— Пойдем в хату, там и поговорим.
— Не стоит. Зачем забиваться в духоту? На вольном воздухе лучше. Давайте присядем, хотя бы здесь, — он указал на вросшую в землю деревянную скамеечку.
Присели. Старший лейтенант решил представиться по всей форме: он назвал свою фамилию, вынул служебное удостоверение. Но она отвела его руку.
— Не письменная я, сынок.
Он с пониманием глянул на старушку и решил время даром не тратить, приступить сразу к существу вопроса.
— Прибыл я к вам, Анна Любомировна, вот зачем, — начал он. — Мне нужно знать подробности вашего разговора с человеком, известившим вас о смерти Василия Зубана. Помните? Откуда и кто он?
Старушка вытерла о передник узловатые руки, осенила себя крестом и досадливо проворчала:
— Я давно выкинула из головы Василя, не стоит он того, чтобы вспоминать о нем. А человека, вернувшего табакерку, как и вас, не знаю. — Она помолчала, пожевала губами, нехотя добавила: — Говорил он, будто служит в Бодокской сельраде. За табашницу скажу так: я отдала ее дочери. Зачем она мне? Посуди сам.
— А что вы скажете о наружности этого человека?
— Приходил-то который? — переспросила старушка. — Помнится он мне длинноногим, как аист. Узкоспиный. С виду услужливый. А еще запал мне в голову его кадык. Во, — сжала она в кулак свою сухонькую руку.
Зуев все это старательно записал в своем блокноте. Затем расспросил, как она живет. Не надо ли чего.
— Нет, милай. У меня все есть. Дочка, слава богу, навещает. Все есть.
…Во второй половине дня Зуев был в селе Бодок. В сельсовете он установил личность доставщика «табашницы» Василия Зубана. Им оказался бывший письмоводитель Павел Фабрици, недавно уволенный со службы. Старший лейтенант попросил найти его и привести в сельсовет.
Нашли его быстро. Через полчаса перед Зуевым стоял пожилой костлявый человек с большим кадыком, выпирающим из-под воротника замызганного солдатского кителя. В его агатовых глазах поблескивали лукавые искорки.
Дело в том, что Павел только утром вернулся из куреня Хустовца. Чайку он доставил в самом лучшем виде. Повидался с Дрыном, который хитро подмигнул ему и, не говоря ни слова, ушел на задание. Фабрици потолкался еще немного среди своих. Но вскоре пришел неизвестный ему хохол и сказал, чтобы он шел обратно домой и ждал указаний. Он, дай бог ноги, тут же убрался восвояси. Настроение у него было хорошее: был в пекле и остался цел и невредим. Главное, ни на какое дело не мобилизовали. Дома его ожидал еще один приятный сюрприз: жена уехала в соседнюю деревню к своей родной сестре и наказала соседке, если он вернется, передать, что ключ от хаты в условленном месте.
Только Фабрици расположился на заслуженный, как он считал, отдых, как пришла девочка из сельсовета.
— Иди, тебя кличут, — визгливо крикнула она через окошко.
— Чего им надо? — обозлился он. — Отдохнуть не дают.
— Не знаю, — неуверенно ответила она. — Можа, опять на работу тебя наймут, — и убежала.
— На работу? Сумлительно, — проворчал он, но собрался и пошел. Настроение у него все же было хорошее.
Но по мере разговора с Зуевым оно понемногу портилось.
— Ваше имя и национальность?
— Дык селяне нарекли меня Сверчком, а фактично я — Павло Фабрици, русин. В прошлом откатчик Чинадиевского лесозавода, — последнее он ввернул с особым удовольствием. На всякий случай. Работая в сельсовете, он усвоил кое-какие «права и обязанности граждан» и знал, что выдать себя лишний раз за рабочего человека при новой власти никогда нелишне.
Он также подметил, что на собеседника это подействовало в положительную сторону, и еще больше приободрился. Панический страх и неуверенность в себе, которые вселились в него после посещения Станислава Крамера, давно прошли, и он опять был прежним, хитрым и коварным Фабрици.
Старший лейтенант аккуратно записал его ответы в блокнотик и опять поднял на него глаза. Его удивило необычайное спокойствие этого человека в разговоре с ним, даже некоторая нагловатая развязность, но последнее он отнес к личным качествам допрашиваемого. Он поинтересовался его жизнью при режиме Хорти.
Фабрици не моргнув назвался антифашистом.
— Я дуже предан Радяньской владе, — выпалил он, прямо глядя в глаза Зуеву. Дальше он с увлечением стал описывать, как боролся с хортистами. Чем больше слушал его Зуев, тем больше убеждался, что весь этот рассказ он сочинил экспромтом. В нем не было ни фактов, ни фамилий, ни имен. Стало ясно, что Павел лжет.
— Хорошо, — прервал его Зуев, поглядывая на здоровый кадык собеседника. — А что вы скажете насчет ваших махинаций во время работы в сельсовете?
Фабрици смутился, но только на мгновение. Он тут же принялся утверждать, что стал жертвой клеветы врагов, которых нажил во время работы в Совете. Но опять-таки не назвал ни одной фамилии.
Зуев попросил его указать тех, кто мог бы подтвердить его антифашистскую деятельность. Тогда Фабрици не мигнув назвал Зубана.
— Их два брата, — уточнил оперработник. — Какой из них?
