В это время один из солдат, оставшийся наверху, подал сигнал опасности. Свирин и Пивень спрятались за ближайший куст. Время тянулось томительно долго. У Пивня затекли ноги, и он лег на зеленый плюшевый ковер мха. Вскоре к краю впадины подошел их солдат и сделал рукой знак: ложная тревога. Он спустился вниз и рассказал, что мимо прошли двое. Свирин приказал ему принести миноискатель и дальше продолжать наблюдение.
— Выходит, стоим над тайником. Осталось только найти в него ход или лаз. — Пивень весело хмыкнул.
Принесли миноискатель. Свирин прошелся с ним около каждого булыжника, куста. Лейтенант следовал за ним неотступно. Затем он прошел немного правее.
— Товарищ капитан, — остановился он, внимательно разглядывая булыжники, — посмотрите. Вот эти камешки кто-то трогал. На всех мох есть, а они чистенькие. А вот и следы, может, их оставил Осадчий?
Они стали растаскивать камни и вскоре обнаружили вход. Работа пошла веселее. Расчистив лаз, заглянули внутрь. Запахло пылью и мышами.
— Старинное захоронение, — отметил Свирин.
— Просто бывший склеп. Проломили дырку, вот и все. Разрешите. — И не успел Свирин глазом моргнуть, как Пивень исчез в подземелье. Свирин устремился за ним.
В склепе было сухо и темно. Засветили фонарики. Пройдя несколько шагов, капитан увидел впереди бегающий луч света.
— Борис Павлович, — услышал он голос Остапа, — идите сюда. Вот, смотрите. Прямо как в сказке. Клад на месте, только нет на нем традиционной кобры и рядом ни одного черепа. — Он осветил четыре поставленных друг на друга ящика. Рядом — кованный железом сундук. Замка на нем не было. Свирин взялся за железную щеколду и поднял крышку. В нем лежали новенькие немецкие автоматы, завернутые в промасленную бумагу.
— Вот это трофеи! — изумленно прошептал Пивень. — А патроны к ним?
— Дома разберемся, — заторопился капитан. — Нужно послать одного солдата за машиной. Пусть подъедет как можно ближе…
…Вернулись в отдел за полночь. В окне кабинета подполковника Чащина горел свет. Свирин и Пивень пошли докладывать о благополучном возвращении.
— Разрешите? — Они вошли бодрые, окрыленные удачей. Александр Лукич встал с дивана и подошел к ребятам.
— Восемнадцать автоматов, — начал Свирин.
— Совершенно новых, в смазке, — не удержался Пивень.
— Пять карабинов и четыре ящика взрывчатки, — закончил доклад Свирин.
— А еще лимонки, куль патронов, — добавил лейтенант.
— Да, еще патроны и гранаты.
— Ну, спасибо! — Подполковник обнял каждого. — Без жертв?
— Нет, все обошлось тихо, — заметил Пивень, — даже неинтересно.
— А что за взрывчатка? — поинтересовался Чащин.
— Мелинит. Толовые шашки различного веса. Все это, как и оружие, немецкого производства.
— Ну, чего же мы стоим? — спохватился хозяин кабинета. — Проходите, садитесь. Намотались, наверно. — Сам он сел в свое кресло.
— Завтра с утра, Борис Павлович, пересмотрите свои трофеи еще раз. Составьте обстоятельную опись и заготовьте письмо на имя секретаря окружкома партии о ликвидации склада с оружием. Намекните ему на желательное увеличение группы ястребков в городе. А то бандитский муравейник теперь зашевелится.
Часа в четыре утра в кабинете майора Винокурова зазвонил телефон. Иван Алексеевич проснулся на своем диване и протянул руку за трубкой. Аппарат он снимал и ставил на полу у изголовья, чтобы лишний раз не вставать.
Звонил Зуев. Он доложил, что Фабрици нет дома.
— Как сказала его супруга, — кричал он в трубку, — поехал в Трускавец лечить почки. Обострилась болезнь.
— Может, он нас решил надуть, — засомневался майор, — и сидит где-нибудь у себя в летней кухне?
— Нет. Жена видела у него справку, выданную окрОНО. Там так было и написано: «В связи с обострением болезни».
— Я все же вам посоветовал бы подключить к этому делу местных ястребков. Пусть они понаблюдают за его домом.
— Слушаюсь!
— Вот это номер, — пробурчал Винокуров, вешая трубку. — Обвел вокруг пальца. Странно, какое отношение этот мошенник имеет к отделу народного образования? — Винокуров набрал номер телефона Чащина и доложил о случившемся, затем поднял несколько оперработников и приказал им взять под контроль предполагаемые пути следования Фабрици. Позвонил в соседние органы МГБ. Только после этого прилег на диван.
