В утрий же день повеле князь великий Дмитрей Иванович всем воеводам на поле выихати к Дивичию и всем людем сниматися. Тогда же солнцу въсходящу, и начаша мнози гласы ратных труб гласити, и варганы биют, и мнози стези ревут великого князя наволочени у сада Панфилова. Сынове же рустии наступиша поля Коломенскыя, новгородскиа же полкы особ стояше, яко никому же невместно бо зрети.
Князь же великый Дмитрей Иванович и виихав з братом своим, с князем Володимером, и виде[364] множество людей и възрадовася.
Приихав к полкомъ к новгородцкым и, видев их, подивися им, яко чюдно зрети учрежение их нарочито зело к боеви. Князь же великий уряди коемуждо полку воеводу.
Себе же прием в полк князи белезерские, а брату своему князи ярославские дает. Праву же руку уряди себе брата своего, а левую руку уряди новогородцъких посадников; передовой же полк уряди князя Льва Дружесково, и Дмитрей Всеволож, да Володимер брат его. Коломенъского же полку воевода Микула Василиевич; волрдимерскый же юриевскый воевода Тимофей Волуевич; костромскый же воевода Иван Родивонович; переславский же воевода Андрей Серкизовьскый. У князя Володимера воеводы: Данило Белеутя Костантинович, князь Федор елецкой, князь Юрый мещерской, князь Андрей муромский, и те с всеми своими полки[365] приидоша.
Князь же великий повеле передовым полком Оку реку възытися и заповеда коемуждо полку: «Аще кто пойдет по земли Резаньской, да никъто же ни прикоснися ни единиму власу». И сам князь великый, взем благословение от епископа Еуфимиа коломеньского, и сам перевезеся реку, и ту посла третию сторожу избраных ветезей и повеле видетися с татарьскыми стражами. Посла: Семена Мелика, Игнатиа Креню, Фому Тынину, Петра Горского, Карпа Олексина, Петрушу Чюрикова и иных много с ними видомых. И рече князь великый брату своему князю Володимеру: «Поспешим, брате, противу безбожных сил, николи же не утолим лица своего от бестудиа их. Аще ли смерть прилунится нам[366], то не смерть — живот ны есть!» Иды же путем своим и призываа сродникы своа на помощ, святых мученик Бориса и Глеба.
Слышав то Олег рязаньскый, яко князь великый Дмитрей Иванович въоружися крепко, идет противу безбожнаго царя Мамаа, наипаче въоружен твердою своею верою к богу ото всех и зо вся. И нача Олег от места на место преходити[367] и нача[368] глаголати с единомысльными своими: «Ни гласа, ни речи ничааному делу, но образумети. Но аще бы было мощно послати к многоразумному Ольгирду, противу тако же прилучися, како мыслити? Но заступили пути наша». И рече: «Се уже и не наш. Аз бо по прежнему чаях, яко не подобает рускому князю противу въсточнаго царя стоати. Ныне убо что разумею, откуду ему помощ приидет противу трем нам въоружися?» И отвеща ему ближнии его, ркуще: «Мы слышахом, княже, нам поведали за 8 дний, мы же[369] стыдяся поведати тобе. Кажут, у него в отечестве калугеры игумен, имя ему Сергий, и тот прозорлив вельми. Тот же паче въоружи его, и от своих калугеров дав ему пособпикы. А се, княже, кажут, яко приидоша к нему на помощь новогородцом с многыми силами своими и воинство же их, княже! сказывает, крепко вельми и храбры зело!» Слышав же то Олег, нача наипаче боятися и нача ярытися на бояры свои: «Почто ми есте того не сказали прежде! Бых шед умолил нечестиваго царя, де не что же бы зла не сотворилося. Горе мне, яко изгубих ум свой, но и боле мене разумех Ольгирд литовский, тоже паче мене не разумех. На мне бо паче взыщется: он безаконний гугниваго[370] Петра, аз же истинный закон разумех! Что ради поплъзохся? Того ради о мне рече: «Аще раб съгрешит в законе господина своего, то биен[371]будет много». И ныне убо, что сътворю и къторому слуху разумею? Аще бо дам собе великому князю, то отнуд не приимет мя: весть бо измену мою. Аще бо приложуся к Мамаеви, то поистинне гонитель буду христове вере. Яко Святополка, жива земля пожре мя. И не токмо и княжениа лишен буду, но и живота вечнаго гозну. Аще бо господь по них,[372] никто же[373] на них, еще же и прозорливаго мниха молитва о нем всегда. Аще ли ни единому помощы не доспею, то бо впрок[374] от обоих прожита не могу. Кому же господь поможет, тому же и присягу имею!»
