Князь же великий то слышав и прослезися. И рече: «Будет, господине, победа». И рече Волынец: «Не подобает сего, государю, в полцех поведати никому же, но токмо бога молити и святых его призывати».
И рано утре начата на кони своя садитися и повеле всякому крестом огражатися, то бо есть победа на поганых. В ту же нощь нехто муж имянем Фома Хабычеев, разбойник, поставлен сторожем от великого князя на реце на Чюдо на Михайлово крепкою сторожою от поганых. Сего же уверяя бог и откры ему видение в нощь сию. И виде на высоте облак изряден прииде от востока велик зело. И от полудненыя страны приидоша два уноши светлы зело, имуще в руках своих по мечю остру и ркуще полковником татарским: «Кто вы повеле требити отечество наше? Нам дарова господь стрещи его, начнем сещи их, то ни един от них не избысть». И оттоле человек той верен бысть и целомудр. И наутриа поведа великому князю единому. Он же глагола ему: «Не глаголи сего никому же». Сам же востав и воздев руце на небо и нача плакатися и глаголати: «Господи, владико человеколюбие, молитвами святых мученик Бориса и Глеба помози ми, яко Моисею на Амалика и прадеду нашему великому князю Александру на хвалящагося на римского короля Магнуша, и разорив его отечество. Но поели на ны милостью свою и просвети нас благоутробным своим милосердием. Не предай же нас, раб своих, на смех поганым, да не порадуются врази наши и да не ркут в странах своих: «Где есть бог их, на него же уповаша»? Помози, господи, православному христьянству, иже имянуют имя твое святое».
Приспе же праздник сентября 8, начало спасенна нашего, рожеству святей богородицы, свитающу пятку, восходящу солнцу, и бысть утра мгла. И начата стязи христьянстии простиратися и трубы мнози трубити. Уже бо русских князей и воевод и всех удалых людей кони укротеша, глас же трубный кождо под своим знаменем, полци же идоша, елико как кому повелеша по поучению. Часу же второму наставшу, начата трубити ото обоих стран. Татарския же трубы яко онемеша, а русския полки утвердишася. Еще полк с полком не видитца, поне же бо утро велми мгляно. И земля под ними стонет, грозу подает на восток до моря, а на запад [280] до Дуная, поле прегибающеся, кровавыя реки выступающе из мест тех. Великому же князю преседающе на борзый конь и ездящу по полком глаголющу: «Отци и братия мои, господа ради подвизайтеся, святых ради церквей и веры ради христьянския. Сия бо смерть не смерть есть, но живот вечный. Ничто же убо земнаго не помышляйте и не желайте брате земнаго живота, но да венцы увяземся от Христа бога душам нашим».
Утвердив же полки русския, и спиде с того коня на иной конь и совлече с себя приволоку царьскую и в ыную облечеся, той же конь даст под Михаила под Ондреевича под Бренка и ту приволоку на него положи, иже бе любим паче меры, и то знамение повеле под ним возити. И под тем знаменем убиен бысть за великого князя. Князь же великий став и воздев руце свои на небо и вложи в недра своя, выим крест живоносный, на нем же бе воображение страсти господни, в нем же бе древо животное, восплакася горко и рече: «На тебе же надеюся, конечное живоносное древо, крест господень, иже сим образом явися царю Констянтину греческому, и дал еси ему брань сущу на нечестивых и не оскудным образом победи их. И не могуть обрезаннии человеци противу образа твоего стояти. И тако удиви, господи, милость свою на рабе своем». Се же ему глаголющу, в тоже время привезоша ему книги от преподобнаго игумена Сергея, в них же бе написано великому князю и всем русским князем мир и благословение и всему православному войску. Князь же великий от преподобнаго приим писание и прочет и целова посолника его любезно. Тем же писанием, аки бронями некими, вооружився твердо. Еще же даст ему от старца дар посланный, хлебец пречистые богоматери. Князь же великий сьед хлебец святыя троица: «Пресвятая госпоже богородице, помогай нам молитвами твоего игумена Сергея». И. приим конь свой и взем палицу свою железную и подвижеся ис полку вон и восхоте преже сам почати от горести душа за свою обиду. Мнози же князи русския, и воеводы, и богатыри, удержаша его и возбраниша ему: «Не подобает тебе, государю, самому в полку битися. Подобает тебе особе ё полку стояти и нас разсмотрите, то пред кем нам явитися. Егда спасет тебя господь, великого государя, и кому случитца смерть или живот, и ты почему разумеешь, кого как чтити и кого како жаловати. Мы же вси готовы есмя головы своя положити за тебя, за ласкова государя, а тобе подобает память творити и в книгах писати памяти деля русских сынов, иже по нас будут, яко же иногда Леонтей Феодору Тирону память сотворити. Аще ли тебе единаго изгубим, то который успех будет нам. И будем яко стада овчие не имущи пастуха, учнем скитатися по пустыням и пришед волцы расхитят ны, и кто может нас собрати. Тебе же государю подобает спасти себе и нас». Князь же великий прослезився и рече: «Братия моя милая, добры ваши речи и не могу отвещати противу вас, известно бо глаголете, но паче спейте, токмо похваляю вас. Вы бо есте блажении раби, но паче весте и разумейте мучение святаго мученика Арефы, егда мучен бысть царем Амиритским и Дунасом Жидовином, и по многих муках повеле его царь усекнути. И крепцы его воины и доблии воеводы, един пред единым, спешит на преди посечен быти. И единоумно вси главы своя под меч кланяху, видяху конец живота своего. И един некоторый воевода возбрани своему войску и рече: «Ведаете, брате, не аз ли у земнаго царя на пиру преже вас чару приймах. А ныне тако же хощу преже вас христову чашу пити и преже вас умрети и венець от рукы христовы приняти». И приступив воин главу ему отсече и последи 500 воин усечени быша. И ныне, братие, кто есть боле мене в русских сынех, но аз вам глава, а мне бог глава, вся бо от господа благая прияхом, а злых ли не хощем терпети. На мя бо единого вся си воздвигошася и вижу вас побиваемых, а к тему прочее не терплю, да опщую чашу имам с вами пити и общею смертию имам умрети с вами вместе».
