Все стояли в нерешительности. Надо было предпринимать что-то. Их могли засечь и перестрелять, как воробьев на ветке. Что же делать?
— Постой, — шепнул Зуев. Он подошел к окошку комнаты Марины и тихонько стукнул три раза.
Дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Было видно, что Марина страшно волновалась. Зуев поспешил ей навстречу. Она приглушенно вздохнула.
— Спят постояльцы. Но Зубан уже выходил во двор.
Затем громко добавила:
— Здравствуйте, добрые люди! Кто вы и с чем пожаловали?
— Доброе утро, хозяйка! — за всех ответил Зуев. — Мы топографы. Собирали амуницию и вчера потеряли болтик от треноги. Не найдется ли в вашей обители? — Переведя взгляд на Винокурова, прошептал: — Это заместитель Чащина.
Мельком взглянув на него, Марина отошла в глубь коридора и пригласила:
— Пройдите на кухню. За печкой в ящике есть какие-то железки. Поищите, что вам нужно, — и пошла вперед.
Оказавшись на кухне, чекисты установили контроль сразу над всеми дверями дома. За стеной послышался сухой, приглушенный кашель.
— Кто это, муж? — нарочито громко поинтересовался Зуев, подмигнув Винокурову.
— Да нет. Это наш сторож. Он, должно быть, простыл, — объяснила Марина, улыбнувшись.
— А не сможем ли мы ему чем-нибудь помочь? У нас с собой аптечка, — не унимался старший лейтенант Зуев.
— Стоит вам утруждаться! Отлежится и так, — притворно возразила Марина, а на ухо шепнула: — Первая дверь налево.
— Но оставлять в беде человека, когда можешь помочь ему, — жестоко, — вмешался Винокуров. — Пойдемте проведаем больного.
Зуев, переложив пистолет в наружный карман, приблизился к двери и рывком распахнул ее. За ним поспешили остальные.
Они оказались в мрачной комнате с одним окном, выходящим во двор. У стены стояла кушетка, рядом — ивовый столик. Он был завален посудой, флаконами из-под лекарства. В стакане торчал термометр. Хозяин лежал на кушетке лицом к стенке, укрытый грязной простыней. На его голове белела повязка.
— Ба, да тут целая больница! — воскликнул Зуев и заглянул под кушетку. Там стояли только стоптанные сапоги.
По сигналу майора Балог сорвал с лежащего простыню и окликнул его:
— Эй, служивый, что с вами?
Тот застонал, промычал что-то по-мадьярски и, придерживая повязку, повернулся к переводчику лицом.
Пока Балог объяснялся с больным, в комнату вошел Свирин. Он сунул руку под подушку, и в ней блеснул пистолет. Сторож рванулся за ним, но вдруг опять повалился на подушку, прижимая ко лбу повязку.
— А это что за лекарство? — заметил Винокуров и предложил переводчику: — Спросите у больного, почему он даже в постели не расстается с оружием? Отчего избегает разговаривать на понятном нам языке?
Сторож, беззвучно пошевелив губами, вдруг побагровел, вскочил со своей лежанки. Налитыми кровью глазами он обвел чекистов и резко что-то бросил Балогу. Николай Петрович тут же перевел:
— Береш возмущен. Он спрашивает, по какому праву мы его допрашиваем.
— Вот оно что! — передернул плечами майор. — Передайте ему, что мы действуем именем закона!
Береш продолжал разыгрывать из себя человека, не владеющего русским языком. Он судорожно выхватил из кармана пожелтевшую от времени, сильно потертую на изгибах бумажку и сунул ее переводчику. Балог прочитал и пояснил:
— Это справка на имя Тибора Береша. Значится, что он работал скотником в совхозе. Но вот беда, — он посмотрел на Береша, — фамилия-то в ней немного подправлена…
— А что владелец этой липы говорит о пистолете? — поинтересовался майор.
— Божится и клянется, что хранил его в целях самозащиты.
— Самозащиты? От кого? — криво усмехнулся Винокуров и, сделав жесткое лицо, глядя в упор на сторожа, сказал: — Хватит, Зубан, играть в жмурки! Мы не дети! Вы лучше скажите, сколько человек сейчас находится в бункере и как они вооружены. Отвечайте только по-русски.
Зубан удивленно глянул на майора, но тут же отвернулся и сел на кровать. Он понимал, что от него сейчас требовали, но опять повел речь о другом. Говорил он на местном диалекте:
— Иных документов нема. Я есть стопроцентный бедняк, — слова эти он произносил плаксивым голосом, заученно, как будто просил милостыню. — Еще жандармы Хорти пытали меня, будто я был коммунистом… запалив свечи у распятия Христа. Офицер их повелел, шоб я стягнул ноговицы (он указал на брюки), а жандарм крикнул: «У сего злыдня на заду коммунистична печатка, вытравите ее лозами!» Жандармы так поусердствовали, шо я коло мисяца не мог сести, а харчувался, як вол, стоя. То було…
— Отставить! — приказал ему Винокуров. — Для первого знакомства хватит и этого. История весьма поучительная. Но достаточно. — Он подошел к нему ближе и приказал: — Встаньте. А теперь отвечайте. Скажите, вы предупредили обитателей бункера о нашем появлении?
Зубан отрицательно мотнул головой и протянул:
— Не-е-е…
Зубану стало ясно, кто сейчас был перед ним. Нет худа без добра. Угроза Коломейского висела над ним как дамоклов меч. Он знал, что рябой редко забывает о своих обещаниях. И что его ждало в лесу, он мог теперь ясно себе предположить.