После встречи со старшим лейтенантом Зуевым Фабрици не на шутку встревожился и решил немедленно сменить свое местопребывание. Жить дома стало небезопасно. Каждую минуту его могли взять. Он был удивлен, как это его отпустили в самом начале. Видно, новичок еще. И принял брехню Фабрици за чистую монету. Так думал Павел, не находя себе места. Он выходил и бесцельно двигался по двору, возвращался на свою летнюю кухню. Ему не хотелось встречаться с женой. Она еще не простила ему того гуся, которого он скормил господину Лео. Здорово он тогда загнал этого борова Чайку. Мотал его по оврагам, балкам, чуть с пути не сбился. Не выдержал индюк, попросил отдыха. Плюхнулся на пригорок и засопел, как паровоз. Надвигались сумерки, и чувствовалось, что гость начинает трусить. Торопит, поглядывает по сторонам, волнуется. Особенно он напугался, когда на опушке леса появился Петро Ферсан. Заметив Фабрици, тот приподнял шляпу в знак приветствия. А Чайка разом ткнулся в землю носом. Ну, комедия. Не успел Фабрици зайти за скалу, Лео накинулся… Ну, ругательник… ну, срамник…
От этих воспоминаний у Фабрици поднялось настроение. Зато последующие события он лучше бы выкинул из головы. От них только дрожь по всему телу…
Пришли в курень ночью. Темень хоть глаза коли. Двигались медленно, на ощупь. И вдруг, как удар, свет по глазам. Мгновение, и Фабрици схватили, будто клещами, чьи-то железные руки.
— Кого это черт носит в ночи? — рявкнул невидимый человек, обшаривая его карманы.
От неожиданности Павел сильно перетрусил, потом взял себя в руки: как-никак к своим пришел, чего бояться?
— Мне нужен Стефан, — ответил он как можно спокойнее. — Я ходок…
— Топай на огонек справа, — и подтолкнули в спину. За ним пропустили Чайку.
У костра увидел другого незнакомца, а рядом с ним пулемет на ножках.
— Где вы сцапали сего человека? — спросил, усмехаясь, пулеметчик у конвоира. — Веди его в яму, а того — в другую, — распорядился он.
Не успел Фабрици сделать и нескольких шагов, как куда-то провалился. Пошевелился. Вроде ноги-руки не поломаны. Голова тоже на месте. Поднялся на ноги. Пахло сухой землей, на зубах хрустел песок. Сплюнул. «Ну, канальи!» Ощупал руками стены — яма была небольшая. До верха только чуть касался пальцами. Земля сыпалась на голову. «Черт с ними», — подумал и присел на дно. Только потом Кондрат Дрын, он оказался на месте, объяснил ему, что в яму сажают всех задержанных ночью до выяснения личности. Он его и вызволил утром из нее.
В награду за доставку важного гостя Хустовец снабдил Павла какими-то бумажками. Тогда он сунул их в свитку и не посмотрел. Не до того было.
— Разберешься там, что к чему, — сказал Стефан. — Если придет еще гость и его по каким-то причинам не удастся переправить, выпишешь ему документ, — он внимательно посмотрел на Фабрици и тихо добавил: — Скоро место переправки гостей изменится. На то получишь дополнительные указания. Понял?
Тогда же Фабрици передал Стефану тайну Петра Зубана о складе с оружием. Главарь долго молчал, затем изрек:
— Сие потребуется нам скоро. Больше никому ни слова.
С тем Фабрици и вернулся домой.
Сейчас Павел вспомнил про сверток, который получил от Стефана. Он снял с гвоздя свитку. Обычно жена лазила по его карманам и выгребала из них деньги и все, что ей попадалось. На этот раз, видно, закружилась с делами. Фабрици развернул газету и увидел в ней бланки с печатью окрОНО.
«Напишу-ка я себе направление в Трускавец как почечному больному».
Фабрици достал с полки чернильницу. Давно он ее не трогал, без надобности была. А тут пригодилась. Перышком выковырнул из нее дохлых мух, плеснул водички: загустилось больно, сел за стол поудобнее и задумался. «Напишу, обострение», — решил он и зацарапал пером. Через полчаса справка была готова. Он посмотрел на нее оценивающе: сделано все по правилам, как в сельсовете. Никто не придерется. Теперь он знал, что ему делать. На дворе стояла уже полночь. Легкой походкой он прошел под окнами своей хаты, чтобы не разбудить, не дай бог, супругу, проволочкой открыл щеколду, вошел в сени. Спустился в погреб, нащупал кусок сала, припасенного для праздника, затем неслышно, будто тень, проскользнул в чуланчик, где хранился хлеб. С продуктами вернулся к себе, сложил все в мешок. «Выйду на заре, — решил он, — и с первым автобусом — ищи ветра в поле».
Часа в четыре утра он проснулся. «Пора. Пока пройду до большака. Лучше там подожду, если рано». Накинул свитку, взял мешок и остановился. «Если придут эмгебисты, то в доме все вверх дном перевернут». Он полез за божницу и вынул оттуда завернутый в вафельное полотенце сверток. Прежде чем развернуть, воровски оглянулся на темное окно: как будто кто-то сейчас мог подглядеть его тайну. Он бережно развернул полотенце и обнажил некое подобие шприца — металлический игольчатый предмет со стоком. Это было клеймо. Им они делали метки на пойманных коммунистах. Его оттиск изображал пятиконечную звезду. Такое дело поручали не всем, и Фабрици гордился доверием. Он завернул аккуратно клеймо, сверху на него положил чистые бланки и крепко все завязал в тряпку. Положил на дно мешка, затем подумал и переложил в карман. «В пути всякое может случиться».
Фабрици потихоньку прикрыл дверь летней кухни, распрямился и только хотел двинуться в обход, огородами, прямиком на шлях, как его окликнули.
— Ты кудась?!
Фабрици аж присел от неожиданности. Обернулся. В белом исподнем, как приведение, стоит его жена.
— Тьфу ты… — чертыхнулся беглец. — Чего тебе?
— Надо словом перекинуться, — властно приказала она. — Заходь в хату.