Ольгирд же, по предреченым уроком[375] своим, съвъкупи литвы много и варяг и жемоты и поиде к Мамаю на помощ. Прийде же Ольгирд к Одоеву[376] и, слышав, яко Олег[377] убоявся, и пребысть оттуда недвижим. И нача размышляти суетнаа своа помысли. И виде съвокуплениа своа и розныа советы своа разрушеныа, и нача[378] яритися и глаголати сердитуя: «Елико изыйдет человек от мудрости своея и худо есть в чюжой мудрости пребывати. И николи же бо Литва учима[379]бе Резанью[380], а ныне убо изведе нас ума, а сам наипаче погыбе. Ныне убо пребудем зде, дондеже московскаго победу услышим.
В то же время слышав князь Андрей Ольгирдович полотцкий и брат его, князь Дмитрей Ольгирдович брянскый, яко велико належание великому князю Дмитрею Ивановичу московскому и всему православному христианству от безбожнаго Мамаа. И рече к собе князь Андрей: «Да идем на помощь». Беста бо отцем ненавидими, ноипаче богом любимы, и крещение въсприали от мачехы своея княгины. Беста[381] бо акы некый[382] клас доброплодный трънием подовляем, тако же и сии[383], живуще[384] посреде нечестыа, не бе тогда им плод достоин расплодити[385].
И въскоре князь Андрей посла тайно к брату своему, князю Дмитрею, грамотку малу, а в ней писано сицево: «Веси ли, брате мой възлюбленный, яко отец наш отвръзе нас от себе? Ноипаче отец небесный прием нас и дав нам закон свой ходити по нему и успение нас пустошнаго и суетнаго сътворениа деля. Что въздадим ему противу такового прошениа? Скончаем подвиг, и подвиг убо доброй приспе ко подвижнику христову и начальному христианству: великому князю Дмитрию Ивановичу московъскому велика туга належит от поганых измаилтян, но еще же отец наш поборает им, да еще Олег резанскый приводит их. Нам же пророчьство подобает съвръшити — «братиа в бедах пособии бывайте». И не сумнитеся нам: евангелист Лука рече во евангелии спасителя нашего — «Предани будете родителю братиею на смерть, убыют вы имени моего ради, претръпевый же до конца спасен будет!» Излезем, братие, от подовляющагосего терниа и присадимся[386] истинному и плодовитому винограду— христианьству, делательному рукою христовою. Ныне убо подвигнемся, братие, не земнаго бо ради живота, но небесныа ради почести, яж ю уготова бог творящим волю его!»
И пришедши вестници к князю Дмитрею и вдаша от брата его, ото князя Андреа, посланое. Он же прочте посланное, нача радоватися и плакати от радости и рече: «Владыко человеколюбче, дай же рабом своим съвръшити хотение! И о сем нача подвизатися подвига сего добраго, его же открыл еси брату моему старшому!» Рече вестником: «Сице рцы ми брату моему, князю Андрею: Аз, господине, готов есми с тобою днесь, и по твоему наказанию, господине мой. колико есть войска моего с мною. Божиим бо промыслом, брате, съвъкуплени есми, не того ради, но иныа ради брани належащих мне от дунайских враг. Ныне же, брате, на се бог приспе их видимо. Ныне же приидоша ко мне медокупци ис Северы, а кажут[387], господине, уже великого князя на Дону. Яко пребыть хощет ту и ждать злых сыроядцев. И подобает нам ити на Северу, путь бо нам предлежит на Северу, и тамо съвокупитися нам, ибо отца своего утаимся, да не взъбранит нам студно!»
По малех же днех снидошася желано два брата, яко же иногда Иосифь с Велиамином, лобзашеся любезно. Снидошася с всеми силами. Северяне же видеша и възрадовашася. Князь же Андрей и князь Дмитрей Вольгирдовичи и видеша у себе множество людей сердечно въоружено, яко нарочитый съпротивныи полци. Приспеша же на Дон вборзе, наихаша великого князя Дмитреа Ивановича в сю страну Дону, на месте реченом Березуе, и ту съвъкупишася с великым князем. Князь же великый Дмитрей Иванович и з братом своим, с князем Володимером, възрадовашася радостию ведикою и удивишася силе божией: «Яко не удобно быти таковей помощи господне, господь посла их путем своим, яко дети оставиша отца своего и поругашася ему, яко же иногда волсви Ироду. Вы же приидоша на помощ нашу». И многыми дарми почти их.
По пути же идуща и веселящеся о сем, земное уже все отвръгшеся, чающе себе оноа времени, яко бесмертие в векы. И рече князь великий: «Братиа моа милая, коеа ради потребы приидосте семо? Не господь ли посла вас в путь свой? Воистинну ревнители есте отца нашего Авраама, яко тайно