Клавдия Михайловна знала, какие муж собирает грибы в лесу, и поэтому, вздохнув, пошла в чуланчик, принесла большую плетеную корзину. В ней лежали аккуратно сложенные брюки и рубашка.
— Да, Саша, сегодня со мной произошел неприятный случай, — остановилась она около него. — Я даже хотела зайти к тебе в отдел. От этого неприятного разговора я никак не приду в себя.
— О чем ты, Клава? Говори толком, — забеспокоился муж.
— Меня просили уговорить тебя прикрыть дело Семака, ну знаешь, того машиниста, с контрабандой. Она даже хотела дать взятку.
— Взятку? — удивился Чащин. — Час от часу не легче. Кто же это хотел сделать?
— Постой, не торопи, сейчас все расскажу. Когда я сегодня проходила мимо церкви, какая-то молодица остановила меня и, согнувшись в поясном поклоне, пробормотала: «Я давно ожидаю вас, пани… будьте ласковы, послушайте мое великое горе». Услышав о горе, я невольно остановилась. Она пригласила меня на скамеечку. Мы сели. Девушка умоляюще взглянула на меня и попросила поговорить с тобой, чтобы ты освободил из-под стражи ее отца Томаша Семака и рыболова Зосиму Притулу. Она утверждала, что их взяли ни за что. Я ответила, что сделать для нее ничего не могу. Тогда она достала из-за пазухи пачку сторублевок и протянула мне. «Вот, — говорит, — вам за хлопоты!» Я мгновенно отодвинулась, отвела ее руку с деньгами и стала объяснять противозаконность ее действий. Но мне кажется, что она ничего не поняла.
— Неприятный случай, — подошел к жене Чащин. — Ты, Клава, поступила правильно. Нам придется заняться разъяснением среди населения советских законов об уголовной ответственности за подобные дела. Трудно будет вдолбить им в голову, что при новой власти дача взятки — такое же преступление, как, например, воровство. Совсем недавно эти люди видели, как давали взятки и как их брали без зазрения совести. В результате совершались грязные дела. Ты поступила правильно и успокойся.
— Ну, мне пора. — Он остановился у трюмо и оглядел себя с головы до ног. — Хорош дядя, — подмигнул жене.
Она криво улыбнулась. Клавдия Михайловна всегда сильно переживала, когда муж уходил «за грибами».
— Все будет в порядке. — Александр Лукич поцеловал жену в щеку, взял корзину и вышел.
Глава XVIIIКОЛОМЕЙСКИЙ ИНСПЕКТИРУЕТ
Получив от Осадчего задание, Марина отпросилась с работы и чуть ли не целый день провела в городе в поисках продуктов. Возвратилась она уже под вечер. У входа в усадьбу ее встретил Зубан.
— Умаялись вы, пани, — посочувствовал он, беря у нее из рук бидон с самогоном. — Я в третий раз выглядываю за ворота в ожидании.
— Вы сейчас это будете пить? — указала она на бидон. — Неужели у вас нет никаких дел?
— Дел уйма. Но к ним никак не лежит душа. И все из-за вас. Очень мы беспокоились…
— Неужели? Спасибо. — Марина понимала, из-за чего больше всего волновались бандиты: достанет или не достанет она этого зелья. Вон и помогать-то кинулся — не кошелку из рук схватил, а бидон, чтобы удостовериться. — А Лучика зачем вы заперли? — поинтересовалась она.
— Так приказал Коломейский, когда осматривал винницу. Он также приказал вам по возвращении явиться к нему. В бункер.
«Этого еще не хватало. Что еще задумал корявый черт?» — Ей стало не по себе. Но она не подала вида, запричитала:
— Пресвятая дева, спаси и помилуй… Прибыл важный господин, а у меня ничего не приготовлено… С кем он заявился? — обратилась она к Зубану. — Должно быть, его торопят гости, из-за которых я оборвала все плечи и руки?!
— Не знаю. Но гостей пока нет, — пояснил Зубан. — Коломейский припожаловал с тремя боевиками, — он посмотрел по сторонам, как будто говорил: вон они, на часах охраняют.
— Он очень зол, — добавил Зубан. — Будьте осторожны.
— Наверно, вы чем-то не угодили Коломейскому? — всплеснула руками Марина, выкладывая свои покупки на стол на кухне. — А еще учили меня, как с ним обходиться. — Все это она говорила машинально. Сейчас главное — предстоящая встреча. Она стремительно собиралась с мыслями. Марина давно готовилась к тому, что ей придется беседовать с одним из главарей: очная ставка была необходима, так было заведено, и от этого никуда не денешься. И все-таки предстоящая встреча была для нее неожиданной. Почему именно сегодня, сейчас? Да еще в бункере, в этом вонючем подвале? У них от этих бункеров голова кругом идет, представляют себя фюрерами. Она мельком взглянула на Зубана. Тот стоял, опершись о косяк двери, и следил за ее движениями. — Сейчас, Тибор, я приведу себя в порядок и заявлюсь в ваш бункер, а вы пока скажите Коломейскому, что я выполнила поручение Осадчего. — Ей противна была эта встреча, и она решила потянуть время.
— Э, нет, — возразил Зубан. — Ему нужны вы, а не мои слова. Собирайтесь поскорее. Я подожду вас в коридоре.