Вчера вечером Коломейский приказал ему следить за Мариной. «Чтобы не убежала баба до времени». И добавил: «Завтра будем смываться!» Значит, это была его последняя ночь в собственной каморке. А там мрак.
После неудачного посещения поварихи он еще больше боялся показываться Коломейскому, который дал ему задание проверить его предположение насчет Марины. Он пришел к себе в комнату весь разбитый, свалился на кушетку, закрыл глаза. «Вот чертовка, — думал он. — Голыми руками не возьмешь». В висках стучало, сердце ныло. Встал, подошел к полке, на которой видел несколько пузырьков. «Хошь чего-нибудь выпить». В руку попалась склянка с валерьянкой. «Подходяще. На спирту!» Осушил ее залпом и опять лег. И тут же заснул.
Всю ночь ему снились кошмары. Вот его бросают в яму, и он летит в темноту. От страха Зубан проснулся и выглянул в коридор. Подошел к двери Марины, потрогал. Закрыта. Вернулся и опять лег. Но только закрыл глаза, и опять ужасы. Все в крови ощеренное лицо Коломейского. «Сто горячих ему!» — рычит он и помахивает тугими лозами… И опять сон как рукой сняло. От прежнего жильца остался градусник — видно, болезненный был человек, но сейчас он пригодился и Зубану. Вынул его из стакана и — себе под мышку. Через несколько минут посмотрел. Сорок! К утру его сморил тяжелый сон… и тут эти люди. Сначала Василь подумал, что пришли за ним его «братья», но потом понял, кто это такие. Бежать не собирался, да теперь и некуда. Поэтому подумал: «А может, и к лучшему? Там, у Хустовца, — петля, здесь — Сибирь. Но и там люди живут. Может, и выкарабкаюсь».
— Назовите поименно, кто сейчас в бункере, — услышал он вопрос.
— Коломейский… Осадчий… незнакомый боевик… был еще Дрын, но Коломейский его кудай-то загнал. Верьте мне… — Он просительно заглядывал в глаза.
— Они могли слышать разговор с нами?
— Ни-ни! Клянусь Христом! Мы с Осадчим удостоверились…
— Не клянитесь Христом! Он тут ни при чем, — осадил его майор и к Зуеву: — Тщательно осмотрите комнату. Сделайте это побыстрее. Я вас жду в кухне, — и он отправился к Марине.
В кухне состоялся небольшой совет. Вопрос был один: как выкурить из подвала бандитов, да так, чтобы не потерять своих людей?
— Скажу им, что утром придут слесари, — нерешительно предложила Марина. — Будут чинить водопровод.
— Это хорошо придумано, — подхватил Винокуров. — Значит, так, Ксения Андреевна. Разрешите вас называть так? — Майор немного наклонил голову. — Сейчас подойдите к люку и крикните им, что утром придут слесари, отключат воду, поэтому с завтраком надо поторопиться. Кстати, сколько сейчас времени? У меня часы встали.
— Половина пятого, — ответил Балог.
— Превосходно. Скажите, в шесть часов все отключат.
— Попрошу их вынести грязные тарелки на кухню.
— Правильно. Посуду могут передавать через люк. Он ближе к кухне. Не понесут же они ее кружным путем через винницу? Следовательно, будем действовать так: Свирин и Балог займут позицию около люка. Петренко возьмет на себя выход из винницы, а мы с Федосычем будем ждать их здесь.
Вошел Зуев. Он доложил, что у Зубана ничего больше не обнаружено. Сторожа он закрыл в его комнате.
— Зубан, кажется, решил нам помочь, — заключил свой доклад Григорий Федорович.
— Это мы еще посмотрим. Вопросы есть? — обратился Винокуров к присутствующим.
— Что я должна сказать, если бандиты потребуют к себе Зубана? — поинтересовалась Марина.
— Скажите, что он вышел во двор.
Марина понимающе улыбнулась.
— Итак. Приступим.
Все тихо разошлись по своим местам. Марина разожгла примус, поставила на него сковородку с мясом. Затем приготовила чай. Все это она разместила в кошелке и направилась к люку бункера.
Девушка вернулась очень скоро. Шепотом сообщила Винокурову:
— Кажется, они уже не спали. Там горит свет. Завтрак приняли, а мне приказали никуда не отлучаться, ибо «есть серьезный разговор».
— Идите к себе!
Не успела за Мариной закрыться дверь, как в коридоре грохнул выстрел. Во дворе застрекотал автомат. Винокуров и Зуев недоумевающе переглянулись. Топот торопливых шагов заставил Винокурова выглянуть в коридор. Он увидел бандита, который, отстреливаясь, метнулся к выходу во двор. Когда он оказался у дверного проема, майор сшиб его с ног и с помощью Зуева вырвал у него пистолет. Однако бандиту удалось вырваться от навалившегося на него маленького Зуева. Он приподнялся и, сбычившись, бросился к порогу. Однако майор вновь настиг его и повалил на пол.
— Товарищ начальник, бандит сразил переводчика! — подбежал к Винокурову автоматчик.
— Что-о-о?! — вскинул на него глаза майор. — Стерегите этого мерзавца! — и бросился к люку.
У черного провала лицом вниз лежал Балог. Винокуров осторожно повернул его и припал ухом к груди. Сердце не прослушивалось. Пульс еле прощупывался. Жизнь в нем чуть теплилась… Подбежавших оперработников Винокуров попросил вынести Батога на воздух.