да услышит бог их молитвы! Княгиня же великая Евдокия, услышав о том великом божьем милосердии, начала еще больше милостыню раздавать и начала непрестанно ходить в святую церковь молиться день и ночь.
Это же оставим и на первое возвратимся.
Когда великий князь прибыл на место, называемое Березуй, что за двадцать три версты от Дона, тогда наступил пятый день месяца сентября, на память святого пророка Захарии, в тот же день — убиение сродника великого князя, князя Глеба Владимировича. Приехали тогда двое из сторожевых, Петр Горений и Карп Олексин, и привели знатного пленника, из сановников царева двора. Тот пленник поведал: «Уже царь на Кузьмине гати стоит, но не спешит, ожидает Ольгерда литовского и Олега рязанского, а о твоем войске, царь, не знает, не ждет и встречи с тобой, по присланным к нему писаниям Олеговым, а после трех дней будет он на Дону», Князь же великий спросил его о царевой силе. Он же сказал: «Его силы неисчислимое многое множество воинства, никому невозможно нечесть». Князь же великий начал советоваться с братом своим и с новонареченною братьею, с литовскими князьями: «Здесь ли останемся или переправимся через Дон?» И сказали ему Ольгердовичи: «Если хочешь крепкого войска, то повели переправиться через Дон, и да не будет ни у кого ни единого помышления об отступлении. А о великой силе татар не думай, потому что не в силе бог, а в правде: Ярослав перебрался через реку и Святополка победил, прадед твой, великий князь Александр, перешел через Неву реку и короля победил[624], так и тебе, помянув бога, подобает так же делать. И если победим, то все спасемся, если же умрем, то все общую смерть примем, от князей и до простых людей. Тебе же ныне, государю, великому князю, не подобает больше говорить о смерти, а говорить буйными словами и теми словами укреплять войско твое. Мы ведь видим, что в войске твоем многое множество лучших витязей».
Князь же великий велел всему воинству перевозиться через Дон. А в это время вестники торопят, потому что приближаются поганые татары. Многие сыны русские возрадовались радостью великою при виде своего ожидаемого подвига, которого они еще на Руси желали.
В течение же многих дней многие волки прибежали на то место, воют грозно, неустанно, по всем ночам, чуют грозу великую. У храбрых людей в полках сердца укрепляются, а другие люди в полках при такой грозе еще больше смирились, потому что многие войска необычно собрались. Не умолкая говорят галки, своею речью говорят, орлы многие с устья Дона слетелись, летаючи по воздуху, клекчут, и многие звери грозно воют, ожидая того грозного дня, назначенного богом, в который падут трупы человеческие, такое будет кровопролитие, как вода морская. От такого ведь страха и великой грозы деревья преклоняются и трава расстилается.
Многие люди с обеих сторон унывают, видя перед очами смерть. И начали поганые половцы со многим стыдом печалиться о погибели своей жизни, потому что умрет нечестивый и погибнет память его с шумом. А правоверные люди еще больше процветут, радуясь, ожидая исполнения того обетования, прекрасных венцов, о которых поведал великому князю преподобный игумен Сергий.
Вестники же торопят, потому что поганые уже быстро приближаются. В шестой час дня прибежал Семен Мелик с дружиною своею, а за ними гнались многие татары. Так бесстыдно гнались, что и русские полки увидели и возвратились поспешно к царю и поведали ему, что русские князья приготовились к бою у Дона. Божьим промыслом видели татары великое множество приготовившихся людей и поведали царю, что у русских князей вчетверо больше воинства, чем собрано у нас. Он же, нечестивый царь, разъяренный дьяволом на свою гибель, вдруг воскликнул и закричал: «Таковы мои силы.
Если не одолею русских князей, как же в состоянии буду возвратиться во свояси? Срама своего не вытерплю». И велел поганым своим половцам вооружаться.
Семен же Мелик поведал великому князю: «Уже царь Мамай пришел на Гусин брод, одна только ночь разделяет нас, наутро он придет на Непрядву. Следует тебе, государю, великому князю, нынче приготовиться к бою, чтобы не опередили поганые». И начал князь великий Дмитрий Иванович с братом своим, князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями Андреем и Дмитрием Ольгердовичами, расставлять полки до шестого часа. Некий воевода пришел с литовскими князьями, по имени Дмитрий Боброков, родом из Волынской земли[625]; был он видным полководцем, расставил полки по достоинству, как где и кому подобает стоять.
Князь же великий, взяв с собою брата своего, князя Владимира, и литовских князей и всех князей русских и воевод и выехав на высокое место, увидел образы святых, изображенные на христианских знаменах, как некие светильники солнечные, светящиеся в ясную погоду. Знамена золотые шумят, простираются, как облака, тихо трепещут, точно хотят промолвить. Хоругви богатырей русских, как живые, колышатся. Доспехи русских сынов, словно вода, что при ветре колеблется. Шлемы золоченые на их головах, как заря утренняя в ясную погоду, светятся. Еловцы[626] шлемов их, как пламя огненное, развеваются.