Оставив продукты на кухне, она прошла в свою комнату. Переодевшись, подумала: взять пистолет или нет? И тут же от этого отказалась, решив, что в случае нападения ей все равно не справиться с несколькими бандитами. «Только бы недолго. Только бы поскорее все это кончилось, — стучало в голове. — Сегодня еще встреча с Чащиным. Как бы не опоздать».
Когда она вышла из комнаты, Зубан предупредил, что вход со стороны винницы закрыт изнутри и ей придется в бункер идти через люк и спускаться по веревочной лестнице.
Он заглянул ей в лицо, ожидая бурный протест, но Марине сейчас было все равно. Она молча повернула к люку. «Они хотят удовлетворить свое жеребячье чувство, оглядеть меня с головы до ног, — думала она, идя по коридору за сторожем. — Черт с ними, пусть смотрят!».
Зубан услужливо открыл люк. Лестница была связана из толстого каната. Она шагнула в люк и стала спускаться. Люк захлопнулся за ней, как крышка в мышеловке.
Оказавшись внизу, Марина при тусклом свете двух керосиновых ламп увидела за столом пучеглазую морду Осадчего и рядом с ним рябого, который недавно тянул за шиворот их сторожа. Это был Коломейский.
— Слава героям! — воскликнула Марина.
Коломейский молча указал ей на табуретку. Она присела и только теперь заметила на топчане третьего. Тот глядел на нее нагло, не мигая. В его взгляде было что-то гадливое. Марине стало неприятно, и она отвернулась к Коломейскому.
Все молчали. Рябой сидел как истукан. Он выдерживал паузу, рассматривая свою жертву. Он знал, что страшнее всего — неопределенность. В первые минуты, если за «подопытным» есть какие грешки, мало кто выдерживал его «психологических атак». Он пристально глядел в глаза Марине. Ей стало действительно не по себе. У нее появилось желание вскочить и выбежать вон, но люк был закрыт. Она заставила себя сидеть. Как сейчас она благодарила себя за то, что не взяла оружия. Она бы могла все испортить. «Спокойно, ну успокойся. Пока ничего не происходит. Пусть себе помолчит». Она даже заставила себя слегка улыбнуться.
Коломейский от этого сморщился и вдруг резко спросил, не интересовался ли кто прошлым ее и боевика Осадчего?
— Станислав интересовался моим прошлым, — кивнула она в сторону Осадчего. — А про него у меня никто не спрашивал.
Лицо Коломейского, напоминающее огромный наперсток, еще раз передернулось. Видно было, что он с трудом удерживает все более охватывающее его раздражение.
— Выходит, все шито-крыто? — процедил он сквозь зубы. — А не утаиваешь ты чего-нибудь?
— Покарай меня бог, если я вру. — Марина перекрестилась. Она вошла в роль и теперь говорила и действовала уверенно и решительно. — А еще я вам хочу сказать, — подалась она вперед, переходя на доверительный тон, — с полмесяца назад какой-то мужчина прятался возле нашей кладовки, рассматривал двор и винницу, но кто он такой и что ему надо, я не узнала.
— Так, так, — побарабанил рябой костлявым пальцем по столу. — Каким он был с виду? Во что одет?
Марина охотно обрисовала наружность незнакомца.
— И это все?
— Нет, не все. На днях у нас появился милиционер по поводу паспортизации.
— А как он выглядел? Был ли он высок, низок, молодым или пожилым? Какие имел знаки различия?
«К чему ему такие подробности? А может быть, этот милиционер их человек?» Она описала внешность милиционера.
Коломейский вобрал в рот нижнюю губу, помолчал и, как бы про себя, промолвил:
— Память у тебя завидная… это хорошо… А не помнишь ли ты, ангел мой, другую фамилию сторожа Береша?
— Как же можно помнить то, чего не знаешь? — притворилась Марина. Эта покупка для нее была слишком легка, и она даже посмеялась над Коломейским. — А разве у Тибора две фамилии? — спросила она. В ее голосе звучало искреннее удивление. Она окончательно овладела собой, и мысль ее работала теперь четко и ясно.
— Не финти, красотка, — зло оборвал ее рябой. — Настоящие Тиборы украинскими боевиками быть не могут, и тебе об этом хорошо известно. А кто такой Неписьменный? Ухажер?
Марина сообразила, что два последних вопроса Коломейскому подсунул Осадчий, и отрезала:
— Никакого Неписьменного я не знаю и знать не хочу. Вас кто-то ввел в заблуждение!
Лицо рябого побагровело. Он бросил колючий взгляд на притихшего корчмаря и, скрипнув зубами, выпалил:
— С этим мы еще разберемся! Кому-то учиним допрос с пристрастием! Кого-то вздернем! А при-и-ни-мать здесь никого не будем! — отчеканил он почти по слогам.
— Чому не будем? — Осадчий вскинул на него свои рачьи глазки. — Як быть с кухонными припасами, заготовленными по сему случаю?
— Не лезь не в свое дело! — Осадил его Коломейский. — Это не твоя забота. А вопросы здесь задаю я! Только я! — И строго добавил: — Иди проверь, что сейчас делают мои люди. Обеспечь охрану усадьбы, но Дрына не трожь, он мне будет нужен. А ты, красотка, сегодня приготовь на троих, а завтра ужин полный — на двенадцать персон. Ясно?
Марина молча кивнула и повернулась к веревочной лестнице. Но Коломейский остановил ее:
— Хватит с меня этих цирковых номеров! Иди через винницу.
После того как за девушкой захлопнулась дверь, он бросил отрывисто: