[388] вскоре[389] Лотове поможе доблественнему, и великому князю Ярославу, яко той отмести обиду брату своему!»
Въскоре же посла вестника ко преосвященному[390] митрополиту Киприану, яко: «Ольгирдовичи князи приидоша ко мне на помощ с многыми силами, а отца своего оставиша». Скоро же вестник прииде к преосвященному митрополиту. Архиепископ же слышав то, став прослезися, и молитву сътвори: «Господи владыко человеколюбие, яко съпротивнии наши ветри на тихость предлагаются!» И посла в соборныа церкви, во обители святыа, повеле молитвы творити день и нощ к вседръжителю богу, но паче же игумена Сергеа в обители святыа Троица, да когда бог послушает сих. Княгиня же великаа Овдотиа слышав то великое божие милосердие и многым убогым милостыню творя и сама непрестанно текуще в церковь божию день и нощ. Се иже оставиша пакы напред възвратися.
Великому же князю бывшу не месте реченом Березуй, яко за двадесят и три поприща до Дону, приспе же 5 день месяца сентебра на память святого пророка Захарии и на память сродника его — убиение великого Глеба Володимерича. И приихаша от стражей его Петр Горской, Карп Олексин и приведоша язык нарочит, яко цар уже на Кузмипе гати. «Не спешит бо того ради: ожидает[391] Ольгирда[392] и Ольга, а твоего събраниа не весть и стретениа твоего не чает. По предписанье книгам ему ольговым по трех же днех имает быти на Дону». Князь же великий спроси о силе. Он же рече: «Не мощно бе изсчезти никому же».
Князь же великый нача думати з братом своим с князем Володимером и с новонареченою братиею, с литовскыми князьми: зде ли лакы пребудем или Дон перевозитися имам? И рекоша же ему Ольгирдовичи[393]: «Аще ли князь великий хощеши крепково воинства, то вели Дон реку возитися, то несть ни единаго помышляющаго въспять. А велице силе его несть веровати, яко не в силе бог — в правде. Ярослав перевезеся реку — Святополка победи, прадед твой, князь великий Александр, Неву реку[394] пришед — короля победи. Тобе же, нарече бог, тако же подобает творити. Аще побием, то вси спасемся, аще умрем, то вси опщую смерть приймем от князей[395] до простых[396] людей. И тобе уже, великому государю, оставити смирение, оже буйными словесы глаголати и теми словесы крепится войско ваше. Мы убо видим, яко множество избраных витязей войску твоего!»
Князь же великий повеле войску своему Дон реку возитися. Воини же ускоряют, яко ближают татарове. Мнози же сынове рустии възрадовашеся радостию великою и зряще своего подвига желаннаго, еже на Руси вжелаше.
За много дни приидоша же на место то мнози волци, воюющи по вся нощи непрестанно, и гроза бе велика. Полком же храбрым сердце утвержающе юноши слышит рускых иже паче укротеша. И мнози ворони необычно събрашася не умолкают грающе, галицы же свою речь говорят. Вороны же играют, яко горам играющым орлы же мнози от усть Дону прилетеша и[397] ту клицаху, ждуще дни грознаго, богом изволенаго, в он же имает пасти множество трупу и человеческаго кровопролитна, яко морскыа воды. От таковаго страху и от великия грозы древо поклонишася и трава постилашеся. И мнози от обоих унывают, видяще смерть пред очима. И начаша же погани студом помрачитися о погибели живота своего, понеже убо умре нечестивый и погыбе память его с шумом; а правовернии же человеци ноипаче просветишася, радующеся и чающе свершенаго обетованиа и прекрасных венцов, и о них поведа преподобный старец Сергий.
Приспе же вестници и поведаша, яко близь есть поганый. Князь же великий повеле воинству вооружитися[398] того дни. Вестници поскоряют, яко ближают уже поганий напрасно зело. И бысть в шестый час дны прибеже Семень Мелик з дружиною своею. По них же пригонишася мнози от татар. Тольми напрасно гнашася, нолны полци видеша великого князя. И възвратишася и поведаша царю, что князи рускыа при Дону ополчишася. Божиим промыслом много людей видеша, с четверицею того сказаша царю множество людей видеша. И он же нечестивый цар разжен диаволом, разумевь свою погыбель, и крикнув гласом напрасно испусти, и рече: «Такова моа сила, аще сего не одолею[399], то како имам възвратитися въсвоаси!» И повеле напрасно въоружитися.
Семен же Мелик[400] поведа великому князю, яко: «Гусинь брод преидоша уже Мамай, едину уже нощь имаете межу събою, на утрей бо имает прейти на Непрядву. Тобе же и подобает великому князю днесь ныне ополчитися, а заутра иже ускорят татарове».
Начен князь великий Дмитрей Иванович и з братом своим, с князем Володимером Андреевичем, и с литовскыми князьми, Андреем и Дмитрием Вольгирдовичи, от шестого часа полци уряживати. Воевода же есть некто, прииде с литовскыми князьми, Дмитрей Боброк, родом Волынскыа земли. Вельми уставиша полци по достоянию — елико где кому подобает стоати. Князь же великий Дмитрей Иванович, поим брата своего князя Володимера и литовскыя князи и вей князи и воеводы, и выихаша на место высоко и видеша образ святый, иже бе суть въображен в христианскых знаменах, акы некыа светильници слънечныа светящеся. И стязи ревут наволочени простирающеся, яко облаци, тихо трепещущи хотят промолвити, и богатыри рускиа, акы живыи пашутся, бывши на[401] плащеницах воображены; и доспехи рускыа, акы вода колыбашеся, и шеломы[402] же на главах их с златом, акы утреняая роса[403] во время ведра стояше; еловци шоломов их, акы пламена пашутъся. Мыслено бо их видети и жалостно зрети таковых рускых князей и удалых детей боярскых събрание и учрежение их таковое. И вой бо, яко едини равни, единодушьно един за единого умрети хотяще и вси единогласно глаголаху: «Боже святый, призри на ны и даруй православному князю нашему победу, яко Костянтину, и покори под нозе его врага[404] Амалика, яко же иногда кроткому Давиду!» И тому же удивишася литовскиа князи, и ркуща в собе: «Никако же таковаго воинства быти ни при нас, ни по нас таковому воинству. Мужеством гедеоновым господь своею силою вооружи их!»
Князь же великий видев полци свои достойно уряжены, и сшед с коня, пад на колени на ковыле[405] зелене прямо к великому полку к черному знамени, на нем же въображен образ владыки спаса нашего Исуса Христа, из глубины сердца нача звати велегласное «О, владыко вседръжителю, виждь смирение наше, виждь смотреливым оком на люди своа, иже твоею десницею сътворени суть и твоею кровию искуплены суть роботы диаволя. Внуши, господи, глас молитвы моеа, обрати лице свое на нечестивыа, иже творят зло рабом твоим. Молю бо образу твоему святому и пречистой твоей матери. И твердому[406] необоримому[407] молитвенику о нас к тобе, рускому святителю Петру[408], на его молитву надеемся, и призываю имя. твое святое!» Князь же великый по молитве вседе на конь свой и нача по полком своим издити и з братом своим, с князем Володимером, и с новонареченою братиею, с литовскыми князьми с Андреем да з Дмитрием со Ольгирдовичи, и сыновьми рускыми князьми и воеводами. Коемуждо полку рече своими устами: «Братиа моа милая, сынове христианьстии от мала и до велика! Нощ приспе, а день, грозный приближися. Всю бо нощ бдитеся и молитеся, мужайтеся и: крепитеся, силен бог в бранех! И зде пребудите койждо на своем, месте — утре бо тако неудобно учредитеся, уже бо гости наши близко на реце[409] на Нейпрядве. Утре бо вам пити поведеныа, ея же, друзи моа, на пути вжелеша. И вы уповайте на господа жива, да мир вам будет, братии, аще на нь ускорят с братию своею!»
Князь же великий Дмитрий посла брата своего, князя Володимера, вверх по Дону, в дуброву зелену, яко утаитися полку его. Вдаст ему витезей много двора своего. Еще отпусти с ним известнаго того воеводу Дмитреа Волинского. Противу живоноснаго тога праздника рожества святыя богородицы, осень же бе тогда долга, и; днем еще летним сияющим и теплота бы и тихость. В нощи той мраци росни явишася. Воистину[410] бо рече: «Нощь несветла неверным, а верным же просвещена есть».
Пришед Дмитрей Волинец, рече великому князю, Володимеру брату, утаився единь в поле: «Выедите ис полку вон, да скажу вам примету свою!» Уже бо нощ глубока и заря потуше. Дмитрей же Волынец всед на конь и поим с собою князи едины суще, и выихаша на поле Куликово[411], и став посреди обоих полков своих и татарскых, и рече Волынец: «Слушайте[412] с страны[413] татарскых полков». Слышав же стук велик и клик труб гласяще, и бысть съзади их волци воюют вельми, по десной их стране орлове кличуще, и бысть трепет птич велик вельми. Противу же им брани, акы горам играющим, по реце же той, по Нейпрядве, гуси и лебеди крилми плещуще, необычно грозу подают. Рече же Волынец великому князю: «Слышите ли, княже, что?» Они же рекуще ему: «Слышахом, гроза велика есть, брате!» И рече Волынец великым князем: «Обратытеся на полны рускыа и слышите, что есть». И бысть тихость велика. И рече Волынец: «Что слышасте, княже?» Они же рекоша ему: «Ничто же, токмо видехом от них от множества огненыа зари снимахуся». И рече Волынец великому князю: «Остани, госпоже княже». И рече Волынец: «Добро знамение есть и призывай бога неоскудною верою!» И рече Волынец: «Еще ми примета есть княже». И снийде с коня и, паде на десное ухо, приниче к земле и лежа на долг час и, въстав, абие пониче. И рече князь великий Дмитрей Иванович: «Что есть, брате?» Он же не хоте ему сказати. Князь же великий понудив его, и он же: «Едина бо есть ти на пользу, а другаа скорбна». Волынец же рече: «Слышах, господине княже, землю надвое плачющеся: едина же ес