кого-нибудь из сообщников? — Майор был уверен, что старик не назовет никого, но задал этот вопрос на всякий случай.
Старик беззвучно пошевелил тонкими губами, седые мохнатые брови его сошлись над переносицей. Всем своим видом он старался показать, что силится вспомнить. Наконец отрицательно мотнул головой:
— Вроде бы никого не называл. — Майор заметил, как после этих слов старик испытующе зыркнул на него глазом, затем помялся и добавил: — Хотя, постойте, дай бог памяти, Петро упоминал какого-то лесоруба, но имя его не называл.
Теперь майор окончательно утвердился во мнении, что Притула не до конца правдив. «А не для отвода ли глаз он кивнул на безликого лесоруба? Посмотрим, что расскажет нам Каталина».
Майор встал из-за стола и прошелся около Притулы.
— А кто такой Резник Андрей? — как бы невзначай бросил он.
— Первый раз слышу это имя… — заторопился Зосима. — Готов на кресте поклясться, пан начальник. Чего не знаю, того не знаю…
«Определенно лжет, — подвел черту Винокуров. — Сколько лет якшается с Зубаном, а его родственников, видите ли, до сих пор не узнал». На этом он решил прервать допрос и вызвал дежурного. Арестованного увели. Посидел с минуту один, затем встал и пошел посмотреть, как идут дела у Балога.
Склонясь над столом, Николай Петрович переводил один документ за другим. На его открытом загорелом лице появилась брезгливая гримаса. Когда вошел Винокуров, он устало откинулся на спинку кресла и вяло улыбнулся.
— Удивляюсь. Зачем этот мерзавец хранил все документы, изобличающие его в прошлой преступной деятельности? Вы посмотрите, — Балог пододвинул несколько исписанных листиков майору. — Здесь и террористические акции против коммунистов и инакомыслящих, и подлая деятельность его в качестве жандармского шпиона у фашистов.
— Видно, крепко верил в возврат фашистских порядков, — ответил Винокуров и кивнул на папку, — а с таким послужным списком надеялся получить хорошо оплачиваемое место. Однако, Николай Петрович, все это относится к прошлому. Нас сейчас интересует сегодняшний день. Не встречались ли вам какие имена, фамилии?
Пожав плечами, переводчик отрицательно качнул головой.
— К сожалению, ничего подобного не было. Впрочем, я далеко не все просмотрел. Обратите внимание на этот замысловатый документик. — Он протянул схему, о которой майору и подполковнику Чащину докладывал на днях Зуев.
— Это я видел, — Винокуров взял схему. — Здесь вызывает сомнение одно слово, которое написано рядом с цифрами «27» и «44», — и указал на него Балогу.