— Мелинит, — уверенно прочел переводчик.
— Мелинит или менингит? — переспросил майор.
— Мелинит, и ничего больше, — в голосе Балога прозвучала обида.
— Хорошо, хорошо, Николай Петрович, — поспешил успокоить его Винокуров. — В нашем деле перепроверка, как вы знаете, очень важна. Так что не обижайтесь, пожалуйста. Я заберу у вас этот ребус и попытаюсь решить его. А вы продолжайте «раскопки». Если попадется что-либо важное, дайте мне знать.
Балог молча кивнул, и майор вышел. Он вернулся в кабинет начальника отдела и развернул листочек со схемой.
В это время капитан Свирин занимался расследованием дела с контрабандой. После продолжительных бесед с железнодорожниками, он, утомленный, прошелся за поселок и углубился в небольшой парк. Забрался на обломок скалы, возвышающейся над руинами старого замка, раскинул плащ и решил немного отдохнуть. Такие короткие мгновения отключения были необходимы ему после утомительной работы. Он залюбовался багряным заревом сползающего за горизонт солнца. Вдруг слух его уловил шум от падения камня и вслед за этим — ворчливую брань. Капитан оглянулся и увидел в нескольких шагах от себя мужчину, который, видимо, только что вылез со стороны обрыва. Он отряхнулся и, сорвав пук травы, стал вытирать им сапоги от налипшей глины. Что-то в движениях этого человека показалось Свирину знакомым, и он стал его разглядывать более внимательно. Позиция у капитана оказалась удобной. От постороннего взгляда его надежно укрывали кусты, сам же он видел все как на ладони. Когда незнакомец выпрямился, чтобы уйти, Свирин узнал в нем бывшего корчмаря Станислава Крамера из Дрогобыча. В конце 1939 года он был арестован за отравление двух красноармейцев, а Свирин участвовал в следствии по этому делу. «Как он избежал возмездия? Что делает здесь?» — мелькнуло у капитана в голове, и он был готов кинуться и задержать преступника, но что-то остановило его. Он решил понаблюдать.
Тем временем Крамер воровски огляделся и, раскурив трубку, пошел в сторону поселка. Станислав пристрастился к ней в последнее время, находясь в схроне у Хустовца. Трубка скрадывала время, душевное одиночество, успокаивала нервы. Он спустился на ближайшую тропу. Проходя мимо бука, стоящего на отшибе, наклонился к нему и, чуть задержавшись, зашагал дальше. Свирин выждал немного, затем сфотографировал место появления Крамера, схватил плащ и последовал за ним. Проходя мимо бука, он увидел метку, оставленную бывшим корчмарем. Рассматривать ее у него не было времени. Станислав подходил к людному перекрестку и мог потеряться на людной улице. Шел он уверенно, чувствовалось, что здесь не новичок. Остановился возле небольшого дома с резным крылечком, огляделся и шмыгнул в открытую дверь. Дом этот капитан Свирин знал хорошо. Он принадлежал теперь уже покойному Петру Зубану.
Глава IXЛЮБОПЫТНОЕ СОВПАДЕНИЕ
Трое суток подполковник Чащин находился на постельном режиме. «С ангиной не шутят. Опасайтесь осложнений», — безапелляционно заявил ему рано полысевший, сравнительно молодой врач с чеховской бородкой. Никакие ссылки на уйму неотложных дел не помогли. Доктор настоял на домашнем режиме, взяв с больного честное слово, что тот будет строго выполнять все предписания. Не успел он уйти, как затрещал телефон. Звонил сослуживец Чащина из управления. Он дал понять, что начальство недовольно медленным расследованием по делу братьев Зубанов. После этого разговора Александр Лукич задумался. Ход его мыслей был примерно такой: конечно, в верхах беспокоятся за успех предстоящей операции. Не менее их, даже более, переживал и он, но пока в этом направлении сделана очень мало. От людей, засланных в предполагаемые места сбора главарей банд, Чащин пока ничего существенного не получил. Хорошо раскрученная операция по поимке Петра Зубана оборвалась так непредвиденно. Зачем ему понадобилось пускать себе пулю в лоб? Побоялся попасть к нам в руки?..
Подполковник встал с постели и в тапочках прошелся по квартире. Он заглянул на кухню, в ванную комнату — нет ли дома жены. Больше всего он боялся ее взгляда и тихих упреков. Она была сейчас полпредом медицины в его доме и не шла ни на какие компромиссы.
Убедившись, что супруги нет, он подошел к телефону и вызвал к себе Винокурова. В ожидании его прихода подошел к столу, проглотил все положенные ему в это время лекарства, укутал платком горло и нетерпеливо зашагал по комнате. Его глубоко запавшие глаза горели лихорадочным блеском, лицо осунулось, побледнело, но было, как всегда, выбрито до синевы.
Увидев шагающего по ковру коллегу, пришедший Иван Алексеевич невольно воскликнул:
— Александр Лукич, вы зачем встали? Вам нужно лежать и лежать!
Но Чащин прервал его:
— Ничего. Я почти здоров. Это лечащий врач немного перестраховывается. Однако держитесь от меня пока на расстоянии, — и, передохнув, продолжал: — Одно меня удивляет: где я умудрился подхватить эту ангину? Всю войну ничего подобного не было. А тут, в мирное время, и на тебе… Впрочем, все это к делу не относится. Пока нет жены, мне нужно с вами поговорить. Как у вас дела со схемой Зубана?
— Дальше слова «мелинит» не двинулось, — горестно заметил Винокуров.
Они прошли и сели к письменному столу.
