Ксения стояла около зеркала. На ней была узкая, плотно обтягивающая бедра черная юбка, на ногах хромовые, до блеска начищенные сапожки и кофта, пылающая жаром. Она действительно шла Ксении. Девушка в ней была похожа на распустившийся цветок мака. Чащину показалось, что он продолжает видеть сон. Ксения и Клава весело засмеялись, увидев, как он стал протирать глаза.
Ксения повернулась к зеркалу, провела ладонями по бедрам сверху вниз и потянулась на носочках. От этого движения весь ее стан напружинился…
— Она говорит, надо подложить под плечи, сейчас это модно, — тараторила жена, — а мне кажется, ничего не надо. Кофточка и так хорошо на ней сидит.
Кофточка была действительно превосходна. Александр Лукич неотрывно смотрел на красивый изгиб шеи Ксении, атласную кожу ее плеч, высокую грудь и соглашался с женой. Девушка, кажется, полностью была занята своим нарядом, но Чащин заметил, что, когда он вошел, щеки ее подсветились нежным румянцем и она стала еще привлекательнее.
— Постой, — вдруг вскричала Клава, осматривая Ксению с головы до ног. — Да ты в сапогах?! Надень туфли. Ведь мы вчера купили, — и она принесла из прихожей коробку.
— Наверно, никогда не привыкну к туфлям, — виновато улыбнулась Ксения, вынимая белые лодочки. — Мне кажется, будто я родилась и всю жизнь хожу в сапогах.
— Кофта сделана мастерски. Ты в ней превзошла себя, дорогая, — подошел к жене Александр Лукич и поцеловал ее в щеку. — Пойду-ка я еще подремлю. А то сегодня трудный будет день…
На вокзале разговор не клеился. Говорили о малозначимых вещах. Ксения обещала писать.
— Во время летних каникул обязательно приезжай к нам, — попросила Клавдия Михайловна. — Буду ждать.
Девушка обещала.
Объявили посадку на поезд. Ксения поцеловала в щеку Клавдию Михайловну, Чащину встряхнула руку по-мужски, повернулась и пошла к вагону. На нее навалилась вдруг страшная усталость. Она еле добралась до своего места. Села и больше не вставала.
— Как-то все скомканно получилось, — тихо проронил Александр Лукич жене. Та промолчала. Чащин взял ее под руку, и они пошли к машине. Клаву он завез на работу, а сам решил навестить Балога.
После трехчасовой операции переводчик пришел в сознание. К нему допустили Тоню. Состояние было тяжелым. Лечащий врач пока ничего определенного сказать не мог.
…Чащин посмотрел на Винокурова, сидящего на стуле, Свирина и, пройдясь по кабинету, проговорил:
— Сегодня навестил Балога. Петрович не скоро встанет на ноги. Но держится молодцом, — кивнул в сторону майора: — Вам передал привет.
— Спасибо. А что все-таки делать с задержанными?
— Насчет задержанных? — переспросил подполковник. — У нас есть еще помещение, переведите часть туда и передайте участникам операции, что они пока свободны. За исключением Зуева.
Свирин встал, приложил руку к козырьку фуражки и вышел. Чащин попросил майора Винокурова рассказать об операции.
Винокуров обстоятельно обо всем стал докладывать.
— Итак, можно сказать, что банда и ее главарь прекратили свое существование, — заключил он. — Что касается легальных самостийников, то теперь они не представляют серьезной угрозы для окружающих. Ведь мы лишили их здесь практического руководства.
— Это так. Но мы не довели начатое дело до конца, — заметил ему Чащин. — Можно предположить, что о разгроме банды Хустовца узнают не все приглашенные главари, и они к назначенному сроку явятся.
— О сроке проведения знали только главарь и его заместитель. Но их нет.
— А в руках у нас должен быть эмиссар. Через него и узнаем ответ на интересующий нас вопрос. Только надо установить его личность.
Винокуров задумался.
— Немалый интерес в этом смысле представляет субъект, отказавшийся назвать себя, — произнес он. — Я убежден, что это и есть Чайка из Рахова… И еще… По-моему, Хустовец не без его участия ушел из жизни. Когда мы ворвались в дымящийся схрон, я спросил этого человека: «Кто бросил в нас гранаты? Отчего возник пожар?» В ответ толстяк невразумительно пробормотал: «Я ничего не знаю. Я спал на нарах». Его руки и подбородок были измазаны копотью. Он дрожал и заикался. Явно лгал.
Потушив пожар, мы нашли обгоревший пистолет «ТТ» и содранную с него металлическую пластинку, на которой значились оттиск трезубца и слова: «За верность и усердие». Затем около трупа нашли второй пистолет — браунинг — и в нем полную обойму патронов. Встал вопрос: из какого оружия застрелился главарь? Кто подбросил в огонь пистолет и другие вещи? Почему в обойме браунинга патроны целы? Все это говорит о том, что мы столкнулись не с самоубийством, а с преднамеренным убийством. Все улики против Чайки. Он устранил Хустовца, желая что-то скрыть.
— Ваши рассуждения убедительны, — согласился Чащин, когда майор кончил говорить. — Но вот вопрос: что толкнуло Чайку устранять Хустовца? Ведь он прибыл к ним не для того, чтобы его убить? Возможно, они не поделили что-то. В этом надо разобраться. Интересно также узнать, откуда у него появился советский пистолет. Возможно, он взял его у убитого им офицера.
