И подвигошяся князь великий Дмитрий Иванович по велицей шыроце дорозе, а по нем грядуть русские сынове успешно, яко медвяныа чяши пити и сьтеблиа виннаго ясти, хотять себе чьсти добыти и славнаго имени. Ужо бо, братие, стук стучить и гром гремить по ранней зоре, князь Владимер Андреевичь Москву-реку перевозится на красном перевозе в Боровъсце.
Князь же великий прииде на Коломну в суботу, на память святого отца Моисиа Мурина. Ту же быша мнози воеводы и ратници и стретоша его на речке на Северке. Архиепискуп же Геронтей коломеньскый срете великого князя в вратех градных с жывоносными кресты и с святыми иконами, с всем събором и осени его жывоносным крестом и молитву сътвори «Спаси, боже, люди своя». На утрие же князь великий повеле выехати всем воем на поле к Дивичю.
В святую же неделю по заутрении начата многых труб ратных гласы гласити, и арганы многы бити, и стязи ревуть наволочены у саду Панфилова.
Сынове же русскыа наступиша на великиа поля коломеньскыа, яко не мощно вместитися от великого въинства, и невместьно бе никому же перезрети рати великого князя. Князь же великий, выехав на высоко место з братом своим с князем Владимером Андреевичем, видяще множество много людий урядных и възрадовашяся и урядиша коемуждо плъку въеводу. Себе же, князь великий взя в полк белозерскые князи, а правую руку уряди себе брата своего князя Владимера, дасть ему в полк ярославскые князи, а левую руку себе сътвори князя Глеба бряньского. Передовой же плък — Дмитрей Всеволож, да брат его Владимер Всеволож. С коломничи — въевода Микула Васильевичь. Владимерскый же воевода и юрьевскый — Тимофей Волуевичь; костромскый же въевода — Иван Квашня Родивоновичь, переславскый же въевода Андрей Серкизовичь. А у князя Владимера Андреевичи въеводы: Данило Белеут, Констянтин Конанов, князь Феодор елетьцскый, князь Юрьи мещерскый, князь Андрей муромскый.
Княз же великий, урядив плъкы, и повеле им Оку реку возитися и заповеда коемуждо плъку и въеводам: «Да аще кто поидеть по Резанской земли, то же не коснися ни единому власу!» И взем благословение князь великий от архиепископа коломенскаго и перевезеся реку Оку с всеми силами. И отпусти в поле третью сторожу, избранных своих витязей, яко да купно видятся с стражми татарьскыми в поле: Семена Мелика, Игнатьа Креня, Фому Тынину, Петра Горьскаго, Карпа Олексина, Петрушу Чюрикова и иных многых с ними ведомцов поляниц.
Рече же князь великий брату своему князю Владимеру: «Поспешим, брате, против безбожных половцов, поганых татар и не утолим лица своего от безстудиа их. Аще, брате, и смерть нам приключится, то не проста, ни без ума нам сия смерть, нъ жывот вечный». А сам государь князь великий, путем едучи, призываше сродникы своа на помощь, святых страстотръпец Бориса и Глеба.
Слышав же то князь Олег резанскый, яко князь великий съвъкупися с многыми силами и грядеть в стретение безбожному царю Мамаю и наипаче же въоружен твръдо своею верою, еже к богу вседръжителю, вышнему творцу всю надежу възлагаа. И нача блюстися Олег резаньскый и с места на место преходити с единомысленики своими и глаголя: «Аще бы нам мощно послати весть к многоразумному Вольгорду литовьскому противу такова приключника, како иметь мыслити, но застали нам путь. Аз чаях по преднему, яко не подобаеть русскым князем противу въсточнаго царя стояти. И ныне уоо, что разумею? Откуду убо ему помощь сиа прииде, яко противу трех нас въоружися?»
Глаголаша ему бояре его: «Нам, княже, поведали от Москвы за 15 дний, мы же устыдехомся тебе сказати: како же в вотчине его есть, близь Москвы, жыветь калугер, Сергием зовуть, вельми прозорлив. Тъй паче въоружи его и от своих калугер дал ему пособники». Слышав же то князь Олег резанскый, начат боятися и на бояре свои нача опалатися и яритися: «Почто ми не поведали преже сего? Тъ аз бых послал и умолил нечестиваго царя, да ничто же бы зло створилося. Горе мне, яко изгубих си ум, не аз бо един оскудех умом, нъ и паче мене разумнее Вольгорд литовскый. Нъ обаче он почитаетъ закон латыньскый Петра Гугниваго, аз же, окаанный, разумех истинный закон божий. Нъ что ради поплъзохся? И збудется на мне реченное господом, аще раб, ведаа закон господина своего, преступить, бьен будетъ много. Ныне убо что сътворих? Ведый закон бога сътворителя небу и земли всея твари, а приложихся ныне к нечестивому царю, хотящу попрати закон божий! Ныне убо, которому моему худу разумению вдах себе? Аще бы ныне великому князю помогл, тъ отнудь не прииметь мя — весть бо измену мою. Аще ли приложуся к нечестивому царю, тъ, поистинне, яко древний гонитель на христову веру, тъ пожреть мя земля жыва, аки Святоплъка: не токмо княжениа лишен буду, нъ и жывота гоньзну и предан буду в гену огненую мучитися. Аще бо господь по них, никто же на них. Еще же молитва выину о нем прозорливаго оного мниха. Аще ли ни единому помощи не сътворю, тъ в прок от обоих како могу прожыти? И ныне аз то мыслю: которому их господь поможетъ, тому и аз приложуся».