Умильно видеть и жалостно смотреть на такое собрание и устройство русского войска. Все ведь единодушны, один за другого, друг за друга хотят умереть, все единогласно говорят: «Боже, взгляни на нас с высоты и даруй православному князю нашему победу, как Константину[627]. Покори под ноги его врагов амалекитян[628], как некогда кроткому Давиду»[629]. Удивились этому литовские князья, говоря себе: «Не было прежде нас, ни при нас, ни после нас не будет так хорошо устроенного воинства. Подобно оно воинству Александра, царя македонского, а мужеством воины подобны Гедеоновым всадникам[630], господь ведь своею силою вооружил их».
Князь же великий, увидев полки овой достойно устроенными, слез со своего коня и пал на колени свои перед черным знамением великого полка, на котором был изображен образ владыки, господа нашего Исуса Христа, и начал взывать из. глубины души громогласно: «О владыко вседержитель! Посмотри благожелательным взглядом на этих людей, которые сотворены твоею десницею и твоею кровью выкуплены из вражеского рабства[631]. Услышь, господи, молитвы наши, обрати лицо свое на нечестивых, творящих злое твоим рабам. И ныне, господи Исусе Христе, молюсь и кланяюсь твоему образу святому и пречистой твоей матери и всем святым, угодившим тебе, и твердому и необоримому заступнику нашему и молебнику о нас, тебе, русскому святителю, новому чудотворцу Петру, на милость которого надеемся, дерзаем призывать и славить святое и великолепное имя твое, отца и сына и святого духа, ныне и присно и во веки ве ков. Аминь». И окончив молитву, сел на своего коня и начал ездить по полкам с князьями и воеводами. Каждому же полку говорил: «Братья мои милые, сыны русские от мала и до велика. Уже, братья, ночь пришла, приблизился день грозный. В эту ночь бодрствуйте и молитесь, мужайтесь и крепитесь, господь с цами, сильный в битвах. Здесь оставайтесь, братья, на местах своих, без. смятения. Каждый из вас пусть ныне приготовится, ведь утром невозможно будет так приготовиться. Гости наши уже приближаются, стоят они на реке Непрядве, у поля Куликова, приготовившись к бою. Утром нам с ними пить общую чашу, между собою поведеную[632], которую вы, друзья мои, еще на Руси желали. Ныне, братья, уповайте на бога живого, мир вам будь о Христе. Уже утром поспешат прийти на нас поганые сыроядцы».
Уже и ночь пришла светоносного праздника рождества святой богородицы[633]. Осень тогда продолжалась, сияла еще светлыми днями. Была в ту ночь теплота великая, и было очень тихо, и появились з заморозки на траве. Поистине ведь сказал пророк: «Ночь не светла для неверных, а для верных просветленная». И сказал Дмитрий Волынец великому князю: «Хочу, государь, в эту ночь испытать свою примету». И когда уже заря померкла, глубокою ночью Дмитрий Волынец, взяв с собою одного великого князя, выехал на поле Куликово, остановился между обоих войск. Повернулся он в сторону татарского войска и слышит стук великий и клич и вопль, точно рынок собирается, точно город строят, точно гром великий гремит. Позади же татарского войска волки воют грозно. На правой стороне от татарского войска вороны каркают. И был птичий гомон великий. А на левой стороне точно горы играют — великая гроза. На реке же Непрядве гуси и лебеди плещут крыльями, возвещая необычную грозу. И сказал князь великий Дмитрию Волынцу: «Слышишь, брат, — гроза великая». И сказал Волынец: «Призывай, князь, бога на помощь». И обратился он в сторону русского войска, и была великая тихость. Волынец же сказал: «Видишь ли что-нибудь, князь?» Он же ответил: «Вижу, как полыхают многие огненные зори». И сказал Волынец: «Радуйся, государь, добрые это предзнаменования, только бога призывай и не оскудевай верою». И вновь сказал: «И другую еще попробую испытать примету». И сошел с коня и приник к земле правым ухом на долгое время. Поднялся и поник головою и вздохнул от сердца. И сказал князь великий: «Что это, брат Дмитрий?» Он же молчал и не хотел сказать ему. Князь же великий много понуждал чпо ответить. Он же сказал: «Одна примета — тебе на пользу, а другая— на скорбь. Слышал я, как земля плакала двумя голосами: одна сторона, как некая жена, горестно плакала о своих детях по-татарски, другая же сторона, как некая девица, возопила плачевным голосом, точно в какую-то свирель, очень жалостно слышать. Я же прежде многожды теми приметами испытывал исход сражений, поэтому и ныне надеюсь на милость божию: молитвою святых страстотерпцев Бориса и Глеба, сродников ваших, и прочих чудотворцев, русских поборников, жду победы над погаными татарами. А твоего христолюбивого воинства много падет, но все-таки будет твоя победа, твоя слава будет». Услышав об этом, князь великий прослезился и сказал: «Для господа бога все возможно, жизнь всех нас в его власти». И сказал Волынец: «Не подобает тебе, государь, говорить об этом в полках, вели только, чтобы каждый воин молился богу и призывал святых его угодников на помощь. А ранним утром вели им садиться на своих коней, каждому воину, и вооружаться крепко и осенять себя крестом: он ведь оружие против врагов; заатра утром они хотят встретиться с нами».