— Дело о контрабанде я передал капитану Свирину, — продолжил майор, — и считаю целесообразным выделить его в отдельное производство. Вчера Свирин должен был вернуться из Веряцев, но что-то задержало его. Он поехал, чтобы как-то устроить этого мальчишку Габора. Пока беспризорный остался малец. Я попросил зайти в сельский Совет, обратиться к руководству станции, ведь тетя-то его работает на железной дороге… В общем, нужно все это поразведать…
— Сегодня звонили из управления, — тихо проговорил Чащин, — торопят с поимкой скрывшихся бандеровцев. Вы помните, я вам рассказывал о попытке ограбления вагона с оружием? Так вот, расследование надо ускорить. — Подполковник мельком взглянул на своего зама; тот сидел, наклонив голову, внимательно слушал. — В моем сейфе возьмите папку с материалами на Станислава Осадчего и Зубана Василия, бежавших тогда. Внимательно ознакомьтесь. Затем хотелось бы, чтобы вы встретились с невестой Балога Тоней и попросили рассказать ее об отчиме, а к ее матери пошлите Зуева. Это позволит вам глубже вникнуть в суть дела и наметить дальнейшие меры.
Винокуров встал.
— Я все понял, Александр Лукич. Сегодня же займусь этими делами. — Он щелкнул каблуками и повернулся к выходу.
Чащин улыбнулся ему вслед, и вдруг услышал, что вернулась хозяйка дома. Еще из прихожей послышался ее мягкий, приятный голос.
— Как чувствует себя мой больной? Хорошо ли ведет себя?
Мужчины смущенно переглянулись. В следующий момент в комнату вошла невысокая стройная шатенка с овальным лицом и черными как смоль глазами. Густые волнистые волосы ее были заплетены в косу и уложены на затылке. Клавдия Михайловна извинилась перед гостем и осуждающе заметила мужу:
— Ну что мне с тобой делать? Опять ты на ногах и, кажется, занимаешься делами?
— Вот и нет, дорогая, — Александр Лукич подошел к супруге и обнял ее за плечи. — Зашел Иван Алексеевич навестить меня, справиться о здоровье. — Винокуров увидел, как ему подмигнул Чащин и сделал еще более скорбный вид. — Ты пришла очень кстати, — продолжал Чащин. — Другого момента для знакомства я бы и не нашел.
Подавая гостю узкую, с длинными пальцами пианистки руку, хозяйка дома приветливо улыбнулась.
— Меня зовут Клава, — просто сказала она. — Очень приятно, что вы к нам заглянули. Все-таки жене надо знать, с кем работает ее муж. А раз у нас гость, то прошу пройти к столу. Мы как раз собираемся ужинать.
Винокуров решил отказаться, но Клавдия Михайловна мягко, но властно приказала:
— У подполковника-мужа жена — генерал. Поэтому прошу старших слушаться. — Она весело взглянула на Винокурова. — Никуда ваши дела не денутся. А уйдете, осержусь! — И вышла на кухню.
Александр Лукич развел беспомощно руками: мол, ничего не поделаешь. Придется остаться. И пригласил гостя в зал.
Когда уселись за столом, покрытым голубой льняной скатертью, Клавдия Михайловна взглянула на Винокурова.
— Что вас, Иван Алексеевич, привело в наши края и почему вы приехали без семьи? — поинтересовалась, раскладывая по тарелкам салат.
— Семью пока не взял из-за детей. Неудобно было их срывать под конец учебного года.
— У вас есть определенное сходство с моим благоверным, — заметила женщина. — Для него служебный долг превыше всего, а семья всегда чуть ли не на последнем месте.
— Не совсем так, — возразил Александр Лукич, с удовольствием отхлебывая из чашки ароматный чай. — Служба, конечно, на первом месте, это ты права, но с интересами семьи я считаюсь. Как у меня получается, не мне судить.
— Вот именно, дорогой, — улыбнулась супруга, — не потому ли ты и сейчас думаешь, как бы тебе, несмотря на болезнь, удрать в отдел? Кто-кто, а я-то изучила тебя.
Чащин рассмеялся открыто и звонко. Его всегда умиляла прозорливость жены.
— Критикнула ты меня основательно, придется исправляться, — проговорил он и, взглянув на Винокурова, добавил: — Не скучно ли нашему гостю слушать, как мы с тобой препираемся?
— Что вы, — успокоил их Иван Алексеевич, — мне чрезвычайно интересно побывать в кругу семьи. Я вам очень благодарен, Клавдия Михайловна, что вы меня оставили. Действительно, в нашем деле должна быть хоть минутная разрядка. А то зачерствеем. Я очень тоскую по своим. Не дождусь, когда они приедут.
— Я думаю, это можно уладить, — серьезно заметил Чащин. — Мы с Клавой и сынишкой первые недели жили в одном из кабинетов отдела. Но когда это было! Сейчас положение улучшилось. У нас скоро появятся квартиры, и тогда можно вызвать семью.
После ужина хозяйка занялась уборкой, а мужчины прошли в комнату, похожую на гостиную. Два полукруглых окна были занавешены накрахмаленными тюлевыми занавесками, в простенке между ними стояло пианино, а у противоположной стены — диван, обтянутый красным бархатом. Нашлось здесь место и для высокого трюмо в потемневшей от времени деревянной оправе, трехногому круглому столику, около которого стояли зачехленные кресла. Одно из них Чащин предложил Винокурову, а в другое повалился сам. Болезнь все же давала знать, хоть он и бодрился. Хозяин предложил гостю сигареты, закурил сам, но тут же положил окурок в пепельницу.