— Василий.
— Это тот Василий, который утонул в Тисе?
— Ваша правда, — подтвердил Павел и тут же осекся. Он запоздало понял, что выболтал лишнее.
Будто не видя замешательства собеседника, Зуев предложил ему рассказать, при каких обстоятельствах он получил портсигар от Зубана.
— Дык с чего начинать? Кто и что вас интересует?
— Начинайте сначала. И только правду.
Фабрици внимательно посмотрел на оперативника и решил, чтобы скорее отвязаться от него, выложить ему пару малозначимых фактов из своей многобурной биографии. Прикинул и рассказал о Василии Зубане, с которым был знаком еще с довоенных времен. Однажды весной сорок второго года они встретились случайно на станции Берегово, разговорились. Тут к ним подошел хортистский жандарм:
— Кончай чесать языком, свинячий сечевик, — напустился он на Фабрици, схватил его за рукав и потащил за собой. Тогда за него вступился Зубан:
— Вы ошиблись, господин жандарм, — заметил он учтиво, — я знаю точно, что сей человек до сечевиков не надлежит и готов присягнуть за это под распятием Христа. Оставьте его в покое.
— А ты кто такой, что мне указывать? — гаркнул на него жандарм.
— Я брат фронтовика Петра Зубана, — ответил заступник, — а кто он такой, спросите своего начальника.
Жандарм тотчас же отпустил рукав Фабрици, взял под козырек и затерялся в толпе.
Другая встреча состоялась, когда Фабрици работал в сельском Совете. Вызвав его в садик, Василь доверительно сообщил, что МГБ ведет под него подкоп и поэтому он должен где-то затеряться.
— Ты сейчас у власти, тебе виднее, что для того надо сделать, — заключил он. — Помнишь, как я выручил тебя? Теперь настал твой черед. Помогай! Не то я кинусь в Тису, и ты ответишь перед богом!
Тогда Фабрици принялся отговаривать его:
— Не дури, Василь. На днях мы захоронили на сельском погосте одного безымянного утопшего. Он был синий и пухлый, як барабан глашатая, бррр… я до си без дрогу не могу вспомнить о нем!
Зубан вдруг оживился и выпалил:
— Слухай сюда, Павло! Подай моей жинке весть, что утонул-то я, а не тот безвестный. А чтобы она уверовала в это, верни мою табакерку. То ее подарок. В бумагах об утопшем укажи мою фамилию, а мне дай справку на иншее имя, и дело с концом. Тогда никакое МГБ не достанет меня. Чуешь?
Фабрици помялся немного. Ему не хотелось лезть в эту кашу, но делать нечего — друг! И он ответил:
— Так и быть, то я можу.
Зубан сунул ему в руки именной портсигар, вытащил из кармана бутылку палинки и пошутил:
— Ну, а теперь выпьем за мое життя в царстве господнем.
Они выпили, и спустя час-другой в руках просителя зашелестела справка о том, что он является жителем села Липчи Тибором Берешем.
Дослушав до конца эту историю, старший лейтенант поинтересовался:
— А кого из родственников или знакомых Зубана — Береша вы знаете?
Фабрици обозлился. Он думал, что эмгебист успокоится, услышав от него такие признания, а он разошелся. Больше он решил ничего не говорить. Поэтому отрывисто бросил:
— Откуда мне знать их, коли мы с Василием жили в разных местах, в большом удалении друг от друга?
Зуев недоверчиво посмотрел на него и задал очередной вопрос:
— Когда и где вы встречались в последний раз с Зубаном?
— После истории с портсигаром я утратил след Василия, и где он зараз пребывает — не знаю.
«Быть этого не может!» — подумал Зуев. Он предложил Фабрици записать свои истории, пододвинул ему карандаш и бумагу.
Глава XIIКАТАЛИНА
Вернувшись в отдел, Винокуров прошел в кабинет Чащина и, увидев его хозяина на месте, удивленно спросил:
— Вы уже вышли? Как ваше самочувствие?
— Спасибо. Вхожу в норму. Прошу садиться.
Они поздоровались. Чащин досадливо бросил очки на зубановскую схему, рядом с которой лежали фотоснимки места обнаружения Крамера.
— Попытался Свирин выяснить кое-что у Каталины, но она категорически отказалась отвечать на его вопросы и потребовала прокурора.
— Это еще зачем? — недоуменно пожал плечами Винокуров.
— Каталина обеспокоена судьбой племянника Табора. Ей, видите ли, кажется, что он тоже нами задержан. Вызывали прокурора, разъяснили, увещевали, а она одно: «Дайте мне свидание с племянником!» А дело не ждет.
— В какой-то мере она права, конечно. Но ее предположение насчет мальчугана абсурдно до смешного.
— Вот такая ситуация. Ну, а вы что наездили, Иван Алексеевич?
— Василий Зубан скрывается под именем жителя села Липчи Тибора Береша, — ответил Винокуров. И дальше он рассказал все, что узнал от Антонины Данченко и начальника Береговского отдела МГБ. — Я думаю послать в Липчу кого-нибудь из оперработников, чтобы уточнить, насколько верны мои сведения. — Он вопросительно взглянул на подполковника.
— В Липчу посылать никого не будем, — произнес тот, — так как Зубана там нет. Он проживает совсем в другом месте, — и опять замолчал.