Князь же Вольгорд литовьскый, по предреченному съвету, съвокупи литвы много и варяг и жемоти и поиде на помощь Мамаю. И прииде к граду Одоеву и слышав, яко князь великий съвокупи многое множество въинства, всю русь и словены, и пошол к Дону противу царя Мамаа, и слышав, яко Олег убоася, и пребысть ту оттоле неподвижым. И начя разумети суетныа свои помыслы, бе съвокупление свое с Ольгом резаньскым разномысляще, нача рватися и сердитися, глаголя: «Елико человеку не достанетъ своеа мудрости, тъ всуе чюжую мудрость требуеть. Николи же бо Литва от Резани учима была! Ныне же изведе мя ума Олег, а сам паче погыбл. Ныне же убо пребуду зде, дондеже услышу московъскаго победу».
В то же время, слышав князь Андрей полотскый и князь Дмитрей брянскый, Вольгордовичи, яко велика туга и попечение належить великому князю Дмитрию Ивановичу московьскому и всему православному христианству от безбожнаго Мамаа. Беста бо те князи отцом своим, князем Вольгордом, ненавидими были, мачехи ради, нъ ныне богом възлюбленыи бысть и святое крещение приали. Беста бо, аки некиа класы доброплодныа тернием подавляеми, жывущи межу нечестна, не бе им коли плода достойна расплодити. И посылаетъ князь Андрей к брату своему, князю Дмитрию, тайно буквицу малу, в ней же писано бе: «Веси, брате мой възлюбленный, яко отец наш отвръже нас от себе, нъ господь бог, отец небесный, паче възлюби нас и просвети нас святым крещением и дав нам закон свой — ходити по нему и отреши нас от пустошнаго суетиа и от нечистаго сътворениа брашен, мы же ныне, что о том богу въздадим? Нъ подвигнемся, брате, подвигом добрым подвижнику Христу, началнику христианьскому. Пойдем, брате, на помощ великому князю Дмитрию московскому и всему православному христианству. Велика бо туга належыть им от поганых измаилтян, нъ еще и отець нашь и Олег резанскый приложылися безбожным, а гонять православную веру христову. Нам, брате, подобаеть святое писание съвръшити, глаголющее: «Братие, в бедах пособиви бывайте!» Не сумняй же ся, брате, яко отцу противитися нам, яко же евангелист Лука рече усты господа нашего Исуса Христа: «Предани будете родители и братиею и умрътвитеся, имени моего ради. Претръпев же до конца, тъй спасется». Излезем, брате, от подавляющаго сего трьниа и присадимся истинному плодовитому христову винограду, делательному рукою христовою. Ныне убо, брате, подвизаемся не земнаго ради жывота, нъ небесныа почести желающе, юже господь даеть творящим волю его».
Прочет же князь Дмитрей Вольгордовичь писание брата своего старийшаго, нача радоватися и плакати от радости, глаголя: «Владыко господи человеколюбие, дай же рабом твоим хотение съвръшити сим путем подвига сего добраго, яко открыл еси брату моему старейшему добраа!» И рече братню послу: «Рци брату моему, князю Андрею, готов есьми днесь по твоему наказанию, брате и господине. Колико есть въйска моего, то вси вкупе с мною: божиим бо промыслом съвъкуплени належащая ради брани от дунайскых татар. И ныне рци брату моему: слышах убо, яко приидоша ко мне медокормци ис Северы, а кажуть уже великого князя Дмитриа на Дону, ту бо ждати хощеть злых сыроядцев. И нам подобаеть итти к Севере и ту съвокупитися нам. Предлежить бо нам путь на Северу и тем путем утаимъся отца своего да не възбранить нам студно».
По малех же днех снидошася оба брата желанно с всеми силами в Севере и, увидевше, възрадовашяся яко же иногда Иосиф с Беньямином, видевши у себе множество людей, усердно бо и уряднонарочитии ратници. И приспеша борзо на Дон и наехаша великогокнязя Дмитреа Ивановичи московьскаго еще об сю страну Дону, на месте рекомое Березуй и ту съвокупишяся.
Князь же великий Дмитрей з братом своим Владимером възрадовастася радостию великою, яко бо такова милость божиа, яко не удобь бе мощно таковому быти, яко дети отца осставляють и поругатися, яко иногда вълсви Ироду, и приидоша на помощь нашу. И многыми дарми почтив их, и поехаша путем, радующеся и веселящеся о святем дусе, земнаго уже всего отвръгшеся чающе себе бесмертнаго иного пременениа. Рече же к ним князь великий: «Братиа. моа милаа, киа ради потребы приидосте семо?» Они же рекоша: «Господь бог посла нас к тебе на твою помощь». Князь же великий рече: «Въистинну ревнители есте праотца нашего Авраама, яко тъй въскоре Лоту поможе, и еще есте ревнители доблестному великому князю Ярославу, яко тъй отмсти кровь братьа своея».
И въскоре посла весть князь великий к Москве к преосвященному митрополиту Киприану, яко Вольгордовичи князи приидоша к мне с многими силами, а отца своего оставиша. Скоро же вестник прийде к преосвященному митрополиту. Архиепископ же слышав и въстав, помолися глаголя с слезами: «Господи владыко человеколюбие, яко съпротивнии наши ветри на тихость прелагаеши!» И посла в вся съборныа церкви и в обители, повеле сугубо молитву творити день и нощь к вседръжителю богу. И посла в обитель преподобнаго игумена Сергиа, да негли их молитв послушаеть бог. Княгини же великаа Еовдокиа, слышав то великое божие милосердие, и нача сугубы милостыни творити и непрестанно нача ходити в святую церковь молитися день и нощь.