— Я попросил Зуева выяснить, кому принадлежит пистолет ТТ, и позвонить насчет экспедитора Сосюры в артель «Червонный луч». У меня есть предложение: показать Лихому — Чайке, хотя бы на расстоянии, Осадчего, Фабрици и Притулу. Увидев их, он будет вынужден признаться.
— Стоящее дело, — поддержал предложение майора Чащин. — Однако начнем с малого. С пистолета.
Он вызвал Зуева.
Старший лейтенант явился через несколько секунд.
— Докладывайте, — тихо предложил Чащин Зуеву, когда тот уселся в кресло около стола. — Что там интересного вы раскопали?
— Насчет «ТТ» одни говорят, что это собственность Лихого, другие ответили, что впервые видят такой пистолет. А чей он, точно никто не знает.
— Да… не густо. Ну ладно. Звонили в «Червонный луч»?
— Дозвонился. Подошел к телефону главный бухгалтер. Сказал, что такого экспедитора у них не было и нет. Я попросил это подтвердить письменно, документально. Они пришлют нам ответ.
— Ясно. Ну что ж. С этого козыря мы и пойдем. Несите сюда все, что относится к самозваному экспедитору. А вы, — обратился он к майору, — распорядитесь насчет этих троих.
Зуев вышел и вскоре вернулся, неся в руках пистолет, металлическую пластинку, покрытую окалиной, и липовую справку Сосюры. Все это он положил перед подполковником, который после тщательного осмотра спрятал их к себе в стол.
Майор Винокуров позвонил дежурному по отделу и приказал устроить Осадчему, Фабрици и Притуле через полчаса во дворе отдела внеочередную прогулку, а обитателя третьей камеры доставить в кабинет Чащина.
Когда Чайка вошел, подполковник предложил ему стул у двери и поинтересовался:
— Кто вы такой и почему при задержании не соизволили назвать себя?
Усаживаясь основательно на стуле, приведенный самодовольно ответил:
— Я есть Владимир Сосюра. Об этом сказано в моем документе. Я прошу у майора…
— Винокурова, — подсказал Чащин.
— У майора Винокурова, — назвавший себя Сосюрой учтиво приподнялся и поклонился в сторону Винокурова, сидевшего у стола, — прошу извинения. Мне не хотелось в этой суматохе, в обществе этих подонков, говорить о себе.
— Чем вы занимаетесь?
— Служу экспедитором в артели «Червонный луч».
— Что вас привело в то место, где вы были задержаны?
— Я прибыл для заготовки фруктов.
— Да ну? — удивился Винокуров. — Прибыли за фруктами, а попали в логово к бандитам. Почему?
— В пути меня застал дождь… я случайно повстречал группу незнакомцев, которых принял за лесорубов. Да они так я назвались. Они и предложили переждать у них непогоду. Если бы я знал…
— Вы, будто сахарный пряник, боялись размокнуть, — остановил его Чащин. — Впрочем, все это ерунда. Все, что вы говорите, сплошная ложь. Дело в том, что экспедитор Сосюра в артели не работает и не работал вообще. Ясно? Кто же вы на самом деле?
— Быть этого не может. Тут какое-то недоразумение, — заюлил толстяк. Щеки его раскраснелись, на лбу выступили капельки пота. — Я получил там деньги под отчет, — его полные руки зашарили по карманам, ища в них деньги. — Вот и деньги. Вы, наверно, адресовались не туда, куда следует.
— Вы потеряли чувство меры, господин… как вас там? Пан Лихой. Так, что ли, назвали вас ваши сообщники? Ваши заверения — сплошная липа. «Червонный луч», как вы видите, не высветил вам. Не пора ли рассказать правду?
— А вам следовало бы выбирать выражения, — обиделся допрашиваемый.
Тем временем Винокуров подошел к окну, выходящему во двор, и увидел, как по нему провели Осадчего, Фабрици и Притулу. Они стали прогуливаться под окнами отдела. Майор сделал знак подполковнику. Чащин пригласил мнимого Сосюру подойти к окну. Тот поднялся медленно, будто разминая ноги, подошел и с опаской заглянул во двор.
— Кого вы знаете из прогуливающихся? — четко задал вопрос Чащин, стоя у него за спиной.
Не проронив ни слова, тот вернулся на место.
На другой день, когда его вновь привели на допрос, в кабинет Чащина был приглашен майор Винокуров и старший лейтенант Зуев.
Подполковник сидел за своим столом. Он пригласил всех сесть, и допрос начался.
— Как отдохнули? — поинтересовался подполковник у пана Лихого.
— Спасибо, недурно, — он вскинул глаза на майора Винокурова и вдруг спросил: — Позвольте узнать, как вам удалось установить мою связь со Станиславом Крамером?
— Если позволит подполковник Чащин, то я могу объяснить.
Александр Лукич согласно кивнул головой.
— Осадчий, он же Крамер, дал ваш точный словесный портрет на одном из допросов. И вчера я вдруг четко вспомнил запись его ответа, и мне показалось, что тот любитель пива, который к нему заходил и потом втянул его в шпионскую организацию Отто Реймера, вы, и никто другой.
— Что вам на это сказать? Я могу с вами и не согласиться, и все ваши догадки растают как дым.
— Ну хорошо, — заключил разговор Чащин, — чтобы не тянуть время попусту, мы сейчас пригласим очевидцев. Сначала Фабрици, затем Крамера… Я вас попрошу, — обратился он к Зуеву, — вызовите их сюда на допрос.