Полци же начаша сступатися. А передовой полк ведет Дмитрей Всеволожь, да Володимер брат его. А с правую руку идет Микула Васильевич с Коломенцы и с ыными со многими. Поганий же идут обапол, негде бо им разступитися. Поганых много, а места с них нет. Безбожный же царь выехав с трема с темными князи на место высоко зря человеческаго кровопролития. Уже бо близ себя сходятся. Выеде же печенег ис полку татарского пред всеми, мужеством являяся и хоробруя, подобен есть древнему Голияду. Видев же его Пересвет чернец, любчанин родом, иже бе в полку у Владимера у Всеволожа, и двигся ис полку вон и рече: «Сий человек ищет себе подобна, аз же хощу с ним видетися». И бе на нем шелом архаггелского образа, вооружен бе скимою по повелению игумена Сергея. И рече: «Отци и братия моя, простите мя грешнаго, и брат мои Ослебя моли бога за мя». И напусти на Печенега того и рече: «Игумен Сергей, помози молитвою своею». Он же паки устремися противу ему. Крестьяне же вси воскликнуша: «Господи, помози рабу своему». И ударишася крепко, мало что земля под ними не проторжеся. И спадоша с коней оба на землю и умроша, ни един ни от единаго не отъиде.
И наставшу третьему часу дни. Видев же се князь великий и рече: «Видите, братия, гости наши ближают нас. Водят промежи собою поведеную, весели уже быша, и рече: «Братия, руокия удалцы, время приближися, а час прииде». Удариша же кождо по коню своему и кликнув: «Боже христьянски, помози нам». И ступишася обои вой и крепко бьющеся, не токмо оружием, но и сами о собя избивахуся друг о друга, под конскими ногами умираху, от великие тесноты задыхахуся, яко не мощно бе им вместитися на поле Куликове. Еще бо место тесно межи Доном и Непрядвою. На том бо поле сступишася силнии полци вместо, из них же выступаша кровавы [281] зари, от мечнаго сияниа яко молниа блистают. И бысть троскот от копейнаго ломлениа и от мечнаго сечениа, не мочно бе зрети грознаго часа смертнаго, во един час в мегновении ока от колка тысяч погибает созданиа божия. Воля божиа совершается. Час же 4 и 5 бьются, не ослабеют христьяне. Уже бо 6-му часу наставшу, божиим попущением и грех ради наших, начаша поганий одолевати. Мнози же велможи избиени бысть от поганых, удалыя же витязи яко древо дубравное скланяхуся на землю. Под конские „копыта мнози сынове русския сотрошася. Самого же великого князя уязвиша, он же уклонився от войска и сниде с коня и с побоища, яко не мощно ему битися. Мнози об стязи великого князя подсекоша татарове, но божьею силою не требишася, но паче укрепишася. Се же слышахом от вер наго самовидца глаголюща. Сей же бе от полку князя Володимера Ондреевича, поведа великому князю видение: «В 6 годину дни над вами небо отверсто, из него же изыде багряна заря и над вами ниско дръжашеся, той же облак исполнен рук человеческых. Кояждо рука держаше венцы, ова потыри, ова проповеди пророческия, а из ыныя же, аки нения иныя дарове различныя. Внегда же наставшу 6-му часу, мнози венци испустишася на русския полки». А поганий же от всюду заидоша, оступиша около христьян, зане же оскудеша христьяне, но все поганыя полки.
Князь же Володимер Ондреевич не моги победы терпети и рече Дмитрею Волынцю: «Беда, брате велика, что убо ползует наше стояние, то же на смех будет нам, да кому будет нам помощи». И рече ему Дмитрей: «Беда, княже, велика, не уже година наша пришла, всяк бо начиная без времени беду себе наносит. Мало еще потерпим до времени подобнаго и умолчим, в он же имам дати воздарие врагом нашим. В сии час бога призывайте, осмаго часа ждите, в он же имать быти благодать божия». Воздвиг руце свои на Цебо и рече: «Господи боже отец наших, сотворивый небо и землю, не дай же нас поработити врагом нашим, ни порадоватися врагу диаволу, но мало показни, а много помилуй». Бедно зрети детем боярским своего полку убиваема, плачющуся и непрестанно рвущеся, аки соколи аки званнии на брак сладкаго вина пити. Волынец же возбраняше им глаголя: «Пождите мало еще, есть бо вам с кем утешитися». И приспе же час осмый, абие дух южны потягну звади их. Возопи Волинець гласом великим князю Володимеру: «Час прииде, а время приближися». И паки рече: «Братиа моя и друзи, дерзайте, сила бо святаго духа помогает нам». И единомыслено из дубравы выехаша, яко уношенныя соколы, и ударишася на многи стада гусиныя. И стязи крепко направлены грозным воеводою, бяше же отроци, аки лвом, и ударишася на овчия стада. Поганий же видевше и крикнувше глаголюще: «Увы нам, паки Русь умудриша, унши люди с нами брашася, а доблии все соблюдошася».